— Но ведь пророчество действительно существует. С этим-то как?
— А вот как. Пророчество пророчеству рознь. Одно можно в рамку на стену, а другое под сукно, до лучших времен. «Жена церкви да не учит!» — говорили святые отцы.
— Но ведь у ранних христиан и женщины служили диаконессами. И первый священнический чин для женщин был заведен.
— От баб зла много. Меня тут журналисты пытали: «Почему пребывание в браке церковь называет святым?» Что им ответить? «Потому что в браке насчитывается много мучеников»? Я им, конечно, сказал, что «честен брак и ложе не скверно», но увольте меня от этих дамочек, в них, как говорится, и Фрейд ногу сломит.
— Да… Сказано старцами, что в конце времен «в церкви будет, как в миру. А в миру, как в аду…» — обронил отец Нектарий.
— Хватит воздыхать, ваше Высокопреподобие, позови-ка лучше Тита, пусть поставит нам самогрей да в пекарню сбегает за свежим калачом.
Отец Нектарий пошел за Титом, а владыка Валерий снова погрузился в чтение Жития.
— Выходит, монастырь стоит на месте языческой кумирни! Здесь сказано о каких-то пещерах, — воскликнул владыка, едва отец Нектарий снова появился в дверях.
— Да, язычники были изгнаны отсюда довольно поздно, и на месте «высоком и красовидном» поселился Досифей. Говорят, что где-то в пещерах Велесова холма мифический разбойник Вольга, от него же и происходит название Волыжин лес, спрятал клад. Как это водится у разбойников, место он позабыл, и река с тех пор зовется Забыть. Река Забыть через систему рек и Нижний Волок соединяет Новгородский север и Киевский юг. Во времена язычества здесь было нечто вроде святилища. Возможно, сюда свозились сокровища. Их даже некоторое время находили в пещерах Велесова холма — оружие, серебряную посуду, украшения. Позднее эти схроны приписали Стеньке Разину. Поговаривали, что он избежал казни и тайно свез сюда свои жигулевские клады. Кстати, этот атаман до последней минуты остался жестоким и нераскаянным язычником, мало того, что он сбросил с крепостной стены самарского архиерея, он даже собственноручно проводил «венчания под деревом» своих казаков. Языческие сокровища внутри гор — не новость. Даже в Сказании об основании Киево-Печерской лавры сказано о Варяжской пещере, полной всяческих богатств. Похоже, язычники вовсе не жаждали лично обладать драгоценными предметами. Они сносили их в пещеры, и тем самым доставляли в Ирий, к предкам, и каждое новое поколение воинов было обязано добывать себе новую славу, она ценилась превыше золота.
— Похоже, и здесь речь идет о некоем кладе… «Злата же и серебра же тамо бесчисленно множество, и лалы и цаты…» — прочитал владыка Валерий.
— Вполне возможно. К тому же наш монастырский холм в народе зовется Велесовым, — напомнил настоятель.
— Скотий бог! — усмехнулся владыка Валерий.
— Не только… Велес, или Волос, был покровителем искусств, обрядового пения и богатства. Его истуканы стояли в Ростове и Новгороде Славянском, в Киеве, внизу на Подоле, и в других торговых городах. Где-то на севере было даже тайное Велесово святилище, но волхвы сумели скрыть его истинное месторасположение. «Рогатому богу» поклонялись и кельтские друиды. Его тайные жрецы все еще кладут ему требы и справляют свои обряды в уединенных местах Бретани. Культ Велеса продержался несколько веков после крещения Руси. Его тайными жрецами оставались скоморохи, недаром они водили с собой ученых медведей. Этот зверь в древности был посвящен Велесу.
— При Досифее тоже жил ручной медведь, — осторожно заметил владыка.
— Многие русские пустынники привечали этого зверя: и Сергий Радонежский, и Серафим Саровский. Удивительно другое: в Сказании написано, что отшельник Досифей «видом был невелик, яко отрочь. Голосом медвян и усладчив…» До самой смерти этот старец-ребенок не открывал лица под низко надвинутым куколем. «Почил же он тихо и мирно под дубом на закате солнца. И бысть ему в ту пору сто двадцать лет». Схоронили его местные крестьяне внутри дубовой колоды, в пещере, вырытой им перед кончиной. Впоследствии гроб оказался под алтарем собора и был заключен в каменный склеп…
— Ну да ладно, пора взяться и за завещание. — Владыка осторожно вынул свиток, писанный на тонко выделанной воловьей шкуре.
Кожаные «лестовки» долгое время были в ходу у старообрядцев. По ним вычитывали молитвы, на них писали духовные завещания, и этот «животный пергамент» был явным свидетельством неподдельной древности завещания Досифея.
Прочитав завещание до конца, владыка Валерий закрыл глаза, пальцы его тряслись.
— Что с вами, Ваше Преосвященство? Вам плохо? — всполошился отец Нектарий.
Пошатнувшись, владыка выронил лестовку на подставку с созвездием горящих свечей. Изъеденный временем пергамент скорчился, пошел скорым тлением.
— Боже Правый! — в отчаянии вскрикнул настоятель. Обжигая руки, он попытался выхватить из огня остатки свитка. Подрясник его задымился, и он все же сумел достать обгорелый лепесток, но в его ладонях пергамент хрустнул от внутреннего жара и рассыпался. На пальцах осталась шелковистая седая пыльца.
— Что вы наделали? Вы сожгли завещание! — Отец Нектарий протянул владыке обожженные ладони.
Держась за стены, владыка едва дошел до кресла.
— Это случайность, — болезненно морщась и растирая сердце, ответил он. — Внезапный приступ… Со мной это бывает. Но я все запомнил и смогу восстановить текст.
— Не всякий текст можно восстановить, и не всякий дано уничтожить… — покачал головой отец Нектарий.
Его всегдашние слезы иссякли. Он был похож на воеводу, готового бросить в бой свой последний полк.
— Выслушайте, владыка. История Свято-Покровской обители насчитывает семь почивших старцев-схимников, начиная со Святого Досифея. Все они были связны единой порукой, и, умирая, старец передавал следующему некий завет. Каждый из старцев сажал на склоне холма кедровое дерево в том месте, которое ему по молитве открывал Господь. Самый первый кедр посадил старец Досифей. Кедры живут тысячу лет, и этот кедр еще жив. Восьмой кедр должен высадить наш схимонах Феодор. В монастырской летописи сохранилось пророчество юродивого Никиты, что восьмой старец снимет печать с кладезя…
«Восьмой, восьмой», — владыка Валерий вспоминал церковную гематрию, науку священных чисел, в которой он был весьма сведущ. — «Восемь — число женское, число самой Богородицы, именно ее восьмиконечная звезда считается символом Руси. По церковному преданию, Мир и Творение переживают свой седьмой день, поэтому число „восемь“ имеет значение будущего века. Восьмиконечная звезда символизирует грядущее царствие Спасителя, Неопалимую Купину и звезду Волхвов, что вела персидских царей к колыбели Христа…»
Владыка не был романтиком, но все же и он верил в счастливые перемены и даже внезапное чудо, когда за седьмым днем недели наступит не новый понедельник (что есть лишь дурная бесконечность), а пробьет воистину новый восьмой день, и мир вступит в пору преображения.
— Так что схимник? — переспросил владыка.
— Старец ушел в затвор после бойни у Белого дома в девяносто третьем и с тех пор не покидает кельи.
— На его месте я поступил бы так же.
— Теперь отец Феодор просит найти молодой кедр!
— Всего-то… А дальше?
— Когда будет высажено последнее восьмое дерево, можно будет прочесть некий знак или слово, а может быть и имя. Наш садовник уже выбрал деревце.
— Это Богованя-то? Странная личность. Таким в монастыре не место, а ты его опекаешь.
— Богованя — здесь уже без малого шестьдесят лет… столько же, сколько и отец Феодор.
— За столько лет постриг принять не удосужился. Ну да ладно… Чего ты хочешь? Угрожаешь ты мне, что ли, этим знаком? С чего это ты вздумал читать мне энциклики? — нахмурился владыка.
Будучи в гневе, он привычно переходил на «ты».
— Госпожа Плотникова…
— Плотникова? При чем тут она?
— …Она получила ваше благословение на вырубку части леса по склону холма, как раз там, где высажены кедры.
— Этот участок нужен для постройки второй очереди завода. Средства от продажи воды пойдут на восстановление епархии, на помощь сиротам и беднякам!
— Владыка, если исчезнет хотя бы одно дерево, то заповедный знак не будет прочитан. Нужно срочно остановить деятельность Плотниковой на землях монастыря.
— Я подумаю над этим, — пообещал владыка.
Тит принес большой электрический самовар и блюдо с золотистыми калачами.
— Надобно подкрепиться, и в путь! — скомандовал владыка.
Отец Нектарий осторожно снял со стола Сион, намереваясь унести его в покои. Внутри серебряной шкатулки предательски звякнул металл.
— Вот как, мы еще не все достали? — Владыка вынул из ковчега большой кованый ключ. — Что это такое?
