Щербинину на этот раз тоже было чем похвалиться — он сумел-таки выследить нашего Квазимодо в шляпе. Правда, насколько я успела заметить, «шляпа» в этот раз не слишком прятался ни от нас, ни от Андрея.
Художник шел за ним по Арбату до меблированных комнат «Столица», где, похоже, наш преследователь и проживает. Записался «шляпа» в меблирашках как Иван Иванович Иванов.
Имя, полагаю, вымышленное, благо в третьеразрядных номерах не проверяют документы постояльцев и можно пустить в ход фантазию. Хотя в имени Иван Иванович Иванов особого взлета фантазии как раз и не наблюдается — можно было бы изобрести что-то более необычное, чем Иван в кубе.
Наши действия на ниве борьбы с тайным злом Щербинин одобрил. Особенно ему понравилась идея внедрить Евгению в контору покойного нотариуса — мало ли какие полезные записи удастся ей там добыть?
— Я уверена, что завещание в пользу Мишеля Хорватова поддельное, в этом практически не остается сомнений. Хорошо бы еще добыть хоть какие-то доказательства, — горький вздох вырвался из моей груди. — Но как это сделать? Мы даже не можем утверждать наверняка, что старика дворецкого сбил на Арбате экипаж, подосланный Мишелем, и именно потому сбил, что несчастный Петр Никодимович позволил себе побеседовать с нами. В полиции такую версию сочтут бредовой…
— Елена Сергеевна, идеальных преступлений не бывает, как утверждают криминальные романы. Ни один преступник, даже самый ловкий, не в состоянии предусмотреть абсолютно все, а уж тем более такой недалекий человек, как Мишель Хорватов. Прости, Маруся, он, конечно, твой родственник, но…
— Не извиняйся, Андрей. Я и сама удивляюсь, что подобный субъект состоит со мной в кровном родстве. Неужели с его убогим умом он самостоятельно придумал и организовал столь изощренное преступление? Ты хорошо его знаешь?
— Как тебе сказать? Я изредка встречался с ним в домах своих друзей, он любит отираться возле людей искусства. И честно говоря, предпочел бы больше не видеть его до тех пор, пока труба архангела Гавриила не призовет нас на последнюю всеобщую вечеринку. Но, к несчастью, с тех пор как он получил крупное наследство, слишком многие считают его желанным гостем в своих домах.
Расстались мы с господином Щербининым далеко за полночь, но после всех пережитых за день треволнений я еще долго не могла уснуть. Наложив на лицо крем, я попросила Шуру заварить мне липового чая и улеглась в постель с криминальным романом Шкляревского. Конечно, стиль его оставлял желать лучшего, но занимательность интриги делала криминальное чтиво незаменимым для отдыха, гораздо более приятным, чем, например, щелканье орешков, портившее зубы и фигуру.
Творчество писателей детективного жанра редко остается в веках, но благодарные современники поглощают его в весьма обильных порциях, прощая авторам погрешности стиля и несообразность сюжета за умение навеять сон упоительный, даже если этот сон окажется кровавым кошмаром…
Кто-то тихонько постучался в дверь моей спальни.
— Антре! — Я с сожалением отложила книгу.
На пороге стояла Маруся в шелковом халатике и с кучей папильоток в волосах.
— Леля, тебе тоже не спится? Можно, я с тобой немного посижу? О, ты читаешь криминальный роман?
— Да. Ничто не поднимает настроение так, как парочка-другая трупов…
— Неужели ты еще испытываешь недостаток в трупах? Уж, казалось бы, чего-чего, а этого нам в последнее время хватает!
— Настоящие, а не литературные трупы — это совсем другое дело. Они не успокаивают, а совсем напротив, дестабилизируют психику…
— Леля, мне так стыдно, что втянула тебя в эту безобразную историю с украденным наследством, убийствами и другими преступлениями. Нашему Клубу обойденных волей-неволей приходится бороться за восстановление своих прав, но ты-то за что страдаешь?
— Маруся, я уже давно сделала разнообразную борьбу смыслом своей жизни. В конце концов, какая разница — бороться за абстрактные права всех женщин мира, вместе взятых, или бороться за имущественные права одной конкретной женщины, узурпированные наглым авантюристом? В такой прикладной борьбе можно получить гораздо более быструю отдачу…
— Леля, ты настоящий ангел.
— Ну, не нужно мне льстить.
— Нет, ангел, ангел!
— Тогда из тех, которых изображают с мечом в руке. Карающий ангел, вставший на защиту обиженных. Ведь и ангелы не всегда безоружны.
— А как ты думаешь, Женя сможет найти в конторе нотариуса копию настоящего завещания?
— Это зависит от многих факторов. Например, был ли нотариус в сговоре со злоумышленниками? Может быть, он своей рукой уничтожил копию настоящего документа и заменил его подделкой. А может быть, даже если и был в сговоре, припрятал подлинное завещание, чтобы держать злоумышленников на крючке и шантажировать при случае. Или при оглашении липового завещания его просто запугали, и он выжидал подходящего момента, чтобы открыть обществу подлинник. Но даже если настоящий документ и хранился в конторе нотариуса, его могли похитить в момент убийства. Ведь не зря же преступники перевернули там все вверх дном. Они что-то искали, и неизвестно — нашли или не нашли. Я четко излагаю?
— Ты длинно излагаешь. И путано.
— Ну, если кратко резюмировать мою мысль — после всего случившегося мы тоже либо найдем настоящее завещание, либо не найдем…
— А не может так получиться, что напавшие на нотариуса Вишнякова бандиты не имеют к нашему делу никакого отношения и искали там что-то свое?
— Для нас это было бы лучшим оборотом событий в данных обстоятельствах, но я уже говорила тебе, что не верю в совпадения. Нападение на нотариуса произошло как раз после того, как мы договорились о встрече с ним. Я боюсь самого страшного — один человек из нашего близкого окружения информирует Хорватова о наших планах. Иначе придется-таки уверовать в роковые совпадения, а никаких оснований для этого я не вижу! Ладно, мы с тобой обо всем подумаем завтра, а сейчас пора спать!
— И бумаги бабушкиной компаньонки тоже посмотрим завтра?
— А как же? Нужно же узнать, из-за чего чуть не погиб старый дворецкий. А теперь иди к себе и ложись отдыхать. Нам нужны силы для борьбы.
Проснулись мы далеко за полдень — прислуге было приказано нас не тревожить, а возможным визитерам предлагалось оставлять письменные сообщения. Утренние газеты к завтраку я попросила не подавать, поэтому обстановка за столом была вызывающе безобидной.
За кофе я решила все же просмотреть записки, оставленные ранними посетителями, и, конечно же, спокойное настроение истаяло, как мартовская лужица под лучами солнца.
Во-первых, Коля и Даня принесли свои отчеты о наблюдении за домом на Поварской и номерами «Дон», из которых следовало, что не только Хорватов снова наведывался в номера, где остановился Десницын, но и сам Соня был вчера на Поварской и мало того что виделся там с Мишелем, но и проходил по улице вместе с ним, болтая по-английски(!). Плохо знавший английский Даня не понял, о чем шла речь, но разобрал слово «money», повторявшееся неоднократно.
Так, раз уж Варсонофий гуляет рука об руку с Хорватовым, беседуя на иностранном языке о деньгах, выводы можно сделать вполне определенные…
Вторым неприятным сюрпризом была записка от самого Варсонофия, этого ядовитого змея, пригретого Марусей и невольно мной:
«Милые дамы!
Уже в четвертый раз меня не принимают в Вашем доме. То я не могу Вас застать, то Вы почивать изволите… Душа моя разрывается от горя! Неужто за какое-то неведомое мне прегрешение Ваши двери и сердца закрылись навсегда для бедного поэта?
P.S. Мария Антоновна, позволю себе присовокупить пару строк, навеянных моим душевным смятением.
Улетаешь ты белою птицей…
Не гони же меня, не кляни!
В моей памяти дивные лица
И те незабвенные дни.
Ваш отвергнутый раб В.Д.».
