Якоб тихо заскрежетал зубами. Наверное, Лехнер был, как всегда, прав. В Малом совете Шонгау заседали шестеро советников, которые вершили судьбу города, среди них трое подчиненных бургомистров и первый бургомистр Маттеус Бюхнер, человек крайне честолюбивый. Все были урожденными патрициями, для которых положение имело большое значение.
«И почти все они в пациентах у Рансмайера, – подумал палач. – Ворон ворону глаз не выклюет».
– С другой стороны, ты мне нужен, палач, – продолжил Лехнер уже не так строго. – Ты умен, ты опытен. А главное, я не знаю, кто занял бы твое место. Но своим пьянством, своей спесью и вспыльчивостью ты сам себе отравляешь жизнь.
– Если вы приглашали на проповедь, то у меня дел полно, – проворчал Куизль.
Лехнер вскинул руку:
– Имей терпение. Я уже нашел решение, такое, чтобы никто не остался внакладе. – Он склонился над документами и принялся их перебирать. – Чтобы успокоить людей и оградить тебя от мести Рансмайера, нам придется отослать тебя на какое-то время.
Куизль даже не моргнул, но внутри у него все закипело.
– Хотите вышвырнуть меня из города? – спросил он тихо.
– Я бы назвал это как-нибудь иначе. – Лехнер только теперь оторвал взгляд от документов и испытующе посмотрел на палача: – Ты будешь сопровождать меня в небольшой поездке. Мы отправляемся в Обераммергау.
– В… Обераммергау? – Якоб в недоумении взглянул на секретаря. – Уж не на «Страсти ли Христовы»?
Лехнер прыснул со смеху, что Куизлю показалось весьма необычным.
– Нет, к сожалению, на это у меня нет времени, – ответил секретарь. – Но мне сообщили, что в Обераммергау произошло ужасное убийство. Человека распяли посреди кладбища. У них уже есть подозреваемый. День или два пыток, и он признается.
– Я отправлюсь палачом в Обераммергау? – переспросил Куизль. – Но разве суд в Мурнау…
– Судья Мурнау, Франц Станислав Греспек, умер в прошлом году, – прервал его Лехнер. – На его место до сих пор никого не назначили, и не исключено, что округ объединят с Шонгау. Все это весьма прискорбно. – Он состроил грустную мину и поиграл пером. – Ну а до тех пор Аммергау находится в ведении Шонгау, хотя аббат в Эттале, возможно, считает иначе. Я уже отправил курьера в Мюнхен за распоряжением. Простая формальность. Курьер как раз подоспеет в Обераммергау к нашему прибытию.
– Постойте!
Куизль усмехнулся и почесал бороду. До него постепенно начало доходить.
– Думаете, если вам удастся разрешить это дело, суд Мурнау отойдет под ваше ведение? – предположил он. – Вы нацелились на пост управителя Мурнау, верно?
Лехнер снова склонился над документами и подписал несколько бумаг.
– Как я уже сказал, ты умен, палач, – сказал он тихо. – Именно поэтому ты нужен мне в Обераммергау, и не только для пыток. Внакладе ты не останешься.
Перо снова заскрипело по бумаге.
– Я и сам терпеть не могу Рансмайера, – продолжил Лехнер так тихо, что Куизль едва мог слышать. – Возможно, мы найдем способ его образумить. Рука руку моет. Но если ты не оправдаешь моих ожиданий…
Секретарь вновь поднял глаза.
– Кстати, как поживает Георг? – спросил он неожиданно.
Куизль почувствовал, как ему стиснуло горло.
– Он… он как раз оканчивает учение и станет хорошим палачом. Я все еще надеюсь, что он вернется в Шонгау и займет мое место.
– Хм, для этого придется получить согласие Совета… И надо было ему покалечить именно Бертхольда! – Лехнер изобразил огорчение. – Бертхольды по-прежнему пользуются влиянием. Честно, не знаю, смогу ли я добиться чего-нибудь… Но нельзя терять надежду, верно?
Довольно долго тишину нарушал лишь скрип пера по бумаге. Наконец секретарь отложил перо в сторону, сплел пальцы и взглянул на Куизля:
– Было так тихо… Ты что-нибудь говорил, палач? Или, может, я?
Якоб помотал головой, изобразив недоумение.
– Я ничего не слышал, ваша милость. Когда отправляемся?
– Завтра, рано утром. Пока аббат не опередил нас и не представил виновного. – Перо снова заскрипело по бумаге. – А теперь оставь меня, палач. У меня еще куча дел.
Куизль кивнул на прощание и вышел из темного кабинета на солнечный свет.
Существовало не так много людей, способных напугать его. Иоганн Лехнер принадлежал к их числу.
* * *
Притаившись за колонной, Барбара смотрела, как прихожане расходились по домам. От злости на глаза наворачивались слезы. А Пауль нетерпеливо тянул ее за руку.
Магдалена отправила Барбару разыскать мальчишку и привести домой. В конце концов Барбара отыскала Пауля в заброшенном саду недалеко от городской стены, где он сидел под липой и вырезал деревянный меч. За таким занятием племянник забывал обо всем на свете, особенно о школе. Играть с другими детьми Пауль тоже не любил – а если такое и случалось, то чаще всего дело заканчивалось дракой, причем его не пугали и более старшие ребята.
На обратном пути Барбара заметила толпу на рыночной площади и поспешила туда с Паулем затем лишь, чтобы увидеть, как богатые горожане во главе с Мельхиором Рансмайером оскорбляют и унижают ее отца. Не желая попадаться на глаза доктору, Барбара спряталась за колонной у церковного портала, к большому недовольству Пауля, который непременно хотел отстоять честь деда своим маленьким мечом.
– Почему эти люди так плохо говорят про дедушку? – спросил он. – И почему мы должны прятаться? Мы же ничего не сделали.
– Потому что потому… – Барбара вздохнула. – Боюсь, тебе этого пока не понять. А теперь помолчи, а то нас кто-нибудь заметит и захочет сорвать злобу.
Некоторые из прихожан вполголоса обсуждали ссору между палачом и доктором. В большинстве своем они были на стороне Рансмайера. Патриции давно требовали более жесткого обхождения с низшими сословиями, поскольку многие видели в них угрозу своим исконным привилегиям.
– Его младшая дочь, эта Барбара, она потаскуха, это всем известно, – заявила супруга Йозефа Зайлера, самого богатого в городе торговца сукном. – Вяжется с кем ни попадя, а если кто обрюхатит, так старшая сестра ее снадобьем поит. Все ж родная кровь – не водица.
Она захихикала, и Барбара едва сдержалась. Больше всего ей хотелось выскочить из-за колонны и выцарапать глаза старой карге. Еще несколько дней назад старуха приходила в цирюльню с гнойным нарывом. Магдалена приготовила ей заживляющую мазь, и эта курица взяла ее без разговоров.
– Смотри у меня, в следующий раз мы подмешаем тебе жостера, – прошептала Барбара и стиснула кулаки. – Или дурмана, ведьма ты старая…
– Где ведьма? – спросил Пауль и перехватил меч. – Если это ведьма, я хочу прикончить ее. А…
– Тсс!
Барбара зажала Паулю рот, мальчик стал отчаянно вырываться. Между тем остальные женщины тоже принялись перемывать кости Куизлям.
– Хорошо, что они отправили маленького Петера в Обераммергау, – проговорила старуха в чепце, почти беззубая. – Он единственный из всех них чего-то стоит. А его брат, этот Пауль, уже сейчас как чудовище. Я сама видела недавно, как он с кровью рвал волосы маленькому Людвигу Хальхуберу. А как-то раз он у нашей соседки кошку…
С Барбары было довольно. Стиснув зубы, она развернулась и потянула за собой Пауля. Девушка знала, что ее младший племянник мог быть настоящим монстром. Но разве у него был выбор? Только потому, что они были внуками палача, им с Петером приходилось терпеть насмешки других детей. Зато ни один из местных мальчишек не мог превзойти Пауля в решимости и отваге.
Барбара завернула в переулок, ведущий к Речным воротам, и тут увидела Рансмайера. Вероятно, он тоже направлялся домой. Но шел почему-то не через Рыночную площадь, а в обход церкви, где находилось старое кладбище. Место, где, по предположению Барбары, доктор был еще прошлой ночью. Что же Рансмайеру там понадобилось?
После недолгих раздумий Барбара приняла решение.
– Вот что, Пауль, – улыбнулась она племяннику, – поиграем в игру. Последим за злым доктором так, чтобы он нас не заметил. Если он нас увидит, мы проиграли. Если нет, получишь дома ломтик лакрицы. Договорились?
Мальчик радостно закивал, и они вместе двинулись вслед за Рансмайером. В это время переулок за церковью был заставлен повозками, которые давали неплохое укрытие. Рансмайер открыл скрипучую калитку, пересек кладбище, загроможденное мешками с известью и прочим строительным материалом, и через заднюю дверь вошел в церковь. Барбара выждала немного, после чего они с Паулем выбрались из-за повозки и прокрались вслед за доктором внутрь.
Сейчас, сразу после мессы, в церкви не было ни души, но ладан по-прежнему дымкой стоял в воздухе и скрывал незавершенную северную часть. Два года назад здесь рухнула колокольня и почти целиком разрушила галерею и ризницу – при этом в церкви находилось больше сотни прихожан. Старую вдову Райхарт задавило обломками, а заваленную дароносицу пришлось откапывать трое суток.
