Молодой человек, которого они знали и которому верили, был мертв, а другой, которого они не знали, исчез, а с ним пропало и все добро Фиц Аллана — столовое серебро, монеты и драгоценности, — предназначавшееся для сундуков императрицы. На такое сокровище всякий мог позариться. Убийце, несомненно, было известно все, что необходимо было знать, чтобы завладеть казной, а кому, как не напарнику убитого, знать об этом лучше других? Конечно, засаду на дороге мог устроить и кто-то другой, однако Торольду Бланду даже в этом не было нужды. Эти двое целый день прятались в амбаре Эдрика. Быть может, Николас Фэнтри покинул его уже мертвым. Он был завернут в плащ, перекинут через седло, и ехать ему пришлось недалеко — до крепостного рва, а дальше, в Уэльс, лошади отправились лишь с одним всадником.
— Да, ведь в тот день еще кое-что случилось, — припомнила Петронилла, когда Кадфаэль уже поднялся, чтобы уходить. — Примерно в два часа, когда люди короля овладели городом и крепостью и опустили подъемный мост, сюда заявился Хью Берингар — он помолвлен с моей девочкой, и ну расспрашивать, где да как ее отыскать... Неужто думаешь, я ему сказала? Конечно, нет — за кого ты меня принимаешь! Я ему наплела с три короба: дескать, ее увезли еще за неделю до падения города, а нам не сказали куда, но я надеюсь, что она уже далеко от Англии. Мы сразу догадались, что он явился к нам с ведома Стефана: иначе навряд ли его пропустили бы так скоро, как бы не так. Он побывал в королевском лагере прежде, чем взялся выискивать мою Годит, и уж ясное дело, делал это не от любви. За нее можно получить немалую награду — она ведь лучшая приманка для своего отца, а может быть, и для Фиц Аллана. Так что держи мою козочку от него подальше. Я слыхала, что сейчас он живет в аббатстве.
— И он побывал здесь в тот самый день? — допытывался озабоченный Кадфаэль. — Да, да, я непременно постараюсь, чтобы она не попалась ему на глаза — это я уже понял. Но скажите, когда он был у вас, не обмолвились ли вы случаем о миссии Фэнтри? Может, его что-то насторожило, он ведь очень шустрый и себе на уме... Нет, нет, прошу прощения, я знаю, что вы зря болтать не станете. Ну что ж, спасибо за помощь. Я дам вам знать, если у меня что путное выйдет.
Монах уже подошел к двери, когда провожавшая его Петронилла с горечью промолвила:
— А он казался таким славным парнишкой, этот Торольд Бланд. И лицо такое обыкновенное — кто бы мог подумать, что он на такое способен...
— Торольд Бланд, — медленно, по слогам выговорила Годит, — это саксонское имя. В северных землях саксов хоть пруд пруди — старинные фамилии, хорошая кровь. Но этого я не знаю, и, по-моему, даже никогда не встречала. А Николас, значит, был с ним в дружеских отношениях? Он вообще-то был человеком общительным, но ведь не дураком же. Наверняка они были сверстниками и неплохо знали друг друга. И все же...
— Да, — отозвался Кадфаэль, — вот именно. И все же... Знаешь, дочурка, я слишком устал сегодня и плохо соображаю, чтобы сейчас ломать над этим голову. Пойду-ка я к повечерию, а там и на боковую, чего и тебе советую. А завтра...
— А завтра, — подхватила девушка, поднявшись, — мы похороним Николаса. Мы вместе. Я знала его и я должна быть там.
— Непременно, милая, — позевывая, согласился Кадфаэль и, обняв ее за плечи, повел в церковь, чтобы конец этого нелегкого и печального дня был отмечен молитвой, полной признательности и надежды.
Николаса Фэнтри с подобающими почестями погребли под каменной плитой в трансепте монастырской церкви, что было исключительной привилегией. Единственный из всех он удостоился отдельной поминальной службы, не говоря уже о том, что его похоронили в самой церкви, а не на церковном дворе. Аббат Хериберт, которого суетные дела мира сего все больше повергали в разочарование и уныние, уделил особое внимание этому убиенному — хотя бы из-за того, что он пал жертвой алчности и злобы, а не братоубийственной войны. Возможно, сколь бы это ни было маловероятно, Николас Фэнтри по прошествии времени сподобится ореола святости. Он принял смерть от руки таинственного убийцы во цвете юности и, судя по всему, был чист сердцем и не ведал зла — как раз из того теста, из какого лепят мучеников.
Элин Сивард была на отпевании и, намеренно или нет, привела с собой Хью Берингара. От его присутствия у Кадфаэля было неспокойно на душе. Правда, молодой человек не предпринимал никаких враждебных действий, да и в поисках своей невесты вроде бы не выказывал особого усердия, если вообще ее искал. Однако в самой его дерзкой, непринужденной осанке, сардоническом изгибе губ и слишком уж ясном взоре, который порой встречался со взглядом Кадфаэля, таилась угроза.
«В чем я не сомневаюсь, — подумал монах, — так это в том, что буду чувствовать себя не в пример счастливее, когда смогу благополучно спровадить отсюда девчушку — покуда же остается только держать ее подальше от тех мест, где он может появиться».
Сады и огороды аббатства лежали в основном поодаль от самой обители, за дорогой, тянувшейся вдоль реки Гайи, а за дальней оконечностью их раскинулось пшеничное поле. Оно располагалось почти напротив замка и совсем неподалеку от королевского лагеря. Во время осады урожай изрядно пострадал, и хотя то, что осталось, уже почти неделю как поспело для жатвы, заниматься этим было слишком опасно. Теперь же, когда все вокруг затихло, следовало поспешить, и всех, кто мог держать серп, отправили на поле, чтобы закончить уборку за один день. За полем находилась вторая монастырская мельница, но и она, из-за той же опасности, была заброшена все лето, а нынче, именно тогда, когда в ней появилась нужда, выяснилось, что она повреждена и нуждается в починке.
— Ты можешь пойти со жнецами, — сказал Кадфаэль Годит, — у меня ладонь чешется — не знаю, к добру ли, нет ли — но только мне бы не хотелось, чтобы сегодня ты целый день просидела за этим забором.
— Пойти без тебя? — удивилась Годит.
— Мне надобно остаться здесь, смотреть в оба да держать ухо востро. Если возникнет хоть малейшая угроза, я примчусь к тебе со всех ног. Но с тобой ничего не случится, ты будешь в безопасности. Ни у кого попросту времени не будет к тебе присматриваться, пока пшеницу не уберут в овины. Но все-таки держись поближе к брату Афанасию: он слеп как крот и уже не отличит быка от коровы. Да смотри, серпом маши поосторожней, а то без ноги останешься!
И Годит с довольным видом пристроилась позади толпы жнецов, радуясь возможности прогуляться. Она ни о чем не тревожилась, полагаясь на Кадфаэля. Есть тут кому о ней беспокоиться, подумал монах, нашелся один старый дурень: точно так же, как раньше старая няня, он трясется над ней, как наседка над единственным цыпленком.
Жнецы вышли из ворот и перешли дорогу, направляясь к реке. Кадфаэль проводил их взглядом и со вздохом облегчения вернулся к своей работе в саду. Однако недолго в этот раз пришлось ему проелозить на коленях, пропалывая грядки: негромкий, спокойный голос, почти такой же тихий, как и шаги, которых Кадфаэль не услышал, произнес:
— Так вот где ты проводишь время в мирных трудах. Приятное разнообразие — не то что собирать урожай мертвых тел.
Кадфаэль закончил пропалывать последний уголок грядки с мятой, и только тогда обернулся к Хью Берингару.
— Приятное разнообразие — верно сказано. Будем надеяться, что с таким урожаем здесь, в Шрусбери, уже покончено.
— А ты все-таки выведал имя этого незнакомца, лишнего покойника, интересно, как это тебе удалось? Вроде бы никто в городе его не знал.
— На всякий вопрос найдется ответ, — промолвил Кадфаэль поучительным тоном, — надо только расспрашивать подольше.
— И всякие поиски приведут к желаемому результату? Ну разумеется, — Берингар улыбнулся, — ты же не сказал, сколько времени на это потребуется. Если человек, дожив до восьмидесяти, заполучит наконец-то то, к чему стремился лет в двадцать, много ли ему с того будет радости?
— А он, может, и забросит поиски задолго до того, как состарится, — с прохладцей отозвался монах, — вот и ответ на твой вопрос. Ты чего-нибудь ищешь в моем саду? Я могу тебе чем-то помочь, или ты просто целебными травами интересуешься?
— Ну нет, — с улыбкой признался Берингар, — пожалуй, простота — это не то, что меня привлекает.
Он сорвал веточку мяты, размял ее между пальцами, поднес к носу и вдохнул ее аромат, а потом прикусил крепкими белыми зубами.
— И что здесь искать такому человеку, как я? Причинять боль мне приходилось, а вот во врачевании я неискусен. Говорят, брат Кадфаэль, что ты немало повидал, прежде чем удалился в монастырь. Ты ведь привык к борьбе — неужто тебе не кажется невыносимо скучно здесь, где у тебя нет врагов?
— Отнюдь, — ответил Кадфаэль, выдергивая стебелек кипрея из пучка чабреца, — что же до врагов, то враг рода человеческого повсюду пролезет, и в обитель, и в церковь, а уж в сад и подавно.
