Ярко нарумяненные девицы с неприлично открытой грудью и в мятых платьях делали ему призывные жесты, какой-то плешивый гугнивец увязался следом с явным желанием обрезать кошелек. Дабы как-то укрыться от все множащихся неблагожелательных взоров, Фолькон юркнул в небольшую харчевню, не успевши даже прочесть ее вывеску, и только внутри понял, как жестоко ошибся.
– Не рано ли столь юному хире посещать непристойные заведения, где с ним может случиться – ах, даже подумать страшно, что может случиться с ним!
Это сказал исполинского телосложения мужчина, нацеживающий пиво из огромной бочки, – вероятно, хозяин харчевни. Еще с десяток не менее подозрительных лиц со смесью любопытства и неприязни взирали на юношу из темных углов, где они играли в карты, кости, камешки, а также пили вино вперемешку с пивом и дешевыми закусками.
– Прошу, не беспокойтесь обо мне, почтенный хире, – сказал Фолькон, осознавая, что самым неудачным образом запутался в плаще и вряд ли в случае нужды сможет быстро вынуть шпагу. Пистолет, что прицеплен к поясу, был также вне пределов досягаемости. Оставалось уповать на бойкий язык и скорое отступление. – Я всего лишь хотел спросить, не знает ли кто-либо из присутствующих хире Альгиуса, прозываемого также Собачьим Мастером и известного толкованием сновидений и иными мудрыми познаниями.
– Уж не должны ли вы ему денег? – спросил бродяга, кромсавший коротким кинжалом полусырой кусок мяса. – Ежели так, я, пожалуй, передам ему их вместе с вашим кошельком!
Остальные захохотали, а юноша пробормотал:
– Увольте, я не хотел бы вас утруждать, тем более хире Альгиус надобен мне совершенно по иному делу – делу чрезвычайной важности.
– Стало быть, хире из Секуративной Палаты? Иначе зачем бы ему добрый Альгиус?
– Верно! Верно! – закричали другие. – Он похож на соглядатая! Давайте посмотрим, чего он стоит, да и утопим его в отхожем месте!
Спиною юноша прижался к двери так, что полосы железа, коим она была окована, впились ему в кожу через платье. Неверною рукою он нашарил-таки пистолет и, уставив его перед собою, воскликнул:
– В того, кто сделает хоть один шаг, я буду стрелять!
– Коли мы бросимся все вместе, ему придется худо, – рассудил давешний бродяга, оставляя свое мясо. Его собутыльник с покрытым страшными язвами лицом возразил:
– Хорошо говорить, кабы знать, что попадет он не в меня.
В пяди от левого уха юноши в дверные доски вонзился нож. Фолькон едва удержался, чтобы не спустить курок.
– Постойте, – сказал, появляясь из-за пивной бочки, еще один пьяница. Длинные волосы не позволяли разглядеть его лица; в руке он имел глиняную кружку, из которой прихлебывал. – Негоже волочь гостя в отхожее место, коли у него, конечно же, нету соответственной нужды. Я – Альгиус, а вот вас, хире, я не имею чести знать и отродясь не видел.
– Но как же? Вы не могли меня не видеть, ибо встречал я вас у хире Бофранка! – смутился юноша, все так же сжимая выставленный перед собою пистолет. – И наш общий знакомый хире Бофранк велел мне отыскать вас, что я, как мне кажется, и сделал…
– Вы отрываете меня от веселой компании, и горе вам, если ваше дело покажется мне неинтересным, – сказал Альгиус и поставил кружку на стол, где ее тотчас подхватила чья-то грязная волосатая рука.
– Если возможно, поговорим снаружи.
Покинув харчевню, которая, к слову, называлась «Пропитый меч», они остановились подле разваленной коновязи, и Фолькон сказал:
– Хире Бофранк велел спросить, знаете ли вы что-нибудь о трех розах, о нетопыре и долгоносике, о Третьей Книге Марцина Фруде и о словах: «А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя».
– Вот так вопрос! – воскликнул Альгиус. – О нетопыре я знаю, к примеру, что добрая дюжина их живет на чердаке моего дома и ночами вылетает оттуда, дабы поохотиться и постращать честной народ…
– Почему-то мне кажется, что хире Бофранк имел в виду не это знание.
– А где он сейчас? Что с ним?
– Отправился в Баранью Бочку. Он стал просто одержим поисками злокозненного упыря, и я ничего не мог поделать, чтобы не допустить его туда, – сознался юноша.
– Хире Бофранк знает, что делает. Я же сказал ему давеча: пусть сам рассудит, что ему несет истолкованный мною сон и как с ним поступать. Отчего-то я не сомневаюсь, что мы еще увидим хире Бофранка, так что не печальтесь, о юноша, имени которого я доселе не ведаю.
– Меня зовут Мальтус Фолькон, и, предвидя обычные дальнейшие вопросы, добавлю, что я и в самом деле сын грейскомиссара Фолькона.
– А кто есть сей? – с удивлением спросил Альгиус. – Господин этот мне незнаком… Ну да господь его хранит, коли он имеет счастье быть вашим отцом. Меня же, как вам известно, звать Альгиус, Альгиус Дивор, а прозвание Собачий Мастер я недолюбливаю по причинам, каковые вам знать не столь уж обязательно.
– Я учту это, – пообещал юноша. – Но что доложить мне хире субкомиссару по возвращении?
– Да ничего не докладывайте, потому как возвращаться вам еще не скоро. Идемте ко мне; там, за вином и мудрыми книгами, мы поищем ответы на принесенные вами вопросы.
Скромное жилище Альгиуса поразило юношу, пестовавшего в себе аскетизм, но проживавшего тем не менее в невольной роскоши. Если комната Бофранка была небогатой в убранстве, но все же обставлена с известным вкусом и аккуратностью, то здесь царили бедность и неряшество: повсюду валялись раскрытые книги, какие-то рукописные свитки весьма древнего вида, детали платья, порой довольно интимные, как то: грязные подвязки и панталоны. Зловоние же крепкого табаку и вовсе заставило юношу закашляться, так что Альгиус поторопился распахнуть окно.
– Садитесь вот сюда, – пригласил он, сбрасывая с табурета кучу рухляди и подвигая его к Фолькону; сам же принялся рыться в стопках книг, довольно небрежно отбрасывая в сторону ненужные и ворча себе под нос:
– Ох уж этот хире Бофранк… Имел спокойное занятие, доход – пусть невеликий, но постоянный, мало ему того, что двух перстов как не бывало…
Наконец он нашел искомое и водрузил на стол несколько томов, пахнувших тленом.
– Не удивлюсь, если таковых книг нету во всей столице, а то и в окрестностях ее, – с гордостью сказал Альгиус. – Вот, кстати: если вам есть нужда возвыситься, можете после меня идти в миссерихордию и назвать им хотя бы один этот трактат – «Листвие». Меня тут же обдерут либо изжарят, вам же будет почет и слава.
– Я не имею подобных намерений! – возмутился юноша.
– То-то и хорошо, что не имеете… – пробормотал Альгиус, листая книгу. – Пустил бы я вас в противном случае?.. Нет, коли меня до сей поры не утащили демоны, что вертятся вокруг в избыточном множестве, то и грейсфрате с его клевретами это не удастся.
– Неужто вы видели демона?! – спросил пораженный Фолькон, забыв о только что нанесенном оскорблении.
– Да и вы их видите; как же не видеть, если они кругом? Помню, знакомый мой, аббат Майентальской обители в Виртембоо, поведал как-то о досаждениях, сделанных как ему самому, так и другим. Демоны, без малейшего уважения к его сану и возрасту, ругали его поганою волосатою мышью; пучили ему живот и бурлили в брюхе; причиняли ему тошноту и головокружение; устраивали, чтобы руки у него затекали так, что он не мог перекреститься; усыпляли его на клиросе и потом храпели, чтобы другие монахи соблазнялись, думая, будто это он храпит.
– Говорили они его голосом, – продолжал Альгиус, листая книгу, – вызывали в горле перхоту и кашель, во рту – слюну и потребность плевать, залезали к нему в постель, закладывали ему рот и нос так, что не вздохнуть, ни выдохнуть, заставляли его мочиться, кусали его в образе блох. Если он, чтобы преодолеть плотское искушение сна, оставлял руки поверх одеяла, демоны сталкивали их под одеяло. Иногда за столом они отнимали у него аппетит, и тогда помогало одно средство – проглотить немного соли, которой демоны, как известно, боятся. Сипота, зубная боль, мокрота в горле, обмолвки в церковном чтении, бред и метания больных, тоскливые мысли и тысячи мелких движений души и тела – все это проявление дьявольского могущества. Вот монах: слушает чтение, а сам треплет в пальцах соломинку, – это дьявольские сети. Все, что мы говорим дурного, – от демонов. Так что бедный аббат признался, что он уже не знает, когда же и что он говорит сам. Ибо демонов в воздухе – что пылинок в солнечном луче; более того, самый воздух есть род дьявольского раствора, в котором утоплен человек. Злые демоны окружают нас со всех сторон, как будто кто в море нырнул и окружен повсюду водой. Ни в какое время и ни в каком месте человек не свободен от них.
Юноша огляделся, однако ни единого демона не узрел, хотя комната и была утоплена в табачном духе и пыли.
– Где же сейчас сей аббат?
– Небось подумали, что его таки умыкнули демоны? Нет-нет, он пребывает в Одервальде и, говорят, весьма далек от излечения. Тем не менее, исходя из познаний и опыта своего, успел он написать книгу под названием «Удивительные способности демонов», выдержавшую уже не одно издание и благословленную епископом. Ах, вот и нашел я, что искал. Как там сказано было? Третья Книга Марцина Фруде? Давно, давно ознакомился я с нею, да и позабыл за ненадобностью… Однако не хотите ли вы вина?
