— Оно понадобится тебе для праздников и церемоний. На нем вышит феникс — герб клана Масамото. — Огорченная отъездом Джека, Хироко прослезилась. — В Киото, под присмотром Масамото-сама, ты будешь в большей безопасности, чем здесь.
— Аригато, Хироко-сан, — ответил Джек, принимая подарок обеими руками и восхищенно его разглядывая. — Какая красота!
К Джеку подъехал плотно сложенный самурай с кустистыми бровями и усищами, которые словно росли прямо из носа. Одет он был в темно-коричневое кимоно и куртку для верховой езды. Когда самурай приблизился, Джек узнал в нем Кума-сана, преданного слугу Масамото.
— Джек-кун! Поедешь со мной, — приказал Кума-сан и похлопал по седлу позади себя.
Заплечный мешок со своими вещами, включая новое кимоно и коробку с бонсаем, Джек уложил в седельную сумку. Кума-сан протянул руку, помогая мальчику сесть на лошадь, и передал ему толстый плащ для защиты от холода.
— Не забывай мыться! — напомнила Хироко, грустно улыбнувшись на прощание.
Лошадь зарысила к голове колонны. В глазах вдруг защипало, и Джек сморгнул горячие слезы. Как жаль уезжать из Тоба! Здесь был его дом с тех пор, как он попал в Японию. И кто знает, удастся ли сюда вернуться.
Джек помахал Хироко, и она поклонилась в ответ.
А где же Акико? Куда она пропала? Надо с ней попрощаться!.. Джек отчаянно завертел головой: с лошади-то теперь не слезешь!
Наконец он заметил девочку в группе верховых самураев: она ехала на белом жеребце — том самом, которого Джек увидел в первое утро пребывания в Японии.
— Акико! — закричал Джек. — А я боялся, что не увижу тебя и не смогу попрощаться.
— Попрощаться? — Акико недоуменно посмотрела на Джека. — Да ведь и я еду в Киото!
— Как? Мы же едем учиться в школе самураев!
— Джек, женщины тоже самураи! — Акико обиженно посмотрела на Джека и пришпорила жеребца, не дожидаясь ответа.
Прозвучала команда «Икинасай!»[37], и колонна всадников тронулась в путь.
Джек заметил, что кто-то бежит рядом с лошадью.
— До свидания, Дзэку Фурэтя! — с восторгом завопил Дзиро.
— До свидания, Дзиро! — помахал в ответ Джек.
Отряд поехал вверх по склону, и мальчонка затерялся в снежных вихрях.
Колонна выехала на вершину холмов над бухтой и, петляя среди рисовых полей, добралась до узкой грунтовой дороги. Перед спуском Джек в последний раз оглянулся на порт Тоба: какой же он маленький и лодочки кажутся лепестками в пруду! Под лучами утреннего солнца красные ворота в бухте ярко горели. А потом все исчезло за склоном холма.
Кума-сан сказал Джеку, что до Киото сорок ри — около ста пятидесяти километров. Отряд будет ехать до обеда, а после обеда нужно успеть добраться до деревни Хисай. Оттуда в Камэяма, где они выйдут на главную дорогу, Токайдо, и свернут в глубь острова, чтобы подойти к Киото со стороны южного берега озера Бива. Путешествие займет три дня.
Дорога казалась пустынной, однако вдоль нее местами кипела жизнь. В прибрежных поселках стояли на приколе лодки, рыбаки чинили сети. Крестьяне на рисовых полях копались в замерзшей земле. На рынке торговали овощами. Полудикие собаки с лаем гнались за колонной. По дороге шагал одинокий торговец с товаром на спине.
Джек заметил, что при приближении Масамото с отрядом крестьяне склоняются в почтительном поклоне и не поднимают головы, пока не пройдет вся колонна.
Когда они остановились на обед в придорожной гостинице, Джек отыскал Акико: она возилась с конем.
— Какой великолепный жеребец, — сказал Джек, все еще смущенный своей бестактностью во время отъезда и не зная, с чего начать разговор.
— Он принадлежал моему отцу, — ответила Акико, не глядя на Джека.
— Твоему отцу? А что с ним случилось?
— Мой отец Датэ Кэнсин был великим воином, но погиб от руки врагов. Ему не позволили совершить сэппуку, а значит, он умер позорной смертью.
— Прости, пожалуйста, я не знал… — Джек запнулся. — А что такое сэппуку?
— Ритуальное самоубийство. Почетная смерть… Ничего, ты меня не обидел. С тех пор прошло много лет. Этот конь и мечи в доме матери — все, что от него осталось.
Джек вспомнил красные с черным мечи, висевшие на стене в столовой. И подумал о единственной вещи, оставшейся от его собственного отца, — кожаной тетради. В глазах Акико Джек увидел ту же самую горечь потери, которую сам испытывал каждый день.
— Все равно извини. — Джеку захотелось утешить девочку. — За сегодняшнее утро тоже. Я тебя расстроил. Откуда же мне было знать, что женщина может быть самураем? В Англии сражаются только мужчины.
— Извинения приняты, Джек. — Акико поклонилась, и ее лицо посветлело. — Порой я забываю, что ты не японец.
— Да как же такое забудешь? Разве у кого-то еще есть светлые волосы и огромный нос? — Джек махнул на толпившихся самураев — черноволосых и с мелкими чертами лица.
Джек и Акико расхохотались.
Один из самураев подошел к ним. Озадаченно посмотрел на смеющихся ребят и вручил им по чашке вареного риса с сушеной рыбой.
Усевшись обедать, Акико сказала:
— Джек, женщины-самураи были всегда. Шестьсот лет назад, во времена войны Гэмпэй, жила Томоэ Годзэн, чьи подвиги прославлены в «Хэйкэ моногатари».
— Хэйкэ чего? — пробормотал Джек с полным ртом.
— «Хэйкэ мо-но-га-та-ри», повесть о борьбе между кланами Тайра и Минамото за власть в Японии. Томоэ Годзэн была верховным военачальником могущественного даймё Минамото Ёсинака. Она участвовала в битвах и сражалась так же искусно и доблестно, как и самураи-мужчины.
— Интересно, — сказал Джек, захватывая палочками очередную порцию копченой рыбы. — И как она выглядела?
— В «Хэйкэ моногатари» говорится, что Томоэ была настоящей красавицей, с белой кожей и длинными волосами. Она прекрасно стреляла из лука, а в бою на мечах стоила тысячи воинов и была готова сразиться хоть с богом, хоть с чертом — хоть пешим, хоть конным.
— Прямо-таки непобедимая воительница!
— Многие самураи убедились в этом на собственной шкуре. Некоторые считали, что она воплощение богини рек и поэтому такая сильная.
Поставив чашку, Акико посмотрела Джеку в глаза:
— Никто не мог сравниться с Томоэ в умении укрощать диких лошадей, а также невредимой спускаться с крутых склонов. Перед началом каждой битвы Ёсинака посылал на разведку именно ее. Томоэ владела мечом и луком и совершила больше подвигов, чем любой другой воин.
Ошеломленный Джек молчал. Акико говорила с такой пылкостью, что за ее словами стояло не просто уважение к Томоэ Годзэн: Акико и сама явно хотела чего-то достигнуть.
— О какой тетради говорил Докуган Рю? — вдруг спросила Акико, понизив голос, чтобы обедавшие поблизости самураи не услышали.
— Н-н-не знаю, — пробормотал Джек, захваченный врасплох прямым вопросом. Он понимал, что такой ответ никуда не годится. С тех пор как Джек решил ничего не говорить о карте, его все время мучила совесть.
— Но ведь Докуган Рю потребовал ее у тебя! Что это?
— Да так, ничего…
— Джек, это «ничего» очень даже чего, если Докуган Рю рискует ради него жизнью… а Тиро из-за этого убили! — Голос Акико зазвенел, и несколько сидевших рядом самураев посмотрели в их сторону. Выдавив беззаботную улыбку, Акико склонила голову, извиняясь за неуместное проявление чувств, и самураи вернулись к еде.
Джек молча смотрел на Акико. Можно ли ей доверять?
Придется. Ведь она его единственный друг.
— Это дневник моего отца, — наконец признался он.
— Дневник?
— Ну, не совсем. Это путеводитель по всем океанам. Тот, кто им владеет, становится хозяином морей, — пояснил Джек. — Эти знания бесценны, и в них моя единственная надежда добраться домой.
— Тогда почему ты не сказал об этом Масамото?
— Потому что отец взял с меня клятву хранить дневник в тайне. Чем больше людей знают о его существовании, тем большая опасность грозит нам всем. Я не знаю, кому доверять.
— Мне можно. Ведь я же промолчала ради тебя — и Ямато тоже. Не волнуйся, я болтать не буду.
— А Ямато? — спросил Джек.
В голове колонны раздалась громкая команда. Самураи торопливо приготовились к выступлению.
— Нам пора, — сказала Акико, не ответив на вопрос.
Подъехал Кума-сан, Акико вскочила на своего жеребца, и Джеку не удалось получить от нее ответ.
Длинной, организованной цепочкой, по двое в ряд, самураи поехали по дороге.
К наступлению темноты они добрались до деревни Хисай.
На следующее утро встали рано и быстро доехали до Камэяма — шумного городка на пути между Эдо и Киото, где отряд наконец вышел на Токайдо.
Большой торговый тракт оказался всего лишь широкой тропой, хотя и с весьма оживленным движением: торговцы, самураи, паломники. Усталые носильщики грелись у костров. Некоторые тащили на спине большие квадратные торбы, прячась от солнца под остроконечными соломенными шляпами. Другие закрывали головы узорчатыми повязками и несли заплечные мешки. Немногочисленные всадники все были самураями. Привыкшего к английским дорогам Джека удивило полное отсутствие телег или каких бы то ни было конных повозок.
