Роберт покачал головой.
— Леди Исабель непременно хотела сама сопровождать нас. Она приехала сюда с мужем, потому что выступает за наш брак, и мы все предполагали, что Генри будет занят семейными переговорами об условиях этого союза.
— Как Генри относился к бракосочетанию? — спросила Элинор.
— Он был не в восторге. Сейчас, когда его подло убили и он не может сам говорить за себя, я бы не стал выдумывать причины.
— Не могу понять, почему это могло его не устраивать. Ведь ты же не собирался поселиться в Лейвенхэме, хотя женитьба на леди Юлиане, конечно, должна была сделать твои встречи с Исабель более частыми. — Все это время Элинор не спускала глаз с лица брата.
Роберт пожал плечами.
— Верно.
— Каковы были обстоятельства этого намечавшегося союза? — спросил Томас. — Может, в них отыщется ключ к причинам его неудовольствия?
— Вопрос брата Томаса не лишен здравого смысла. Роберт, расскажи нам с самого начала, что это были за обстоятельства.
— Когда отец спросил меня о возможности женитьбы на Юлиане, я сказал, что не питаю к ней особых чувств, но уважаю эту леди, а подобный союз между нашими семьями, безусловно, должен считаться удачным. Джордж уверил меня, что и она, и я обретем в этом браке то, что ищем. Хорошо зная нас обоих, он находил, что мы легко поладим и будем по-настоящему счастливы в семейной жизни. Это меня вполне устраивало.
На губах Элинор мелькнула улыбка.
— Как и наш уважаемый отец, ты весьма практичен.
Роберт снова взял ее руку.
— Детьми мы с Юлианой относились друг к другу совсем неплохо. Уж, наверное, между нами было больше взаимопонимания, чем между супругами, которые ничего не знают друг о друге до первой брачной ночи.
— Хорошо сказано, Роберт, — похвалил Томас.
— Вряд ли Генри не устраивало отсутствие между вами страстной любви, — сказала Элинор.
— Ясное дело. Джордж говорил мне, что Генри в принципе был против замужества Юлианы. Он хотел, чтобы она постриглась в монахини.
— Почему? — спросила Элинор. — Он вряд ли бы много выиграл от этого. Как жена своему мужу в миру, так монахиня обязана принести в дар монастырю землю или деньги.
Роберт покачал головой.
— Я не хотел бы говорить о причинах, которые Генри не может ни опровергнуть, ни подтвердить.
— Милый брат, шериф не будет так щепетилен. Лучше я услышу, что об этом думаешь ты, чем слушать домыслы постороннего.
— Возможно, он боялся, что любое замужество отнимет от его наследства большую долю, чем он готов был дать, а монастырь удовольствуется куда меньшей частью, чем любой муж. Возможно, он думал о том, что с замужеством сестры в дом войдет мужчина, который будет часто видеться с леди Исабель и разговаривать с ней, и его терзала ревность от этой мысли. Какое-то время мне казалось более правдоподобным одно, какое-то время — другое, но я не могу сказать, что из двух скорее соответствует истине. Может быть, дело вообще в чем-то еще.
Возможно, этот вопрос лучше отложить до разговора с женой сэра Джеффри, подумала Элинор.
— Честно говоря, судя по тому, что я видела, поведение Исабель не всегда можно назвать образцом скромности и приличия. Она нарочно подбрасывала дров в огонь ревности. За обедом я видела ее руку, Роберт, на твоей ляжке — такое замужняя женщина обычно не позволяет себе в отношении чужого мужчины, если только… — она замолчала, подбирая слова. — Подобное поведение между вами — что, в порядке вещей?
Ее брат вспыхнул.
— Конечно, нет, сестра! Ты права, она любит разводить костер рядом с вязанкой дров. Но единственное, ради чего она это делает, — посмотреть, как обуглятся ветки. Вчера же, честное слово, Исабель так повела себя опрометчиво, но без умысла. Она явно выпила лишнего.
Однако как он бросился ее защищать, заметила Элинор озабоченно. Она искоса взглянула на брата Томаса и увидела, что тот нахмурился. Наверное, и он тоже спрашивает себя, чем вызвана такая поспешность. Она набрала в грудь побольше воздуха и продолжила:
— Да, возможно, но сейчас я должна спросить тебя вот о чем: как вышло, что тебя нашли возле тела Генри с кинжалом в руке, у самой двери в комнату леди Исабель, а она тем временем стояла в двух шагах, и никаких следов мужа поблизости.
— Еще перед обедом у нас с Генри была ссора, которую прекратил наш отец.
Томас кивнул.
— И это тоже произошло на ваших глазах, — взгляд Роберта помрачнел, и монах спросил себя, страх или злоба тому причиной.
— Случайно, милорд, клянусь вам, — поспешил сказать Томас. — Я не шпионил за вами, — счел он нужным добавить вполне миролюбиво.
— Клянусь честью, я благодарен вам за то, что вы там оказались. Возможно, это прибавит моим словам правдоподобия. Тогда, как вы видели, Генри все еще грубо приставал к мачехе. Потом, несмотря на ваше присутствие, брат, мы снова чуть не схватились за оружие. Не знаю, что он делал во дворе в такой поздний час. Я, хоть и повалил сильный снег, как раз думал подбросить сена скотине и поэтому шел обратно к казармам. Наверное, мы с ним за последние дни успели изрядно надоесть друг другу, потому что вчера, стоило нам только увидеть друг друга, как мгновенно вспыхивала ссора. После того, как мы разошлись во второй раз, я был так взволнован, что не мог уснуть.
— Похоже на правду, миледи, — вырвалось у Томаса. Вспомнив рассказ о его собственных ночных блужданиях в неподходящее время, она кивнула.
— Вы правы, мне и в голову не пришло сомневаться. Продолжай.
— Я решил пойти посоветоваться к отцу. Он часто поднимается до петухов, и я подумал, ничто не помешает нам поговорить и о свадьбе, и о неудовольствии Генри, а заодно и о том, как мне наладить отношения с будущим родственником. На лестнице, ведущей к покоям, я услышал приглушенные голоса. Боясь помешать, я остановился. Мне пришло в голову, что это могут быть любовники, которым вряд ли понравится, если об их свидании станет известно. Потом голоса стихли, и, постояв немного, я двинулся дальше. Я дошел до самого верха, так никого не увидев. Неожиданно в кромешной тьме я споткнулся обо что-то и упал. Мои руки нащупали что-то влажное и липкое. Поднявшись, я поднес их к глазам и в лунном свете увидел, что они выпачканы чем-то темным. Когда я принюхался, то по запаху понял, что мои ладони все в крови.
— Вы говорите, светила только луна? Но когда мы с отцом Ансельмом там проходили, свечи хоть тускло, но горели, — уточнил Томас.
— Должно быть, они погасли, прежде, чем я туда пришел. Там было совсем темно, еще и окна из-за снегопада наглухо закрыли ставнями. Поначалу я даже не понял, что наступил на тело Генри, когда упал. В первое мгновение я решил, что это какое-то крупное животное, может быть собака, но очень быстро понял, что очертания соответствуют человеческой фигуре. Тело было еще теплым, только было непонятно, кто это. Я подумал, что, может, двое пьяных солдат по ошибке забрели в наши покои — нет ничего проще, — а потом поссорились и один, ранив другого, сбежал.
— Как ты зажег свечи? — спросила Элинор.
Роберт замялся.
— Когда я встал с пола, то увидел в дверях Исабель. У нее в руке была зажженная свеча, и она дала ее мне. От этой свечи я зажег другие, потом опустился на колени, чтобы рассмотреть лежащего. К моему ужасу, это оказался Генри, а рядом с ним на полу валялся кинжал. Я поднял его. Сам не знаю, зачем я так поступил. Все было словно во сне. Я не мог поверить в то, что у меня перед глазами. Как только я взял в руки кинжал, леди закричала. Бросив взгляд на кровь, которая успела пропитать и мою одежду, когда я упал на тело, я в ужасе замер. Она, должно быть, все еще текла и текла из раны. Следующее, что я услышал, Элинор, был твой голос. Слуги схватили меня. Остальное вы знаете.
— Ты больше никого не видел и ничего не слышал? Звука удаляющихся шагов, например? Мелькнувшего края одежды? — спросила Элинор.
Роберт устало покачал головой. Некоторое время все трое молчали, потом Элинор перевела взгляд с брата на Томаса.
— Вы о чем-то задумались, брат.
— Да, миледи. — Он повернулся к Роберту: — Вы сказали, что никого не видели, но слышали голоса — любовников, как вы решили. В таком случае, у вас были основания подумать, что эти голоса принадлежат мужчине и женщине.
— Я их не узнал и не могу утверждать наверняка, что один из них был женский. Возможно, один из голосов был просто чуть выше. Вот и все. Теперь, когда вы спрашиваете меня, я не могу с уверенностью сказать, что это не были двое мужчин.
Глядя на Роберта, который в это мгновение опустил голову и принялся изучать пол, Томас понял, что тот говорит неправду. Он не был достаточно изощрен во лжи, чтобы обманывать, глядя прямо в глаза.
Снова, в который уже раз, плечи Роберта поникли под грузом усталости и безнадежности.
Элинор наклонилась к брату и обняла его.
