Кононович нахмурился:
– Вы опасаетесь?..
– Опасаюсь. Каторга внимательно следит за администрацией. Писаря все продажны. Телеграфистов тоже можно купить.
Генерал покосился на статского советника. Тот сказал:
– Господин Лыков прав. Я сам напишу и запечатаю письмо Ливину. У нас сегодня шестое июня? Девятого в три часа ночи производим одновременную облаву. Подробную: сравниваем статейные списки, ведомости урочных работ, отчеты по вещевому довольствию…
– И лазарет с околотками, – вставил Алексей.
– Да, и медицинскую часть полностью. Выстраиваем людей – и поименно!
– Только не голосом, – снова вмешался надворный советник. – В темноте обязательно кто-то крикнет «я» дважды. Пусть выходят из строя и встают в шеренгу напротив.
– Разумно! – хором согласились Таскин и Гизберт-Студницкий.
– Вот и договорились, – резюмировал генерал. – Господин Лыков! Я увидел сейчас, что вы человек… не без опыта. И ордена имеете хорошие. Опять же, единственный на Сахалине камер-юнкер, хе-хе! Давайте служить душа в душу. Называйте меня Владимир Осипыч.
– Благодарю. Я, знаете ли, не интриган. Тем более служить мне здесь всего три месяца…
– Вот-вот! Чего нам тут делить? Округ у вас самый лучший на Сахалине. Тепло, рыбы много… ягоды всякой… Одна беда – нет с ним никакой связи, только по морю. Сейчас все силы каторги брошены на проведение дороги из Рыковского в Корсаковск. Дошли пока лишь до Онора. Трудно! Дай Бог сделать хотя бы телеграфную просеку. Под ней пройдет вьючная тропа. А там, глядишь, и колесную дорогу родим… когда-нибудь. Но вы будете начальствовать у себя в округе как полноправный наместник! Поэтому и прошу вас, пока здесь, поработать в канцелярии. Чтобы полнее уяснить свои права и обязанности.
– Слушаюсь, Владимир Осипович. Я понимаю: неопытность может дорого обойтись. А кораблей за советом посылать не напасешься.
– Это верно! – дружно закивали сахалинцы. Обстановка в кабинете наладилась. Хозяева увидели, что столичный ревизор – человек разумный и важничать не собирается. Лыков решил воспользоваться минутой и спросил:
– Господа здешние старожилы! Мучает меня всю дорогу один вопрос. Как, по-вашему, беглые «иваны» попали на Японские острова? Значит ли это, что есть «цепочка»?
– Какая такая цепочка? – не понял Кононович.
– Сейчас поясню. Помните, в восемьдесят третьем году вскрылись большие злоупотребления в Нерчинском каторжном районе? Некий негодяй Свищев по прозвищу Бардадым держал в страхе все Забайкалье. Скупал ворованное золото, похищал и убивал людей… [27]
– Как же! – обрадовался генерал. – Знаменитый случай! Я тогда заведовал Карийской каторгой и все наблюдал вблизи. Из Петербурга приехал необыкновенно ловкий человек с секретным поручением. Причем – не знаю, как этому верить, – но чуть ли не по этапу, под видом арестанта! И переворошил все болото. А Бардадыма того просто шлепнул. Шуму было – до государя дошло!
– Этот человек из Петербурга был я.
– Вы?! – Кононович даже привстал. – Так это были вы… Секретный агент Департамента полиции, «демон»! Ну нет слов! Теперь я… понимаю, за что такие ордена дают в столь молодом возрасте. Знаете, мы тут все опасались…
– Что приедет камер-юнкер и наломает дров?
– Да. Уж вы без обиды…
– Не наломаю, – успокоил генерала Алексей. – А придворное звание мне, кстати, дали именно за тот случай. Но я начал говорить о цепочке. С чего тогда все началось? Департаменту стало известно, что петербургский преступный «король», некто Лобов, создал необычное предприятие. И назвал его «этапная цепочка». В главных пересылках от Москвы до Томска и при всех забайкальских каторжных тюрьмах у Лобова были заведены свои люди. Чаще всего писари в канцелярии. Они могли выправить любые бумаги и сопровождали важных беглецов из Сибири, передавая их с рук на руки. Словно бы по цепочке – отсюда и название. Побег совершался или для нужного человека, или за немалые деньги для любого желающего. Это предприятие мне и пришлось тогда разрушить. Так вот, нет ли у вас здесь сахалинской «цепочки»? Ведь как-то три «ивана» попали в Нагасаки!
Но сахалинцы догадку Лыкова не одобрили. Их соображения совпали с мыслями штабс-капитана Бисиркина. Для найма японской шхуны нужны большие деньги, и не бумажки, а золото. С прошлого года иностранные рыбаки должны платить за лов в сахалинских водах особый сбор – семь с половиной копеек за пуд добычи. Сбор взимается русскими золотыми монетами. Рыбакам приходится обменивать их во Владивостокской конторе государственного банка. Удовольствие это и дорогое, и хлопотное. Чтобы склонить японцев вместо рыбы заняться перевозкой беглых каторжников, нужно сильно переплатить. Где же сидельцы кандального отделения достанут столько благородного металла?
Кроме того, сами пути бегства представляются невозможными. С южного и западного берегов в Японию не переберешься. Мест, где корабль может пристать к берегу, мало, и все они под охраной. Голодный север еще менее вероятен. Остается только восточное побережье. Там теоретически можно встретить японскую шхуну, особенно во время хода рыбы. Но как беглые туда доберутся? Пешком нельзя. Больше шансов доплыть на лодке, по реке. Но даже если беглые выйдут к морю, что дальше? Все побережье населено гиляками, которые тут же поймают каторжан. Или убьют. За представленного беглеца администрация платит инородцам по три рубля за голову. И они охотно пополняют таким способом свой бюджет.
Сахалинские начальники завершили этот анализ следующим выводом: «иваны» могли попасть в Нагасаки только из Владивостока. Сначала они пересекли Татарский пролив, как поступают все. Потом пешком по тайге добрались до города. А там все просто. Во Владивостоке полно притонов, где сфабрикуют любые документы. И денег в долг «ивану» занять не проблема. Попробуй такому откажи!
Лыков обдумал услышанное и нехотя согласился. Уж очень логично. Да и люди опытные, знают, что говорят. Затейливая фантазия сыщика, что бегут прямо с Сахалина, что есть «цепочка», трещала по швам. Практика опровергала теорию. То, что представлялось логичным в столице, здесь, на месте, выглядело нелепо. Причем для всех, кто сведущ. Что ж… Секретная лыковская командировка оказалась бессмысленной. Послужит он тогда до сентября, когда вернется Белый. Снарядит в дорогу Буффаленка, поможет Виктору. И домой! Оно и к лучшему…
До обеда у генерала оставалось еще три часа. Таубе в гарнизоне. Чем себя занять?
Вспомнив о Буффаленке, Алексей решил, не теряя времени, определить его в свой округ. Операция военной разведки держалась в тайне от Кононовича. И хорошо, что так, – учитывая его страсть делиться секретами с окружением. Воспользовавшись беседой, Алексей испросил у генерала право самому отобрать арестантов из нынешнего сплава. А ему сообщить лишь квоту. Владимир Осипович посмеялся («кого получше хотите забрать?»), но согласие дал. И Лыков пошел в канцелярию. Там сыщик взял статейные списки прибывших на «Петербурге» и все три часа их изучал. Из 443 человек его округу доставались 140. Алексей честно забрал себе треть бессрочных, самых опасных. На остальные места назначил арестантов второго и третьего разрядов, исходя из принципа землячества. Человеку на каторге несладко, пусть хоть будет коротать ее в кругу своих. Между прочими Лыков внес в списки и немца Фридриха Гезе.
Закончив дела, он вернулся к генералу. Виктор уже сидел в приемной. Он представился той роте своего батальона, что стояла в Александровске. Познакомился с кадром управления войсками острова Сахалин. И заселился в квартиру. Оказалось, что это целые хоромы из восьми комнат. Одну из них барон отвел для друга и даже послал вестового на пароход за их багажом. Алексей шепотом доложил, как забрал в свой округ Буффаленка.
Ожидая, пока их позовут, Лыков и Таубе подслушали курьезный разговор. Повар спросил у Кононовича, выставлять ли на стол паюсную икру, что привез «Петербург». Генерал вполголоса ответил: нет. Эти только что приплыли, не успели еще соскучиться… оставь нам, сахалинцам.
Обед у начальника острова был сытный и простой. Мяса принесли немного: битки из говядины и суп из гуся. Рыбу представляли камбала и чевица. Лыков отведал экзотики: съел огромного морского рака и трепангу. Кроме хозяина и двух друзей, за стол сели капитан «Петербурга», Гизберт-Студницкий и священник отец Ираклий. Прислуживали два лакея из каторжных. Бенедикт Станиславович, не стесняясь их присутствием, пояснил Алексею, что оба присланы сюда за убийство. Так же, как и повар, сготовивший обед, и кучер, доставивший гостей с пристани. Такая вот сахалинская специфика.
После обеда, простившись с генералом, Лыков отправился заселяться. Дом батальонера стоял по другую сторону от храма. Он поразил сыщика богатством обстановки. Были даже акварий с рыбками и фисгармония. Умеют жить сахалинские командиры! Вещи с парохода уже доставили. Лыков переоделся в переходный костюм и пошел купить бритвенного мыла, а заодно и посмотреть городок. И был неприятно удивлен. Все встречные за двадцать шагов сходили с тротуара и снимали перед сыщиком шапки. Сидевшие на лавочке вставали. Так делали даже те, кто не походил на арестанта. Когда появился какой-то совсем молодой чиновник в фуражке с кокардой, ему оказали такие же почести.
