Когда Варе уже начали мерещиться всякие чудовища, снова вернулась барыня, но теперь уже не одна, а с неизвестным барином. Барыня сказала, что это главный хранитель богини, и только он может провести церемонию выбора новой жрица.
Тут Катеньке стало понятно, что Любчинская не хотела сама пачкать руки, а позвала своего сообщника.
Барин был в странном красном одеянии, как и барыня, он поставил на алтарь статуэтку богини и принялся петь на непонятном языке. Гортанная непривычная песня заворожила Варю, она во все глаза смотрела на статуэтку богини, как ей велели, и девушке казалось, что изображение растет, оживает, начинает двигаться и ласково улыбаться.
Горничная даже не заметила, когда ей к губам поднесли пищу избранных, она лишь ощутила ее сладкий вкус, не переставая смотреть на богиню…
Далее рассказ Вари стал совершенно бессвязным, в ее воспоминаниях реальные события мешались с наркотическим бредом. Она помнила, как чьи-то руки подняли ее и вознесли к небесам, а потом уложили на ложе из облаков, вокруг резвились ангелы, звучала прекрасная музыка, а богиня улыбалась и протягивала руки… Потом Варе показалось, что в ее живот набили раскаленные угли. Жар нарастал, девушка видела, как враг рода человеческого в образе огненного змея терзает ее тело. Она изо всех сил крепилась, пытаясь удержать прекрасные видения и изгнать сатану, искренне веря, что это и есть испытание.
Однако боль была слишком сильна, и постепенно кроме нее ничего не осталось. Варя не выдержала и начала стонать. Сознание временами возвращалось к ней, и она видела, что лежит на грязном полу, потом все снова уплывало и мешалось.
Именно в этот момент Катенька и услыхала ее стоны. Она надеялась, что пришла вовремя и еще можно спасти Варю. К окончанию рассказа горничной подоспел доктор Синицкий, который врачевал Катеньке ее редкие хворости и был преданным и не болтливым человеком.
– Лука Фомич, – кинулась к нему Катенька. – Ради Бога, спасите бедную девушку! Ее отравили!
– Сам вижу, – спокойно ответил Синицкий. – Вы бы ушли отсюда, Катерина Дмитриевна, да прикажите принести таз и теплой воды. Я сделаю все, что смогу.
Катенька беспрекословно исполнила приказание доктора, но успокоиться ни могла. Молодая женщина мерила шагами гостиную, слушая, как из соседней комнаты доносятся стоны Вари и успокаивающий голос доктора. В таком состоянии и застал жену профессор Карозин, возвратившись из университета. Он встревоженно кинулся к ней, так прислуга успела ему доложить, что барыня уезжала, а потом вернулась с какой-то больной девушкой, подле которой сейчас доктор.
Катенька вкратце успела пересказать мужу все печальные новости, совершенно забыв от беспокойства упомянуть о найденном ожерелье.
– Крепись, ангел мой, Лука Фомич очень хороший доктор, он справится. Но их надеждам не суждено было сбыться, через некоторое время Синицкий открыл дверь и печально покачал головой.
– Слишком поздно, Катерина Дмитриевна, она умерла.
– Но как же это? – вскричала Катенька.
– Обыкновенно-с. Большая доза мышьяка в смеси с опиумом. Да еще ко всему прочему девушка давно не ела. Яд моментально начал действовать, а наркотик не дал ей почувствовать боль сразу. Несколько часов назад ее еще можно было спасти, но не теперь.
Катенька заплакала, уткнувшись в лицо мужа, а доктор распорядился, чтобы кто-нибудь сходил за больничной каретой – нужно было забрать тело девушки в морг. Потом он принялся обговаривать с профессором версию случившегося, чтобы не доводить дело до вмешательства полиции, которое никому теперь не было нужным.
Пока больничная карета не прибыла, Катенька отерла слезы и решила в последний раз взглянуть на Варю. Она вошла в комнату, откуда горничная уже убрала все орудия труда доктора Синицкого и таз со рвотой. Варенька лежала на диванчике с совершенно спокойным и отрешенным лицом, смерть даровала ей избавление. Катенька смотрела на нее, едва сдерживая готовые вот-вот снова пролиться слезы. Ей было бесконечно жаль несчастную девушку, которую наивность и доверчивость погубили в столь юном возрасте.
Вдруг Катенька заметила, что из так и не разжавшегося кулачка Вари выглядывает уголок какой-то желтоватой бумаги. Ранее в спешке Катенька не удосужилась обратить внимания на эту мелочь, теперь же она осторожно вытянула бумажку из мертвой руки горничной и увидела, что это был аптечный пакетик, на котором стояла эмблема яда и было написано: «Мышьяк». На обороте пакетика помещалась другая надпись, уже печатная: «Аптека Мульчинского на Сретенке».
Катенька пришла в себя окончательно только к вечеру. Ее безмерно потрясла смерть невинной девушки, и она поклялась себе, что, как бы ни был против Никита Сергеевич, она сама обязательно найдет преступников, несмотря даже на то, что ожерелье генеральши было уже у нее в кармане.
– Боже мой! Ожерелье!
Воскликнув так, Катенька вскочила с постели, куда ее уложил заботливый муж, чтобы она скорее оправилась от потрясения, и метнулась к своему гардеробу, прямо как была, в одной сорочке. К счастью, ожерелье было на месте, хотя Катенька страшно испугалась, что драгоценность могла потеряться в суматохе. Молодая женщина не смогла преодолеть искушения и, подойдя к зеркалу, примерила роскошную драгоценность. Когда она застегивала ожерелье, что-то промелькнуло в ее сознании из того, что говорила генеральша Арина в самую первую встречу. Но углубиться в воспоминания она не успела, в эту самую минуту в спальню вошел профессор Карозин.
– Ты, я вижу, уже пришла в себя, ангел мой, даже к зеркалу тебя потянуло, – ласково улыбнулся он супруге, но вдруг осекся, увидев, что у нее на шее. – Боже! Откуда это?!
Удивление его было так велико, что Катеньке захотелось еще немного продлить миг своего торжества. Она горделиво выпрямилась, высоко вскинув голову, и приняла самую царственную позу.
– Это и есть ожерелье генеральши. Я нашла его в тайнике в том самом доме!
Никита Сергеевич немного пришел себя от удивления.
– Катенька, ангел мой, что же ты мне раньше об этом не сказала?
Радость Катеньки слегка погасла, когда она вспомнила причину своей забывчивости. Но все-таки покойная Варя была для нее чужим, практически незнакомым человеком, поэтому теперь она уже легко смогла взять себя в руки и пересказать мужу историю о тайнике.
Услышав о том, что там хранился запас наркотика, профессор пришел в некоторое возбуждение и сказал, что надо срочно обратиться в полицию, чтобы Любчинскую арестовали. Но Катенька воспротивилась:
– Ничего не получится, Никита Сергеевич!
– Это почему еще?
– Так ведь против нее улик никаких нет!
– Как это нет? Она отравила несчастную горничную, и по ее наущению совершено столько краж!
– Нет, Никитушка. Варя мертва и ничего теперь не скажет, других похищенных вещей в тайнике не было, ожерелье теперь у нас, так что ей будет очень легко отклонить все обвинения.
– Но есть же дворник, который видел ее с иностранцем!
– Никита, ты наивен! Ну, скажи на милость, кому будет больше веры: пропойце-дворнику или известной примадонне с множеством влиятельных покровителей?
– Но ведь ты же сама ее видела в той комнате? – продолжал упорствовать профессор.
– И ты предлагаешь мне рассказывать полицейским, как я лазила в трущобах по окнам подозрительных домов? – с сарказмом осадила мужа Катенька. – Нет уж, благодарю покорно!
Карозин наконец-то понял правоту жены и несостоятельность своих доводов, но это ничуть не испортило ему настроения. Профессор был безумно горд своей женой и радовался, что все-таки выиграл пари. Он хитро взглянул на супругу и спросил ее:
– Катерина Дмитриевна, хорошо ли вы себя чувствуете?
– Вполне, – ответила Катенька, не понимая еще, к чему он клонит.
– Тогда предлагаю вам незамедлительно одеться, чтобы мы с вами могли нанести визит генеральше Арине. Время еще вполне светское. К тому же у меня есть подозрение, что нас приняли бы с распростертыми объятьями, даже если бы мы явились далеко за полночь.
– Сей же час буду готова! – просияла Катенька.
Она поспешила одеваться, кликнув горничную. Но перед этим Катенька сняла ожерелье, чтобы передать его мужу, и все-таки вспомнила, что генеральша говорила ей о сложном клейме на обратной стороне ожерелья. У жены профессора на миг перехватило дыхание, когда она подумала, что ожерелье может оказаться не тем. Но нет, клеймо оказалось на месте, странные символы сплетались причудливым образом, напоминая женщине что-то уже ранее виденное. Но только беспокойство Катеньку не покинуло.
– Никита Сергеевич, а вдруг это не настоящее ожерелье? – обратилась она к мужу.
– Как это? – не понял тот.
– Да обыкновенно же! Подумай сам. Вряд ли Любчинская и ее сообщник и в самом деле столь жестоки, что планировали убить всех одураченных женщин. Скорее всего, они собирались сделать копии драгоценностей и вернуть их несчастным под видом настоящих вещей. Я сомневаюсь, что хоть одна из обманутых девушек настолько хорошо разбиралась в драгоценностях, чтобы сразу заметить подмену. А все это дало бы преступникам время, чтобы спокойно исчезнуть. Например, уехать за границу.
