— Откуда, откуда… Попросил кое-кого проследить, вот и проследили.
Павла Павловича Приезжева они нашли в канцелярии на первом этаже беговой беседки. С помощью Иволгина и Пейча он готовился к завтрашнему заседанию, так называемой, комиссии сорока. Эта комиссия Московского Императорского общества любителей конского бега, в которую входили сорок наиболее уважаемых членов общества, постоянно проживающих в Москве, собиралась каждую субботу, для обсуждения всех текущих дел. Приезжев, Иволгин и Пейч ещё раз просматривали приходно-расходную книгу, счета от подрядчиков и поставщиков и ещё целую кипу каких-то бумаг.
— Посмотрите на это безобразие, — оторвавшись от работы, Приезжев протянул им свежий номер "Современных известий". — Опять.
На третьей полосе было напечатано продолжение фельетона "Кому на бегах жить хорошо?". Прочитав его, Лавровский убедился, что некоторые строчки, несколько, отличаются от тех, что были на украденных им листах. Видимо, по памяти восстанавливали, подумал он. Понятно, почему курьера к графине Оршанской посылать не стали. Но ведь это означает, что автор…
— А мне удалось выяснить, кто скрывается под псевдонимом "Свой человек", — на лице Иволгина сияла радостная улыбка. — Мы с племянником издателя сегодня завтракали в "Эрмитаже". Он случайно проговорился. Это некая госпожа Смородина Мария Васильевна. Она заведует конторой газеты.
Приезжев, которому Аркадий, судя по всему, рассказал о своем открытии раньше, скептически покачал головой:
— Не верю, господа. Право, не верю. Дама, пишущая о бегах, да ещё с такими подробностями…
Лавровский, не понаслышке, знавший о многих тайнах редакционной жизни, возразил:
— В газетах принято, когда материал собирает один, а фельетон пишет совсем другой.
Разумеется, он не стал рассказывать о том, как в мае Николай Иванович Пастухов отправил его к черту на кулички — в Мещеру, что на границе Московской, Рязанской и Владимирской губерний. Надо было набрать побольше разных сведений о разбойнике Ваське Чуркине, роман-фельетон о котором решил написать сам Пастухов.
— Мне удалось у… э… достать две рукописных страницы фельетона. Похоже, что на них правка, внесенная заказчиком. Вот они.
— Великолепно! Это просто великолепно! — Иволгин вскочил с места. Глаза его лихорадочно сверкали. — Сейчас мы попробуем узнать, чья это рука.
— Каким образом? — удивился Малинин.
— Посмотрим прошения о вступлении в общество, формулярные списки членов…
— Это же титанический труд, Аркадий, — вздохнул Приезжев. — До завтра не справимся.
— Ничего страшного, — Иволгин подошел к одному из шкафов, достал толстенную канцелярскую папку и стал перелистывать бумаги, изредка поглядывая на лист, взятый у Лавровского.
Приезжев тихо сказал Алексею:
— Смотрю всегда на Аркадия и восторгаюсь. Какой азарт! Какое трудолюбие! Пожалуй, пора таким старикам, как я, на покой. А дела молодежи передавать…
В это мгновение Иволгин в полголоса чертыхнулся.
— Нашёл, что. Аркадий? — поинтересовался Приезжев.
— Подождите, неужели… Нет, вряд ли, — он взял ещё одну увесистую папку — с формулярами членов общества. Быстро отыскал нужную бумагу. Долго сверял её с листом рукописи:
— Нет никакого сомнения, господа. И там и там очень характерные завитушки в букве "л", и необычное начертание буквы "т"… Это рука Лазаря Соломоновича Полякова.
— Быть того не может, — воскликнул Приезжев. — Чтобы такой уважаемый человек опустился до подобной низости…
— Федор Никифорович Плевако любит повторять, — сказал Малинин, — всегда ищите того, кому это выгодно.
Братья Поляковы были финансистами и предпринимателями, известными на всю Россию. Старший Яков, избрал полем своей деятельности юг страны, где ему принадлежали горнопромышленные предприятия, пароходства и банки. Средний, Самуил, жил в Петербурге и занимался железнодорожным строительством. А младший, Лазарь, обосновался в Первопрестольной. Поэтому его иногда называли "московским Ротшильдом".
Основанный Лазарем Соломоновичем в 1872 году Московский земельный банк выдавал ссуды под залог имений, лесных угодий, городских домов. Если должники оказывались не в состоянии своевременно расплатиться, то все это выставлялось на продажу. И приобреталось, как правило, по самым низким ценам Московским лесопромышленным товариществом или Московским товариществом домовладельцев. Что и не удивительно — эти фирмы принадлежали самому Полякову.
Лазарь Соломонович давно уже стал миллионщиком. Но, как и в молодости, готов был ринуться в любую авантюру, сулившую прибыль. А аренда тотализатора её сулила.
— Конечно, Лазарь Соломонович, после нашего решительного отказа отдать ему тотализатор на откуп, заинтересован в смене беговой администрации, — рассуждал Приезжев. — Но, согласитесь, несколько слов, написанных похожим подчерком, единственное и очень зыбкое доказательство.
— Не единственное. Найдется и ещё кое-что, — возразил Лавровский. — Например, фельетон с правкой привезла в редакцию "Современных известий" графиня Оршанская. А Поляков у неё частый гость.
В это время в канцелярию не вошел, а влетел Александр Васильевич Колюбакин:
— Господа! Срочная телеграмма из Петербурга. Управление государственного коннозаводства снова стало самостоятельным ведомством.
— Слава богу! Больше не придется иметь дело с этими тупыми чинушами из Министерства государственных имуществ, — даже перекрестился Приезжев. — А кто назначен главоуправляющим?
— Илларион Иванович.
— Да второе известие ещё лучше первого! — радостно воскликнул Приезжев.
Радость его была понятна. Ведь граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков сам страстный лошадник.
Притом изо всех лошадей предпочтение отдает рысакам. Его Новотомниковский конный завод давно уже считается одним из лучших в России. Денег на него граф не жалеет. Но прекрасно понимая, что далеко не все богаты, как он, не раз во всеуслышание заявлял, что частному коннозаводству необходима государственная поддержка. Говорил он и о том, что для улучшения породы надо повсеместно создавать государственные и земские заводские конюшни с наилучшими производителями, открывать новые ипподромы. Теперь, заняв должность, почти равную министерской, да ещё с правом личного доклада императору, он получил возможность воплотить все эти планы в жизнь.
— Илларион Иванович завтра приезжает в Москву. Обязательно придет на "комиссию сорока", — вздохнув, продолжал Колюбакин. — А у нас скандал в полном разгаре… Фельетоны эти мерзкие! Да ещё с утра многие, по почте получили тот самый анонимный пасквиль, где нас с Павлом Павловичем и старшими членами грязью облили… Какое мнение сложится у графа о Московском беговом обществе?
— Ничего, ваше превосходительство. Все образуется, — успокоил его Лавровский. — Во-первых, утром я виделся с начальником охранного отделения Скандраковым. Он просил успокоить вас, насчет Терентьева — никакой он не революционер, и скоро, может даже сегодня, будет освобождён. Во-вторых…
— Ну, словно гора с плеч упала! — перебил его, обрадованный Колюбакин. — А то, что это, в самом деле, за вице-президент, у которого на собственной конюшне бомбисты завелись… А с клеветником, как поступим? Я о князе Оболенском.
— В отношении Дмитрия Дмитриевича никаких доказательств у нас по-прежнему нет. Во-вторых…
— Ну и черт с ним, — снова не дослушал Колюбакин. — Я с князем после той истории с "Ограбленным Полотёром" все равно не раскланиваюсь…
— Александр Васильевич, — не выдержал Приезжев. — Дайте, в конце концов, человеку возможность договорить!
— Все, Павлуша, молчу.
Алексей рассказал, что скандалы с наездниками Чебуроком и Ивановым были подстроены, о страннице из земли египетской, которая оказалась графиней Оршанской, о её подозрительных визитах на конюшни, постоянных встречах с Поляковым и, конечно, о фельетоне с правкой банкира, принесенным ею в редакцию "Современных известий".
Узнав все новости, Александр Васильевич пришел в прекрасное расположение духа:
— Да все намного лучше, чем я предполагал! А мы с тобой Аркадий вчера моё прошение об отставке сочинять уже начали. Так ты порви его.
— Непременно, дядюшка, — пообещал Иволгин.
— А на счет убийцы, которого нашёл господин Карасёв, вы нас не просветите? — задал вопрос Пейч.
Лавровский насторожился:
— От кого вы об этом слышали?
— От Павла Павловича.
— Да нам всем на утренней проездке Феодосиев рассказывал, — объяснил Приезжев, поймав на себе вопросительный взгляд Алексея. — Говорил, что от вас самого и слышал.
Алексей украдкой вздохнул. Получалось, что хитрость задуманная Карасёвым сработала только наполовину. Американец к нему пришёл, а вот кто его направил, выяснить так, и не удалось.
