– Да! Это надо признать…
– И все просто. Вам, пожалуй, не отвертеться, если бы не мы. Только мы – я, Савчук и Пискарь, да еще трое молодцов – в царство пробрались и спрятались там. Когда Юрьевский вас в жертву начал приносить, мы тут как тут. Стоп, дескать, машина, задний ход!
– Но что я перенес, что перенес!
– Зато интересно было.
– Да, я, привыкнув к обстановке, испытывал больше любопытства, чем страха.
– Вот то-то и оно! В наш серенький век подобные встряски не лишни.
– Только не дай Бог никому оказаться на моем месте!
– Конечно! Поди, ножа-то здорово испугались?
– Да. Но вот что, Мефодий Кириллович, вы должны разъяснить мне. Я дважды в этом, как вы называете, царстве видел Веру.
– И я тоже, – невозмутимо ответил Кобылкин.
– Мало того, что видел, я слышал ее голос.
– И я тоже. Только Вера Петровна была не живая, а кукла.
– Но этого не может быть! Ведь голос…
– Что же из того? Вы музыку, пение слышали еще?
– Слышал… Это что же было?
– Эдиссоновы штучки! Фонографчики, граммофончики, только хорошие, а не такая дрянь, какую теперь продают… Поняли?
– Но ведь это и в самом деле – сказки Шехерезады!
– Верно! Чего на свете не бывает! Подробно при понятых все обозревали, не один я. Хотите, протокол осмотра покажу? И куклу, и инструменты могу показать, как вещественные доказательства, они были арестованы, только ничего не понадобилось. Жрец-то, то есть Иван Афанасьевич Юрьевский, отбился от нас, вырвался да перстенек – помните? – с драгоценным ядом, что ему с Гардиным службу сослужил, ко рту. Отнять не успели: ну, понятно, окочурился. Вся эта история закончилась без огласки, единственного виновника решено было схоронить тайно. Только «дело» о нем есть. Да и потом, мы подумали, что завещание покойного, если его объявить сумасшедшим, будет оспорено, а в нем много доброго. Вот вам и все. Можете совершенно спокойно бракосочетаться, теперь вашему счастью никто не помешает.
Николай Васильевич внимательно посмотрел на Кобылкина. Перед ним был обыкновенный человек с добродушным, немолодым лицом, на котором и особого ума не отражалось.
– Как мне благодарить вас, Мефодий Кириллович, – тихо произнес Твердов, – не знаю.
– Не стоит никакой благодарности, – ответил тот, – так сказать, все это по обязанности службы. Жалованьишко – хе-хе-хе – за это получаем. Благодарить не благодарите, не ругайте только, а то ведь нашу профессию многие любят бранить. Очень рад, что смог удовлетворить ваше вполне понятное любопытство.
Кобылкин встал. Твердов понял, что беседа закончена.
– Я надеюсь, что вы будете на нашей свадьбе? – сказал он.
– Нет, зачем же! Теперь, думаю, все благополучно будет, так что мое присутствие представляется совершенно излишним.
– А я очень прошу вас об этом. Ведь и Вера, и я многим обязаны вам. Я прошу!
– Хорошо-с. Посмотрим, – без прежней приветливости ответил Кобылкин, стоя перед Твердовым в выжидательной позе.
– У меня есть еще одна просьба, – сказал Твердов.
– Готов служить, чем могу, – последовал ответ.
– Мне хотелось бы поблагодарить этих добрых, самоотверженных людей: Савчука и Пискаря.
– Увы-с! Они заняты поручениями, и их теперь здесь нет. Имею честь кланяться!
Твердов вышел несколько обиженный таким окончанием их долгого разговора. Но, поразмыслив, понял, что для Кобылкина, Савчука и Пискаря он и окружавшие его были, в сущности, чужими людьми. Когда потребовалось, они заботились о нем больше, чем о себе, даже жертвовали собой, когда же опасность миновала, и все обязанности были выполнены, с ними вместе кончились и личные отношения.
Впрочем, Кобылкин не выдержал своей строго официальной роли. Он не был на свадьбе Николая Васильевича и Веры, но зато их первенец зовет его крестным папой, а дочка – крестница Василия Андреевича Савчука. Теперь Николай Васильевич ждет появления нового жителя нашей планеты, и уговорил Александра Константиновича Пискаря стать его кумом. Это единственное, чем он смог отблагодарить самоотверженных людей, которым был обязан своей жизнью и счастьем.
Александр Иванович Красницкий (1866-1917) родился в Москве, в семье художника и фотографа памятников древности И. Я. Красницкого. Учился в гимназии, но не окончил ее: отец разорился и не мог вносить плату за обучение сына.
Опубликовав в 1883 году первую заметку в «Петербургской газете», Красницкий вскоре стал профессиональным журналистом. Из-под его пера выходят статьи, репортажи, фельетоны, стихи и рассказы. Он печатается в газетах «Новости», «Минута», «Петербургский листок». В журналах фирм А. А. Каспари «Родина», в котором с 1894 года Александр Иванович служит редактором, «Всемирная новь», «Живописное обозрение всего мира» и П. П. Сойкина «Природа и люди», «Русский паломник» им опубликовано около 100 романов, многочисленные рассказы, стихи под псевдонимами А. И. Лавинцев, А. И. Лавров, Тр. Поярков, С. Румянцев и др. Предпочтение отдавалось авантюрно-приключенческим романам – историческим («В тумане тысячелетия», «Гроза Византии», «Царица-полячка», «Оберегатель») и уголовным («Столичные тайны», «Роковые миллионы», «Принцесса-бродяжка», «Маньчжурское золото», «Дочь Рагуила», «Воскресшая душа», «Под волнами Иматры», «Царица хунхузов»), а также повестям для юношества («Маленький Геркулес», «Русский чудо-вождь граф Суворов-Рымникский»). Произведения А. И. Красницкого пользовались успехом.
В нашем издании творчество этого писателя представлено тремя уголовными романами: «Дочь Рагуила», «Воскресшая душа» и «Принцесса-бродяжка». В них есть все, что может увлечь читателя: интересный материал, острый сюжет, яркие герои и легкий слог.
[1] Дочь Рагуила встречается в «Книге Товита».
Эта книга не фигурирует в еврейской Библии, ее нет в протестантских изданиях, она включена в католическую Библию, а в православной значится как неканоническая. Книга написана около 200 г. до нашей эры. В Книге Товита излагается история семьи, попавшей в ассирийский плен из северной страны, то есть Израиля. Автор не стремился точно передать историю, содержание книги имеет религиозную и нравственную направленность: она призвана заставить читателя подавать милостыню, хоронить умерших и вести нравственную семейную жизнь.
Товит являлся благочестивым мужем, был взят в плен в ассирийский город Ниневию во дни правления царя Енемессара. Он не поклонялся идолам, чтил истинного Бога, раздавал обильную милостыню и тайно от царя хоронил казненных соплеменников, за что навлек на себя гнев царя, и имущество его было разграблено. Несчастный случай привел Товита к потере зрения. Но во всех своих бедах Товит не переставал возносить молитвы к Богу. Оставшись в нищете и беспомощности, Товит вспомнил, что его друг в Мидии должен ему десять талантов серебра, и послал своего сына Товию за этим долгом.
В это время в Мидии страдала девица по имени Сарра от злого духа Асмодея. Семь раз она пыталась выйти замуж, но всегда, как только оставалась одна со своим женихом, так появлялся злой дух Асмодей и душил его. И Сарра молила Бога о помощи.
И Бог послал Своего Архангела Рафаила сопровождать Товию в пути под видом человека по имени Азария, чтобы «исцелить слепоту Товита и Сарру, дочь Рагуилову, дать в жены Товии, связав Асмодея, злого духа».
В пути Товия с Рафаилом остановились на берегу Тигра, где архангел Рафаил повелел поймать чудесную рыбу и взять у нее сердцде, печень и желчь.
Прибыв в Мидию, Архангел Рафаил открыл Товии, что страдает девица Сарра, дочь Рагуила.
Архангел Рафаил посоветовал Товии посетить Рагуила и посвататься к его дочери, но войдя к ней в брачную ночь, окурить все дымом от сердца и печени чудесной рыбы. Тогда злой дух будет навеки изгнан. Товия поступил, как сказал ему архангел, и стал мужем Сарры. По совету архангела Товия окурил спальню Сарры и изгнал злого духа в Землю Египетскую, где Рафаил связал его. По возвращении домой Товия по совету архангела помазал глаза Товита желчью чудесной рыбы, и отец прозрел. Так Бог, посредством Своего архангела вознаградил благочестивого Товита, помог Сарре и Товии.
«Книга Товита» не оригинальна. Известен ее древний источник, содержащий мифическое повествование о благодарности умершего, найденного у дороги и захороненного юношей. Позднее у этого юноши появился спутник, помогший ему жениться на дочери богача, мужья которой умирали в первую брачную ночь. Он уничтожил гнездо ядовитых змей, находящееся в женщине, а затем объявил, что он тот самый умерший, которого юноша не оставил у дороги незахороненным.