Сие, однако, ни к чему не привело, поскольку дородный хозяин был более озабочен тем, чтобы не пролить эль, и, казалось, не мог припомнить своего прежнего постояльца.
– Это самая оживленная таверна на пути между Эксетером и Бридпортом. Я не помню и четверти народу, что здесь бывает, – убежденно ответил он.
– Даже человека с сарацинским мечом в изогнутых ножнах? У него еще была серая лошадь в яблоках с черным пятном на глазу.
Хозяин на мгновение задумался, придерживая бочонок на подставке. Затем он покачал головой.
– Нет, раньше тут много такого народу бывало, с мечами и лошадьми, но чтобы недавно – не припомню. Ты лучше конюхов расспроси, они чаще видят постояльцев и лошадей их тоже.
Томасу пришлось удовлетвориться таким ответом. Вздыхая и противясь сильному желанию разозлиться, он направился к двери и остановился на пороге. Тьма на дворе стояла кромешная, и, несмотря на отсутствие церковных колоколов, отбивавших время, он догадался, что оставалось всего несколько часов до полуночи. Когда глаза Томаса привыкли к темноте, он разглядел мерцающий свет за правым углом строения, видимо, от смоляных факелов, освещавших стойла. Он решил последовать совету хозяина таверны и направился в сторону конюшни.
Более опытный человек поостерегся бы разгуливать в одиночку в окрестностях проезжего тракта посреди ночи, но годы затворничества в монастырских кельях не подготовили Томаса к опасностям подобного рода. Стоило ему завернуть за угол, как неведомо откуда появившаяся рука схватила его за горло. Одновременно на его живот обрушился удар такой силы, что большая часть выпитого сидра и съеденного ужина выплеснулась изо рта, будто выпущенная из лука стрела. Задыхаясь и оцепенев от ужаса и боли, писарь все же понял по разразившимся вслед за этим проклятиям, что содержимое его желудка угодило прямо в лицо одному из нападавших, но торжество его долго не продлилось.
– Ах ты, грязная скотина, – по-английски прорычал разбойник, и возмездие быстро настигло Томаса в виде удара в лицо, расплющившего губу и заставившего кровь фонтаном хлынуть из носа, как эль из бочонка хозяина таверны.
Оглушенный и уверенный в близости конца, он почувствовал, что сползает на землю, однако наполовину придушившая его рука придержала обмякшее тело клерка. Мгновением позже Томас услышал, как второй его противник срывает с его пояса заветный мешочек, в котором хранились несколько перьев, камень, приносящий удачу, и все его состояние, заключавшееся в трех целых пенсах и нескольких половинах и четвертях. Человек высыпал содержимое мешочка на ладонь и уставился на него в тусклом свете факела, горящего на другом конце двора. Он закатил Томасу еще одну оплеуху, на этот раз угодив ему по затылку.
– Паршивые три пенса! Ты всегда нищих грабишь, недоумок? – прошипел он, обращаясь к напарнику.
Прежде чем грабитель, державший Томаса, успел ответить, ситуация внезапно и кардинально изменилась.
Сквозь пелену боли и страха клерк услышал чей-то возглас и металлический лязг вынимаемого из ножен меча, лезвие которого тускло блеснуло в мерцающем свете факела. Грабитель, срезавший кошелек, издал отчаянный вопль боли, рука на горле Томаса внезапно ослабла, и он рухнул на землю.
– Вставай и сражайся, подлое отродье! – прогрохотал владелец меча, но разбойники уже скрылись во тьме.
По мере того как зрение и слух возвращались к нему, Томас осознал, что над ним нависает чья-то огромная тень. По уже знакомому лязгу он понял, что меч вернулся обратно в ножны.
– Хоть одному из этих свиней кровь пустил. Не бегай он так быстро, снес бы ему башку! – проговорила тень с некоторым сожалением, согнувшись пополам и не слишком бережно водрузив Томаса на ноги. – Ну-ка, давай на тебя посмотрим – вроде бы, все на месте и ничего не сломано. Пойдем внутрь, на свету разберемся. Нам обоим не мешает пропустить по кружке чего-нибудь крепкого.
Четверть часа спустя, после того как зубы клерка перестали стучать от испуга, а кровь и грязь были смыты с его лица, он уже восседал за грубым деревянным столом напротив своего спасителя, невозмутимо поглощавшего ужин. Это был коренастый, ладно скроенный здоровяк лет тридцати, дочерна загоревший под левантийским солнцем. Его лицо окаймляла коричневая бородка, которую увенчивали усы, такие же пышные, как у Гвина. На голове его возвышался кожаный шлем конической формы с наушниками, а под накидкой просматривалась толстая кожаная кираса – нечто среднее между обычной одеждой и доспехами воина. Огромный палаш был привешен к поясу, его дополнял устрашающих размеров кинжал. Что особенно заинтриговало Томаса, так это то, что на ногах его спасителя была пара таких же узорчатых сапог, как и на таинственном мертвеце в Вайдкоуме. Пока незнакомец ужинал, Томас дивился хладнокровию, с которым тот справился с ужасными грабителями.
Как оказалось, хозяину «Плуга» совершенно не было дела до того, что на его заднем дворе происходят подобные безобразия.
– А что я, по-твоему, должен делать? – возразил он. – В лесу полно беглых преступников, которые только и промышляют, что грабежом да разбоем. Мне нужно с таверной управляться. Нет у меня времени гоняться за всяким отребьем.
Хотя перепуганный клерк и попытался отблагодарить своего спасителя, тому, казалось, тоже не было до всего никакого дела. Поскольку единственные три пенса, которыми располагал Томас, казались слишком несущественной наградой, он решился раскрыть свою причастность к королевскому коронеру, бывшему в состоянии предложить нечто более весомое. При этом Алан Фитцхай – ибо именно так назвался благородный незнакомец – проявил более заметный интерес.
– Сэр Джон де Вулф, говоришь? Тот самый, что сопровождал короля при Акре во время похода на Иерусалим? – он присвистнул сквозь зубы. – Я прибыл туда позже, прямо перед тем, как Ричард вернулся домой, но, помнится, я несколько раз видел де Вулфа. В Палестине его почитали как знатного воина, особенно Хьюберт Уолтер, командовавший английскими войсками после отъезда короля.
Как и предполагал Томас, Фитцхай оказался одним из вернувшихся на родину крестоносцев, и как таковой мог располагать какими-нибудь сведениями о загадочном трупе. Он пустился в рассказ о том, что привело его в Хоунитон и почему он оказался именно в «Плуге».
Фитцхай, энергично ковырявший своим чудовищным кинжалом ногу жареного цыпленка, остановился и уставился на Томаса.
– Светлые волосы, зеленая туника и мусульманский меч?
Клерк кивнул.
– У него была серая лошадь с черным пятном на глазу. И он ночевал в этой таверне.
– Что-то около десяти дней тому?
– Да, кажется, немногим менее двух недель.
Фитцхай, подносивший цыплячью ногу ко рту, остановился.
– Я его знаю. Так говоришь, он умер?
– Его закололи кинжалом в спину.
Томас почувствовал, что поведение собеседника изменилось. Он более не был беспечным и уверенным в себе – теперь он выбирал выражения и настороженно наблюдал за клерком через стол.
– Так вы говорите, что знали его? – повторил Томас.
Фитцхай бросил обглоданную кость на стол.
– Ну, должно быть, я видел его где-нибудь ранее, – туманно ответил он. – По твоему описанию, он такой же крестоносец, как и я сам, – это несомненно. Но таких сотни.
– А имени его вы не знаете?
– Откуда мне его знать?! Как я могу отличить одного рыцаря от другого – после отъезда Ричарда они уже три года по одному возвращаются домой.
Томас видел, что Фитцхай пытается увильнуть от прямого ответа.
– А сами вы давно вернулись? – спросил он.
На это здоровяк смог ответить с большей уверенностью.
– Пять недель назад. Я переправился из Арфлера в Саутгемптон в начале октября. За два месяца проехал через всю Францию от Марселя. – Он немного подумал. – Задолго до того, как убили этого человека.
Клерку было непонятно, зачем Фитцхай это добавил. Он попытался продолжить расспросы, предположив, что его собеседник, вероятно, мог встречаться с убитым либо в Святой Земле, либо во время долгой дороги домой, но рыцарю это решительно и бесповоротно не понравилось.
Он залпом проглотил остатки эля и поднялся на ноги так резко, что скамья, на которой он сидел, с грохотом перевернулась на пол.
– Послушай, я спас твою шкуру, но на этом и покончим. Я не желаю иметь никаких дел с законом или тратить время на опознание трупа. Я хочу держаться подальше от шерифов и коронеров. Поэтому я желаю тебе спокойной ночи и советую не разгуливать по темноте. – Фитцхай взял с края стола перевязь с мечом, прицепил ее к поясу и направился к двери.
Глава восьмая,
в которой коронер Джон спорит с
шерифом
К полудню следующего дня Джону доложили о событиях в Хоунитоне. Он был занят уроком чтения в монастырской часовне и, выходя из ворот собора в середине утра, застал поджидавших его Томаса и Гвина в привратницкой.
