Когда они остались одни, Муравьёв спросил:
— Сведения достоверные?
— Обижаете, господин полковник.
— Это связано с вашим розыском о котором Аристарх говорил?
— Да. Мы ищем мошенников продающих лошадей с поддельными аттестатами. У них там такой «хоровод»! А атаман «Щебнев».
— «Хоровод»? А по подробнее можно?
— Можно. Но при одном условии. Если вы выйдете на этих людей раньше нас…
— Понятно. Вашему розыску мешать не стану. Напротив, чем могу — помогу.
— Слово даёте?
— Обижаешь, Сергей!
И Малинин рассказал. О рижском мещанине Гехте, прячущимся на даче в Люблино. О цыгане Михае, отсиживающимся на квартире околоточного надзирателя Робашевского. О сидельце Пресненского полицейского дома Евсееве.
— Молодцы. Глубоко копнули, — похвалил Муравьёв. — Ну из Евсеева твой приятель, думается, всё вытряс. Насчет поездки в Люблино с санитарным врачом Аристарх толково придумал. Так, что немец за вами. А я займусь цыганом и этой продажной сволочью — околоточным.
— По закону им в вину пока поставить нечего.
— Так то, Серёжа, по закону. Но ведь можно и по совести. Кажется всё порешали?
— Нет. Извозчик Жданов остался.
Муравьёв вздохнул:
— Ну пойми, нет сейчас у меня ни одного свободного сотрудника. Тем более наружное наблюдение не каждому по зубам.
— Жданов две недели возил «Щебнева», а сегодня или завтра должен встретиться с ним для получения денег.
— Вот так сразу бы и сказал.
Он вызвал дежурного полицейского надзирателя — Тимофея Ватошника и приказал ему с сегодняшнего дня, силами внештатных агентов обеспечить плотное наружное наблюдение за извозчиком с Лубянской площади Коськой Ждановым. Сыщик начал плакаться, что у него для такой задачи нет достаточного количества нужных людей.
Муравьёв рассвирепел:
— Как это нет?! Деньги на агентуру получать ты всегда первый! Посмотришь в ведомость, так на тебя пол-Москвы работает. И извозчики, и разносчики, и мальчишки-газетчики. А как до дела дошло, так сразу никого! Раз нет агентов — сам за ним по пятам ходить будешь. Упустишь — шкуру спущу! Пошёл вон!
Успокоившись, начальник управления повел Малинина в канцелярию. Но посмотреть фальшивые паспорта и аттестаты не удалось. Помощник делопроизводителя Чистяков, у которого хранился ключ от несгораемого шкафа, сегодня на службу не пришёл.
— Заболели они, — пряча ухмылку доложил один из канцеляристов.
— Вот сволочь, — тяжело вздохнул Муравьёв. — Опять запил. Теперь раньше, чем через неделю не появится.
— Что же вы его держите? — удивился Малинин. — Гнать таких в шею надо из полиции.
— Попробуй, прогони. У него рука в министерстве.
Сергей ни как не мог решить, говорить, или не говорить Муравьёву о своём предположении, что «Щебнев» это ни кто иной как Шпейер. Сейчас, те доводы, которые он приводил Алексею, показались ему не очень убедительными. Ведь поднимет на смех — фантазёр, скажет, начитался бульварных романов о парижских и лондонских сыщиках. Нет, всё-таки надо сказать.
— Константин Гаврилович, есть у меня одно подозрение…
Сверх всяких ожиданий Муравьёв отнёсся к его рассказу крайне серьёзно:
— Интересно. Очень интересно. Эту версию исключать нельзя. Не такой человек, Павел Карлович Шпейер, чтобы надолго залечь на дно. Спокойная жизнь рантье в Париже или на Ривьере не по нему. Ведь его не только деньги манили. Он игрок! Я ждал, что рано или поздно Пашка выплывет. А Москва для этого самое подходящее место. Здесь у него и друзья-приятели остались, и должники… И внешне этот «Щебнев» похож — среднего роста, плотный. Степанов!
Из своей комнаты выскочил встревоженный Василий Степанов:
— Что случилось, Константин Гаврилович?
— Готовь срочно отношение в Московский окружной городской суд, чтобы тебе незамедлительно выдали для ознакомления все следственные и судебные материалы по «Клубу червонных валетов». Нас интересуют московские связи Шпейера.
— Так это томов пятьдесят! Я один и за неделю не управлюсь.
— Почему один? Надеюсь, Сергей Сергеевич тебе в помощи не откажет?
— Не откажу, — сказал Малинин.
Глава 19. О ВРЕДЕ НЕСПЕЛОЙ «КЛУБНИЧКИ»
Купец 1-й гильдии Никанор Мартемьянович Борисовский имел нрав гордый и надменный. На всех, у кого не было миллионов, смотрел свысока, словно на букашек каких. Но не любили его за другое. Честное купеческое слово… Многие русские предприниматели относились к нему не только как к красивым, звучным словам. Не писанный закон! Раз пообещал, так выполняй. Даже если себе в убыток. Никанор жил по иным правилам.
Будучи избранным председателем Совета Московского коммерческого ссудного банка Борисовский обещал свято оберегать интересы акционеров и вкладчиков. Но в дела банка особо не вникал, хотя исправно получал жалование побольше министерского — девять тысяч рублей в год. А когда банк, благодаря мздоимству и аферам его протеже Ляндау и Полянского, оказался на грани банкротства, он подписал годовой отчет сильно приукрашивающий действительность. Акционеры строили радужные планы, ожидая крупные дивиденды, а председатель Совета тем временем, через подставных лиц, распродавал свои акции. Лопнул банк. Члены Совета и директора попали под суд. Правда, Никанор сумел выкрутиться — его оправдали. Но уважения в деловых кругах эта история ему не прибавила.
В беговом обществе Борисовского ценили как большого знатока рысистых лошадей и способного коннозаводчика. Но и здесь его недолюбливали.
— Для него не лошади главное, а сколько за них получить можно, — сказал как-то Алексею Сахновский. — Ну какой настоящий охотник станет продавать весь лучший молодняк собственного завода, а на свою призовую конюшню поставлять материал исключительно второсортный?! Надо же было додуматься продать Турка, Пройдоху, Ротозея. Они Федору Макарову за год шесть призов выиграли. А трехлеток, каких отдал — Туманную и Жемчужного, от Варвара. Поверьте моему слову, в следующем сезоне они себя еще покажут! И ведь счастлив просто! Я, говорит, за них по тысяче двести рублей взял. Алтынник и аршинник он, а не охотник.
— Чего надобно? — спросил дюжий дворник, загораживая дорогу.
— Хозяина твоего.
Дворник окинул взглядом костюм Алексея — потёртый пиджак из «чёртовой кожи», высокие сапоги, картуз с лаковым козырьком.
— Только ему и делов с всякими…, - начал было он, но вдруг что-то вспомнил. — Подожди, а ты, случаем, не репортёр газетный будешь?
— Угадал.
— Тогда проходите. Хозяин на ваш счёт предупреждал. Велел сразу к нему.
— Хорошо ты, любезный, званых гостей встречаешь.
— Извиняйте. Место у нас тут бойкое. Курский вокзал почитай рядом. Увиваются всякие, вот мне и приходится блюсти.
Появился лакей. По мраморной лестнице поднялись на второй этаж. Через богато убранную гостиную — картины в золочёных рамах, китайские вазы на столиках, беккеровский рояль — прошли к кабинету.
— Господин Лавровский, — доложил лакей.
— Пусть заходит, — пробасил Борисовский.
Не поднимаясь из кресла, купчина слегка кивнул головой в знак приветствия. Сесть не предложил.
— Дело у меня до вас, сударь, серьёзное.
Что же это за день сегодня выдался, мелькнуло в голове у Алексея, хам на хаме и хамом погоняет. Придётся и этого поучить.
— А ко мне с другими и не обращаются — такса у нас с компаньоном высокая, не каждому по карману. Надеюсь, вы в курсе?
— Конечно, конечно… Да вы присаживайтесь, — спохватился Никанор Мартемьянович. — Угодно будет сигару?
— Благодарю. Но курю исключительно один сорт, — вальяжно развалившись в кресле, Алексей достал «гавану» и принялся её раскуривать. — Слушаю вас.
— Тут такая оказия приключилась. В воскресенье какие-то разбойники отняли у моего племянника рысака.
— Отняли? Открытое завладение чужим имуществом или попросту говоря грабёж. Такими мелочами мы с компаньоном не занимаемся. В полицию вам обращаться надо, — Алексей сделал вид, что хочет встать. — Позвольте откланяться.
— Подождите Алексей Васильевич. Не всё так просто.
Оказывается и имя-отчество знает, усмехнулся Лавровский, а то — сударь, ещё бы любезным, как полового или дворника назвал.
— Не совсем, чтобы открыто отобрали. Он им сам отдал и рысака и аттестат.
— Ничего не понимаю. Что значит отдел? Извольте говорить вразумительно. Проиграл в карты? Проспорил? Подарил?
— Да с девицей он одной познакомился. А она малолетней оказалась. Сидят они, чай пьют, а тут мать её.
Алексей сразу вспомнил вечер у подъезда «Салошки»: пьяный Женька Борисовский с очень юной спутницей под ручку, её предложение кавалеру поехать не к «Яру», а к ней домой. Очередная проделка «хоровода», крутящегося вокруг бегов? Похоже на то. Надо выяснить подробности.
