– Ну, мы просто товарищи. Он ведь старше и учится не со мной. Но он хороший, мне нравится. И другим ребятам тоже. – Кивнул с уверенной убеждённостью. – На поле никогда не подличает. И не задаётся. А играет – высший класс! Его же взяли в молодёжную сборную города.
– Это точно?
– Точно. Я слышал – он уехал с командой в спортлагерь в Померки.
– Владимир! – Троянец встал и крепко пожал парнишке руку. – Вдаваться в подробности не буду, сам понимаешь. Но ты нам здорово помог. И…
– Это я тоже понимаю. – Володя лукаво улыбнулся. – Тайна следствия.
– Наш человек, – подмигнул Троянец Викентию Павловичу.
Когда за Володей закрылась дверь, Дмитрий произнёс, оглядев всех:
– Шурка Величко… Нет сомнения, тот самый – сын рабочего с ХТЗ, Петра Григорьевича Величко. Он мне сам говорил, что его сын Александр учится в ФЗУ. Получается, этот парень – племянник Леонида Величко, покойного Кролика.
– Да, таких совпадений не бывает, – поддержал его Викентий Павлович. – Значит, этот юный футболист стоял на стрёме, пока Брысь с подельниками доставали что-то вроде клада.
– Но, может, случайно там оказался? – предположил лейтенант Качура. – Я понимаю, – показал на листы заключения лаборатории, – шип от бутсы, частицы редкого щебня. Но, может, парень шёл мимо, что-то увидел, стал смотреть, потом испугался и убежал?
– Нет, нет, – теперь уже не согласился Троянец. – Его родной дядя был в банде Брыся, а племянник случайно видит ограбление того же Брыся. Да и случайно идти по Коцарской в три часа ночи, когда живёшь в районе ХТЗ…
– Да, – с сожалением протянул Дмитрий. – Ошибся Пётр Григорьевич, сказал, что его семья с Кроликом совсем не видится. Дядя и племянник, похоже, общались очень тесно…
Милицейская машина съехала на обочину у самого поворота к лагерю. Дальше, с километр по широкой дороге, уходящей вглубь лесного массива, Григорий Зарудный пошёл пешком. С ним был молодой милиционер – так, на всякий случай. Мало ли, вдруг парень вздумает убегать, попробуй догони такого спортсмена. Хотя Викентий Павлович Петрусенко в этом усомнился. Он вообще сказал, что доверяет мнению внука и думает, что Шура Величко лишь слегка соприкоснулся с бандой и сам напуган. Кто знает, посмотрим… Похоже, у старого сыщика есть расчёт на этого футболиста. Троянец и Кандауров с ним согласились, потому и решено было: никакой огласки. В спортивный лагерь звонили не из УГРО, а от руководства фабрично-заводского училища. И оба милиционера были в штатском.
Показались арочные ворота с яркой надписью «Спортивный лагерь «Рекорд». Лучами расходились ухоженные, в цветочных бордюрах аллеи, вели к аккуратным деревянным домикам-корпусам. У каждого – площадка с турниками, волейбольными корзинами, беговыми дорожками. В одном месте располагался тир с мишенями для стрельбы из лука, в другом – футбольное поле. Но везде было пусто – время обеда, все юные спортсмены собрались в столовой.
Директор встретил их в своём кабинете:
– Старший тренер уже в курсе. Сейчас обед заканчивается, он придёт сюда с этим парнем, Александром Величко. Если бы мы знали, что у него задолжности по практике и учебным дисциплинам, ни за что не взяли бы сюда.
– Ничего страшного, – успокоил его Зарудный. – Величко вообще-то ученик хороший. У него уже третий разряд фрезеровщика и второй расточника. Его ведь только взяли в молодёжную сборную? Ясно, очень хотелось поехать с командой, потренироваться. Вот и скрыл, что два предмета не сдал. Думаю, через несколько дней он вернётся, вы уж не ругайте его сильно.
Это Викентий Павлович предложил скрыть криминальную подоплёку изъятия Шурки Величко из спортивного лагеря.
– Давайте сначала посмотрим на парня, послушаем его. А то ведь, сами понимаете: приехали милиционеры, увели… Не надо огласки. И этому Шурке можем навсегда репутацию подпортить, да и сами себе навредить. А вдруг он нам помочь сможет?
– Если захочет, – бросил Дмитрий.
– А ты, Митя, сделай, чтоб захотел. Я вот внуку верю, он сказал «хороший парень». А ты сыну веришь?
Потому в спортлагерь позвонили не из УГРО, а из ФЗУ. И когда вместе со старшим тренером высокий крепкий парнишка пятнадцати лет вошёл в кабинет, директор сказал ему с упрёком:
– Что же ты, Величко, свой путь в спорте с обмана начинаешь? Знаешь ведь: на первом месте – учёба. А ты скрыл свои задолжности. Вот теперь за тебя краснеть приходится перед товарищами из училища. Езжай! Сдашь все предметы, вернёшься – на собрании поговорим.
Величко перевёл взгляд с одного «товарища из училища» на другого, промолчал. Так же молча прошёл половину пути до ворот, потом бросил сквозь зубы:
– У меня все предметы сданы.
– Само собой, – ответил Зарудный.
И взял парня под локоток.
– Из милиции?
– Догадливый ты, Шура. С чего бы это?
И тут же, почувствовав, как напряглись мускулы на руке мальчишки, Григорий быстро сказал:
– А вот бежать не надо.
Через несколько шагов рука парня ослабла, он проговорил апатично:
– Не побегу. Некуда.
– Вот и славно. – Зарудный тоже ослабил свою хватку.
Когда уже ехали в машине, Григорий попробовал разрядить обстановку.
– Что там на футбольном чемпионате происходит? – спросил он Шурку. – А то, знаешь, так занят, что и следить некогда.
Парень долго молчал, Зарудный подумал: «Не ответит». Но тот прерывисто вздохнул, проговорил равнодушно:
– Последняя игра полуфинала сегодня. Бразильцы, наверное, не выйдут в финал.
– За них болеешь?
Величко молча кивнул. Взгляд его был совершенно отрешённый. Не о том он думал.
Шурка вспоминал своего дядю Леонида. Впрочем, он всегда называл его просто «Лёня». Двенадцать лет разницы в возрасте не казались пропастью, да и сам Лёнька давно высмеял его детское «дядя»…
Ему было лет восемь, и жил Шурка с отцом и матерью в рабочем бараке. Завод ХТЗ ещё строился, но первый цех – кузнечный, – уже запустили, а батя как раз там работал. Через год, когда завод заработает полностью, будут сданы и первые пятиэтажные дома в рабочем посёлке. Тогда семья наладчика кузнечных прессов получит там большую двухкомнатную квартиру. Но поначалу их жильём был барак, и Шурка помнит, что там у него было много друзей-детворы, а взрослые вечерами собирались во дворе, устраивали общие столы, пели песни, о чём-то спорили, смеялись… Было много молодёжи, было интересно, весело.
Младший брат отца Лёнька приходил часто. Жил-то он со своими родителями, не в заводском посёлке – недалеко от железнодорожной станции Левада, на Нетеченской улице. Там, почти сразу, начиналась Москалёвка, а район этот считался опасным, «блатным». Шуркин отец изредка ездил туда в гости к своему «бате», брал и сынишку. Мальчик любил деда, а неприветливую бабку – мачеху, нет. А вот Лёня, брат отца, ему очень нравился. Да и видел он его часто, тот сам приходил к ним в барак.
Работал Лёнька тоже на строительстве завода, хотя отец пренебрежительно говорил: «Разгильдяй, а не работник». И на правах тракторостроевца отирался во дворе, у барака. Здесь было много его ровесников, да и девчат симпатичных. Вот только мало кому сам Лёнька нравился – хвастливый и задиристый. Когда задерживался допоздна, оставался ночевать в комнате старшего брата. Отцу и, особенно, матери это не очень нравилось, но – куда деваться? А вот Шурка всегда радовался такому случаю. Лёня ему казался весёлым, умным, столько всяких интересных историй знал! О том, как ловкие парни взялись на базаре помогать одной торговке продавать арбузы. Да так здорово рекламировали товар, что покупатели набежали толпой. Тётка не нарадовалась, а потом оказалось, что её помощнички незаметно треть товара умыкнули. Вот смех! Или такую же весёлую историю о мастерах карточной игры. В поезде один мужик предложил своим соседям по купе составить партию в винт: сам он играл хорошо, думал – легко обыграю простаков. А те и правда, почти не умели, сразу проигрывать стали. Но в конце обобрали первого до нитки, потому что друг с другом были давно и хорошо знакомы и как раз картами зарабатывали на жизнь…
Сам Лёня отличные карточные фокусы показывал. И песен таких интересных много знал. От него Шурка впервые услышал и «В один французский порт ворвался пароход сиянием своих прожекторов», и «Жил в Одессе парень-паренёк», и «Девушку из маленькой таверны полюбил суровый капитан». Была в этих песнях какая-то другая жизнь: тревожная, рисковая, но чем-то так манящая…
А потом Лёнька попал в тюрьму за кражу. И отец сказал Шурке:
– Он вор, а ты – советский пионер. Учись, занимайся спортом, дружи с хорошими ребятами. Он тебе не пример.
Время шло, и Шура почти забыл о своём дяде. Но главное – верно стал оценивать ту дешёвую блатную браваду. Сам повзрослел, да и весь образ жизни – семьи и всего вокруг, – утверждал иные ценности. А о Лёньке если и вспоминали, то в связи с тем, что «снова сидит». Сам Шура всего хотел добиться честным трудом – и в заводской профессии, и в спорте. Вот только почему-то просыпалось в груди необъяснимое волнение, когда случайно слышал «В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» поправляла такелаж». Это была та же самая песня, которую пел Лёнька – немного с другими словами, но та самая…
