Посетители часто кутались в одежды, так что лиц было не видно. Да и те, кто содержал этот полу-храм — полу-постоялый двор к этому никогда не стремились. В конце концов, намного больший доход приносила именно сдача номеров, чем плата за предсказания Оракула. В лучшем случае, служащие могли догадаться о том, встречаются ли мужчина и женщина или двое мужчин. Последнее, впрочем, тоже было делом обычным.
— Не называй меня больше так, — произнес Элай, — и ты не ответил на вопрос.
— О чем ты хотел, чтобы я тебе заранее сообщил? О том, что готовится арест разбойника-грека? Кто же знал, что это твой человек? Растяпа-плотник описал какого-то молокососа, а мне он не платит. Мне платишь ты.
— Ферзан — расскажи мне все, что знаешь о нем, — потребовал грек.
— Все о человеке знают лишь боги. Он из Гиркании — страны волков, но родители — чистокровные персы. Отец — простой рыбак. Но сына отдал учиться. Говорят, у него — острый ум. Именно благодаря этому, его призвали ко двору Дария. Точнее, тогда этого трусливого человека звали еще Кодоманом. Ты же знаешь, он был сатрапом Армении. Вместе с ним Ферзан оказался в столице. Однажды он оказал царю неоценимую услугу и стал одним из его доверенных лиц. Дарий — слабый политик, но раньше окружал себя талантливыми придворными. В этом была его сила.
— Почему раньше?
— Люди меняются. А на троне — меняются очень быстро.
— Он прибыл сюда с тысячей бессмертных, — уточнил Элай, — и он — их командир. Его возможно подкупить или запугать?
— Чтобы подкупить, у тебя не хватит денег, а что касается страха… — Пепе сделал паузу. — Я расскажу тебе одну историю. Это было зимой. Ферзан возвращался из Бактрии[43], где занимался тем, что по приказу Дария устранял одного продажного сатрапа и сажал на его место Бесса. Так получилось, что гирканец с небольшим отрядом отстал от основных частей. Места, по которым они проходили, мало назвать дикими. Непокорные племена, живущие там, столетиями терроризируют соседей. И нет на них никакой управы. Ферзан попал в западню, вынужден был сменить маршрут, пробиваться через заснеженные перевалы. В дороге начали пропадать люди. На лагерь враг не нападал. Невидимый, он одновременно присутствовал повсюду, день за днем, ночь за ночью нанося персам урон.
Их оставалось сотни полторы: измученные долгой дорогой солдаты и дюжина бессмертных — все сплошь из знатных семей. Аристократы. Во время одной из ночевок в горах похолодало так, что не было сил разжать скулы. И никаких дров. Голые скалы и камни, за которыми то и дело мелькали чьи-то тени: то ли дикие звери, то ли вражеские лазутчики.
Ферзан решил отправить людей на поиски нефти. В тех краях — это вообще единственное топливо. В долинах горючая жидкость бьет прямо из-под земли. Когда встал вопрос о том, кому совершать безнадежную вылазку, гирканец назначил лишь бессмертных.
— Простолюдин послал на верную смерть своих знатных подчиненных. Этот парень начинает вызывать у меня симпатию, — пошутил Элай. — Неужели его послушались?
— Как ни странно, да. Двенадцать всадников отправились вниз. С чем им там пришлось столкнуться, скольким опасностям они подверглись, скольких врагов перебили, не знает никто. Но они вернулись — раненые, изможденные. Приволокли в бурдюках нефть, вырыли траншею вокруг шатра Ферзана и залили ее доверху. Ткань палатки была измазана черным. Когда командир вышел наружу, вся потрепанная дюжина стояла перед ним, и каждый держал в руке зажженный факел. Бунт был налицо. Наш щитомордник, нахмурил лоб, посмотрел в глаза бессмертным, прочел в них яростную решимость, невозмутимо поблагодарил за доблесть, вошел обратно в палатку, лег и уснул.
— Откуда знаешь, что он спал? — спросил Элай. — Был рядом?
Пепе пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:
— Стоит ли пытаться запугать такого человека? Решай сам. Те двенадцать бессмертных знали, что сожги они сейчас командира, им ничего не будет. Никто в столице об этом даже не узнает. А если узнает, то не осудит. До конца похода дожили десять бунтовщиков. К исходу весны Ферзан устроил так, что все они друг за другом отправились к предкам. По разному, но сам он всегда был вне подозрений.
Где-то далеко хранитель Оракула ударил в медь. Мрачный, нарастающий волнами звук, отражаясь от стен, проплыл по двум коридорам. Пока его эхо, затухая, металось по подземелью, собеседники молчали.
— Те, кто был сегодня на площади, они ведь не бессмертные? — спросил Элай, когда все стихло.
— Воины, тем более всадники, бесполезны в тайных операциях и выслеживании шпионов. Для этого у Ферзана есть специальная команда, он ее долго создавал. Самые смышленые из персов. Их зовут «Уши царя», и на их счету десятки раскрытых заговоров. Эти людишки вынюхивают и выпытывают, собирают сведения по крупицам, обрабатывают их и передают своему руководителю. Все ниточки от доносчиков из всех уголков бескрайней империи сходятся к нему. И он один решает, как распорядиться полученной информацией: доложить ли наверх или повременить, использовать ее во благо государству, или во благо себе.
Пепе говорил по-гречески с легким понтийским акцентом[44]. Вряд ли он был эллином, — рассудил Элай, — скорее всего либо долгое время провел в греческих колониях на севере, либо родился там.
— Сейчас эти люди заняты нами? — спросил грек.
— Специально прибыли из столицы для охраны слонов и нейтрализации возможной угрозы им со стороны вражеских лазутчиков. Когда была разрушена плотина, все страшно переполошились. Как вы это, кстати, устроили?
Элай не ответил.
Одна из трех свечей, прикрепленных над кроватью зашипела и, испустив струйку дыма, погасла.
— Что Ферзан знает обо мне и моих людях? — спросил Элай.
— Тебя он видел сначала на ночном празднике. Так что знает теперь в лицо. Двух, что были с тобой на площади Живота, — тоже. Ферзан предполагает, что вас больше. Чтобы одновременно напасть на маяк и плотину, нужно никак не меньше пяти человек. Он всех вас уничтожит. Найдет способ.
— Или мы его, — спокойно произнес Элай.
— Не смеши. Щитомордника круглосуточно охраняют несколько десятков бессмертных. Они всегда начеку и не знают усталости, так как меняются через равные промежутки времени. О его безопасности пекутся тщательнее, чем о безопасности этого шута-сатрапа.
— На ночном празднике он был без охраны. Надо вновь его куда-нибудь выманить, — сказал грек, — и ты мне поможешь.
Вновь повисла пауза. Первым прервал молчание Элай.
— Не желаешь смерти Ферзану? Чем-то ему обязан? Ты на него работаешь, и твое будущее зависит от этого?
— Ничего подобного, — поспешно отозвался Пепе, — о своем будущем я позабочусь сам. Напротив, его гибель была бы мне, наверное, даже выгодна. Думал я не об этом, а о том, что теперь хочу в два раза больше, чем в прошлый раз. Взамен ты узнаешь, как можно убить Ферзана.
— Как убивать я знаю. Неплохой способ — разрубить от плеча до седла. Мне надо знать, как к нему подобраться, когда его никто не охраняет или когда количество охраны минимально.
— Именно это я имел в виду, — ухмыльнулся Пепе, — есть один способ. Но сначала — деньги.
В шепоте агента проскочили алчные нотки.
Элай подумал о том, что впервые он находится во власти своего осведомителя, а не наоборот. Пепе сам вышел на Атрея. Он прислал записку в портовую гостиницу, где тот жил. В ней содержалась очень ценная информация о времени прибытия по воде с севера торгового судна, перевозившего жалование для вавилонского гарнизона. Греки так и не воспользовались этой информацией из-за опасений попасть в ловушку. Атрей уехал из города на юг дожидаться каравана со слонами. Но Рыжий Грек и Фаон сведения проверили. Они в точности подтвердились.
Аптекарь раскрыл кошель и высыпал золото на застеленное грубой тканью ложе. Быстро пересчитал его.
— Сорок четыре монеты сейчас. Шестнадцать позже, — сказал он.
— Сегодня же. Пришлешь в место, которое я укажу. Пусть скажут, что для Пепе.
Элай подумал, что с радостью проткнул бы ножом человека, чья манера общения начинала приводить его в бешенство. Это было легко сделать, учитывая, что силуэт собеседника был отлично виден. Скрыться затем не представляло бы труда. Никто его лица не видел. Зато можно будет наконец-то узнать, с кем он имеет дело. Поборов первоначальный порыв, грек сгреб золото обратно в кошель, перебросил его за занавеску. Вслух произнес:
— Договорились. Я слушаю.
— Ферзан — большой любитель женщин, — похотливо хихикнул Пепе, — очень большой. Но местные бордели его не привлекают. Боится подцепить какую-нибудь заразу. Иногда мне кажется, что он с радостью отправил бы на тот свет местного сатрапа, будь у него, безродного, хоть какие-то шансы занять его место. И знаешь, почему? Из-за гарема. Говорят, что некоторые его обитательницы не уступают по красоте даже женам и наложницам Дария. Так вот, с недавних пор царский посланник повадился ежедневно после полудня наведываться в храм Иштар. Здешний обычай пришелся ему по вкусу. Он каждый раз уединяется с одной-двумя, а иногда и большим количеством посетительниц. Там есть во множестве беседки с мягкими ложами, устроенные исключительно для того, чтобы обеспеченные люди могли приятно проводить время с женщинами. Сопровождает его при этом лишь один слуга — его верный пес Макута. Он немощен и неуклюж, так что угрозы никакой не представляет. Вся остальная многочисленная охрана всегда дожидается снаружи, так как в храм нельзя входить с оружием. Это касается всех, даже самого Ферзана. Оскорбить местных верующих — это последнее чего бы он хотел. Такое в Персеполе даже ему не простят. От межнационального мира зависит спокойствие и в городе, и во всей стране.
