Вскоре она поняла: для того чтобы получить полное удовольствие от секса, Спаену нужно сначала терзать своего мучителя, дразня и унижая ее перед другими. Дополнительное удовольствие доставляла ему перемена ролей, когда их власть менялась. Это причиняло Пеон ужасные муки. Она рассказала сёсакану лишь половину правды о своих чувствах к Спаену. Она полюбила варвара за силу и экстаз, который испытывала с ним, и теперь скорбела по нему. Пеон приняла правила их общей игры. И все же она ненавидела, когда ее унижали, заставляя подтирать испражнения, которые он нарочно выливал на пол, не выносила его оскорблений. Одурманенная раба любви в ней хотела умереть, чтобы навеки быть вместе с ним, но уцелевшая часть души радовалась его убийству.
Смерть любовника даст ей возможность жить независимо. Исчезнет необходимость красть, чтобы утверждаться в силе.
На улице Пеон высмотрела посыльного, молодого человека с городским гербом, нарисованным на флаге, укрепленном у него на спине, и в кимоно, подоткнутом под пояс, чтобы оно не мешало бегу. Пеон махнула, и он приблизился к ней.
— Доставьте мое послание, — сказала Пеон. Она шепнула на ухо посыльному имя человека, у которого украла сокровище. — Скажите ему: то, что он потерял, у Пеон. Она вернет это за десять тысяч кобан. — Эта сумма поможет ей вернуть все долги и обеспечит ее будущее. — Он должен один прийти сегодня вечером ко мне в комнату с деньгами, в час свиньи.
Объяснив, что произойдет, если он не явится, Пеон заплатила посыльному, и он тут же бросился доставлять ультиматум по названному адресу. Пеон улыбнулась. Она не сомневалась: этот человек выполнит ее требования. И даже если он откажется, Пеон не останется в проигрыше: она просто продаст свою добычу сёсакану и таким образом добудет для себя свободу. К тому же при этом она обретет дополнительный выигрыш: ей больше не придется бояться обвинений в том, что она убила своего любовника.
— Пеон!
Голос Минами вернул ее к действительности.
— Иди назад в заведение. Немедленно! — Он со свирепым видом схватил женщину за волосы и потащил во двор. — Тебе есть чем заняться.
Тайна тешила сердце Пеон. Спрятав улыбку, она пробормотала: «Да, хозяин».
Он сейчас ее хозяин, но это ненадолго.
Благодаря расспросам Сано нашел торговца Урабэ в китайском поселении Нагасаки, занимавшем часть берега залива и окруженном высоким деревянным забором, рвом и рыбацкими хижинами. Бесконечный поток японских торговцев, носильщиков, чиновников — и даже небольшое количество женщин, сопровождаемых мужчинами, — вливался в ворота, где стражники обыскивали и регистрировали их при входе и выходе.
День уже клонился к вечеру, когда Сано привязал коня к ограждению рва и пристроился к толпе, направлявшейся к поселению. Солнце отливало медью, а море — кобальтом. Подгоняемые ветром облака, подернувшиеся фиолетовым отливом, плыли по бледнеющему небу.
— Назовите свое имя и дело, по которому пришли, — распорядился стражник, когда Сано приблизился к воротам.
Сано подчинился, отметив про себя небрежность обыска и то, что стражник записал его имя, не потребовав ничего в подтверждение. Применительно к китайцам действовали те же самые запреты, как и к другим иностранцам: для них были установлены торговые квоты, выделен обособленный район проживания, ограничены контакты с горожанами. Однако многовековая история отношений Китая и Японии давала китайцам особые преимущества.
Пройдя в поселение, Сано оказался на оживленном базаре. Китайские торговцы стояли за украшенными красными фонариками прилавками, которые были завалены фарфоровой посудой, тюками шелка-сырца, бочонками с сахаром, скипидаром, камфорой и миррой, камбоджийским черным деревом, корейским женьшенем, книгами, лекарствами и другими экзотическими товарами. Торговцы, облаченные в хлопчатобумажные штаны, кофты с высокими воротниками и тряпочные шлепанцы, суетились вокруг; их косички мотались из стороны в сторону, когда они торговались с японскими покупателями. Их пальцы порхали над костяшками счетов, рассчитывая стоимость товаров. Каждого японского торговца сопровождали клерки, переводчики и носильщики с приобретенным товаром или с вещами, принесенными для продажи. Правительственные контролеры изучали китайские книги и ставили печати на тех из них, которые прошли проверку. Быстрая китайская речь придавала торговле азартный характер. Китайцы пользовались большей свободой в торговле, чем голландцы, — каждый год им разрешалось приводить семьдесят кораблей против одного голландского и вести непрерывную торговлю. К ней допускалось множество японских торговцев. При нынешних мирных отношениях между двумя странами меры безопасности не были столь строгими; китайские торговцы и моряки даже могли покидать свои квартиры для отправления обрядов в храме.
Подняв глаза, Сано увидел красную пагоду храма, возвышавшуюся вдалеке над холмами. Ему вспомнился рассказ Хираты о таинственных огнях и о неприязни настоятеля к голландцам. Китайцам позволяли держать на своих кораблях огнестрельное оружие. Сано должен был когда-нибудь допросить настоятеля, ибо тот, обладая свободой передвижения и имея доступ к оружию, вполне мог быть включен в список подозреваемых.
Однако относительная свобода передвижения и торговли не сулила китайцам других особых привилегий. Они жили в ветхих, переполненных бараках. Белье сушилось на верандах, и стойкий запах от сточных канав смешивался с ароматами готовящейся пищи. Однако ни один из обитателей здесь долго не задерживался, и их доходы компенсировали временные неудобства.
Внезапно в проходе между прилавками, по которому шел Сано в поисках Урабэ, возникла сумятица. Два вопящих китайца-торговца набросились с громкими криками друг на друга. В воздухе мелькали их кулаки и ступни ног. Другие китайцы столпились вокруг дерущихся, улюлюкая и размахивая руками. Из рук в руки переходили монеты: вместо того чтобы остановить ссору, китайцы заключали пари!
— Прекратить! — Засвистели бамбуковые палки, японские стражники щедро раздавали удары в задних рядах собравшихся китайцев. — Развлечение закончено. Занимайтесь своими делами!
Стражники увели обоих забияк. Толпа нехотя, с жалобными вздохами расходилась.
— У-ух, моей спине досталось! — перевел проходящий мимо толмач.
Сано удивленно наблюдал за происходящим. Как ученый, он считал Китай светочем знания и культуры. Из Китая пришли основополагающие для японской культуры и религии буддизм, конфуцианская система образования и управления, медицина, основанная на свойствах растений, официальный письменный язык. При сильном китайском влиянии сформировались японская архитектура, музыка, живопись и литература. Китайские ученые изобрели сталь, поделочный лак, бумагу, фарфор, спички, порох, блоковую печать и компас. Но китайцы, которых Сано видел перед собой, были отъявленными грубиянами. Полный противоречивых чувств, он обратился к стражникам:
— Где мне найти торговца Урабэ?
Стражник махнул рукой:
— Вон он, у прилавка с досками… В зеленом кимоно, торгуется с пеной у рта. В последнее время у него дела идут неважно.
Сано пробился к указанному прилавку, где Урабэ осматривал грубые пахучие доски через увеличительное стекло. Увидев прибор, Сано невольно вспомнил доктора Хюйгенса и их противозаконное сотрудничество.
— Это дерево источено червями, — заявил Урабэ. Его голос скрипел, как раздвижная дверь в несмазанных пазах. Ему было на вид лет сорок — пятьдесят. Шея казалась такой короткой, что голова словно сидела прямо на плечах. На лице застыло раздраженное выражение, глубокие морщины пересекали низкий лоб, нависавший над прищуренными глазами; сжатые губы вытянулись в тонкую линию. Урабэ переходил от доски к доске, глядя в увеличительное стекло. Его острый подбородок выдавался вперед, будто обгонял своего хозяина. — За всю эту партию я заплачу не больше пятидесяти моммэ.
Переводчик растолковал его слова китайскому поставщику, и тот начал злобно протестовать.
— Он говорит, будто то, что вы видите, — это естественные поры в древесине, а не червоточина, — сказал переводчик Урабэ. — Он не снизит цену.
— Что ж, тогда разговор закончен. Идем!
Урабэ прошествовал по проходу мимо Сано, сделав знак своим служащим следовать за ним. Но Сано заметил в его глазах жесткий, алчный блеск и нервное движение, которым он прикоснулся к родинке на левой щеке. Урабэ хотел получить древесину на своих условиях, но боялся, что это не удастся. Китаец засеменил за Урабэ. Он упрашивал и жестикулировал.
— Мое последнее предложение — семьдесят моммэ, — проскрипел Урабэ, воинственно выставив подбородок. — Если да, то да, если нет, то нет.
Китайский торговец с возмущенным видом согласился. Деньги перешли из одних рук в другие, носильщики погрузили товар. Сано вышел вперед.
