– Разумно, – согласился Ванзаров. – Как она приняла известие о смерти господина Каренина?
Серж, наученный горьким опытом, скрывать не стал.
– Я во многом не понимаю Ани. Все-таки она выросла вдалеке от семьи. У нее обо всем свои понятия, – ответил он.
– Иными словами, смерть отца нимало ее не тронула, – сказал Ванзаров.
– Ее интересовало, когда будет оглашено завещание.
– Когда же это произойдет?
– Завтра, разумеется, – сказал Серж. – У отца все дела были в полном порядке.
– Известно, что кому достанется?
– Не имею малейшего понятия. Да и наследовать особо нечего. Так, тысяч десять – двадцать. Думаю, Ани интересует содержание, которое оставить ей отец.
– Зачем ей об этом думать? Она же замуж выходит. Кстати, приданое вы даете?
Серж кивнул.
– В таком случае, желаю вам завтра удачно поохотиться, а сразу после прошу в город. Мне необходимо побывать на квартире вашего отца.
– А вы нашли портрет матери? – спросил Серж.
– Пока нет. Что крайне интересно.
– Ну, ничего, у отца точно был. Кажется, кисти Михайлова, лет двадцать назад популярный был художник, теперь уже забыт. Жил в Италии и там делал портрет матери. Давно у отца висел. Сколько себя помню.
– Будет очень интересно ознакомиться. А если вдруг и он пропадет?
– Ну, тогда остается только одно… – Серж выдержал загадочную паузу. – Посмотреть на живой оригинал. Ани – практически копия мамы в молодости.
Ванзаров выразил жалость, что ему не удалось познакомиться со столь интересной молодой девушкой. Он поинтересовался, что за запах странный ощущается в саду. Но оказалось, что это всего лишь хозяйственные мелочи: дворовый работник жег мусор, вот и воняет на всю дачу. Серж предложил коляску, и она была с благодарностью принята. Ванзаров попросил отвезти его к станции Новый Петергоф. Мягкие рессоры и упругий диванчик доставляли телу тот уютный покой, какого лишен человек, все время трясущийся на извозчиках или полицейских пролетках. Ванзаров даже слегка разомлел после бурного дня.
– А что, любезный, – обратился он к кучеру нежно-ласково, как к родному. – Барин-то ваш каждый вечер в столицу убегал, пока хозяйки не было?
Кучер поворотился к веселому пассажиру и подмигнул.
– Такое дело, прям грех. Не сидится нашему Сергею Лексейчу на одном месте. Нет той степенности, что в батюшке его.
– И ведь все норовит поздно так, к последнему поезду, – продолжил Ванзаров.
– Куда там! Не усидит до вечеру. Вчера, вот, к пятичасовому отвез, так-то оно…
Кучер оказался словоохотливый и рассказал славному барину о том, как идет у них на отцовской даче жизнь и как молодой Сергей Сергеевич всем жару дает. Только одного деда слушается. А кто теперь его в узде держать будет – непонятно. Такой у ребенка шальной характер. Ванзаров уже не слушал и только вовремя поддакивал. Перед вокзалом он сошел и по привычке собрался дать мелочь, но вовремя спохватился и помахал кучеру. Ему в ответ степенно приподняли картуз.
В этот час на перроне было пустынно. Сейчас Ванзарову требовалось одиночество. Он так погрузился в размышления, что не заметил, когда на платформе появилась дама с зонтиком. Дама смотрела на него до тех пор, пока он не почувствовал этот взгляд.
– Рад видеть вас, – сказал он с поклоном. – Тоже возвращаетесь в столицу?
– Нет, мужа встречаю, – ответила Татьяна. Она была в новом платье с жемчужным ожерельем вокруг шеи.
– Встречать надо на той платформе, – сказал Ванзаров, опять чувствуя расползающееся бессилие перед карими глазами, что смотрели на него, не отрываясь.
– Я предпочитаю на этой.
– Не слишком ли сейчас поздно, чтобы ходить одной?
– Вы полагаете, господин Ванзаров, что со мной может что-то случиться в Петергофе? Это самое скучное и безопасное место во всей империи. Здесь ничего не случается. Уж вам-то это известно…
Ванзаров знал, что должен поддержать разговор, но на ум ничего не приходило. Он невольно заслонился красным ящичком.
– Подарок для дамы сердца? – заметила Татьяна.
– Всего лишь улики, – ответил он. – У меня есть сердце, но вот дамы нет.
Татьяна раскрыла зонтик.
– Какая досада, что у такого милого юноши, простите, что так говорю, я вас несколько старше, и не стыжусь этого, – как жаль, что у вас сердце не занято.
– Что поделать, – сказал Ванзаров.
– С этим непременно надо что-то поделать… – Она сложила зонтик хлопком и пошла с платформы, словно забыв, зачем здесь оказалась.
Подошел поезд. Ванзаров зашел в вагон. Пока состав не тронулся, он все смотрел туда, где в наступавших сумерках растаяла дама с ее непокорным зонтиком.
Столичная жизнь предполагает множество обязанностей. Кроме службы, надо исполнять дружеские и официальные визиты, присутствовать на различных заседаниях, нельзя было пропустить премьеру, и всегда находилась причина, которая отодвигала охоту на потом. Живя в Петербурге уже десятый год, Стива не мог с уверенностью сказать, а побывал ли он хоть разок на охоте. Порой уже под вечер, когда весь дом спал, он снимал любимое английское ружье, висевшее на почетном месте в кабинете, гладил его, натирал приклад воском, чистил и без того сверкавшее дуло и давал себе слово: непременно через неделю пострелять птицу. Но на следующей неделе находились неотложные дела. И после нее. И потом. Мечты оставались мечтами, и с каждым годом охота становилась таким желанным и недостижимым призом, ради которого Стива готов был отказаться от чего угодно, да хоть от знакомства с хорошенькой балериной. Сейчас ему было немного страшно оттого, что долгожданное событие произойдет вот так просто и буднично.
Стива уже с вечера не находил себе места. Исходив весь дом вдоль и поперек, он подсел к Долли и стал обсуждать с ней трагическое происшествие. Долли отвыкла от таких семейных разговоров и отвечала невпопад, чем вконец его разозлила. Он забыл расспросить ее о пропаже портрета сестры, впрочем, забыл и о собственном страхе и пошел прогуливаться по саду. Среди полутемных деревьев, отдающих ночи запахи солнца и летней зелени, ожидание стало еще невыносимей. Стива не знал, как дожить до утра, хоть сейчас беги. Оставался последний способ. Он сходил в буфет, нашел графинчик со своей какой-то особенной водкой, выпил рюмку, послушал, как она мягко и нежно размягчала напряженные мышцы, и для надежности пропустил еще одну. Стива отправился в кабинет, разложил все свои драгоценные охотничьи принадлежности, старые, но надежные, и стал неторопливо собираться. Это были волшебные минуты. Одна мысль, что не пройдет считаных часов, как он окажется у болотного тростника, и там… Стива боялся представить, еще до конца не веря, что все случится, и торопил ночь. Он так волновался, так извел себя, поглядывая на часы, что незаметно устал. Ему захотелось чуть-чуть вздремнуть. Стива отказался идти в постель, чтобы не связываться рано утром с халатом и прочим, пристроил голову на руках, опершись о письменный стол, и прикрыл глаза. Ему показалось, что заснул он буквально на пять минут. На часах было уже пять. Он проспал на час дольше, уже пора было быть на месте. Стива вскочил, проклиная себя и клянясь, что эту охоту он не пропустит ни за что, и выбежал на крыльцо дачи.
Небо покрылось серыми толстыми тучами, висевшими мокрым бельем. Накрапывал резкий, мелкий дождик. Хуже погоды и придумать было нельзя. Про охоту можно было забыть. Стива выругался последними словами, что бывало с ним только в отчаянных ситуациях, решил, что охота все равно будет, и побежал к даче Карениных.
Серж не спал, но встретил дядю с кислым видом и предложением остаться дома. Погода отвратительная, зачем мокнуть, лучше перенести на другой раз. Стива проявил характер и потребовал, чтобы племянник был готов через пять минут. Неожиданному напору Серж противостоять не мог. Накинув на плечи английский плащ из непромокаемой ткани и подхватив ружье, он был согласен на мучения.
Стива проявил такую решимость, что отказался от кучера, еле продравшего глаза, и заявил, что сам будет править. Серж не возражал. Они выехали, когда дождик припустил сильнее, и вскоре стояли напротив дачи Левиных. По одному виду приятеля Стива понял, что Константин Дмитриевич не в духе и ему предстоит быть громоотводом. Ради сегодняшней охоты он готов был на все. Левин мрачно кивнул Сержу, забился в угол коляски и стал бурчать. Ему не нравилось все: погода, холод, дождь. Ему не нравилась глупая затея ехать на уток. Так не нравилась, что собаку свою он оставил дома. Левин жаловался на боли в колене и предлагал повернуть обратно. Он жаловался, что уже замерзли руки и что ружье его старое и ненадежное, наверняка даст осечку. Серж терпеливо покуривал сигару, за что Стива был ему признателен. Сам же он разыгрывал веселого балагура, чтобы болтовней отвлечь Левина и не дать ему рассориться с Сержем. Надо было дотерпеть до болота: в свое время Константин Дмитриевич охотник был заядлый, в нем проснется азарт.
