Оба Уортона поворачиваются ко мне. Леди Уортон неискренне улыбается за сетчатой вуалью.
— А вы не будете возражать, если мы поедем в одном экипаже? В этом случае мы все извлечем пользу из богатых познаний Фредерика.
— Конечно, нет, — бормочем мы оба, и я расплываюсь в улыбке, которая, надеюсь, не говорит слишком откровенно, что я предпочла бы взять в попутчики двух египетских кобр, нежели эту кислую личность и ее высокомерного осла-мужа.
Взгляд Фредерика говорит: «Я не планировал этого», — и я понимающе киваю, поскольку думаю, что так оно и есть. Дьявольское невезение, сказали бы парни из отдела новостей.
Когда мы дожидаемся своей очереди, чтобы сойти по забортному трапу, я замечаю, что его светлость смотрит так, словно ожидает от меня какого-то жеста.
Может быть, он думает, что деревенщина вроде меня должна преклонить колено и поцеловать его кольцо с печаткой?
Рядом с причалом, на который мы выходим, расположились магазины, отель, почта и телеграф. До самого города Адена отсюда пять миль.
Лорд Уортон сообщает нам, что Аден был занят его страной, чтобы положить конец вылазкам пиратов, действующих из Сомали.
— Сейчас это важный порт, где суда пополняют запасы угля и воды для паровых машин.
Не в силах устоять перед соблазном понервировать попутчиков, я многозначительно смотрю на телеграф, когда мы пересекаем улицу, минуя его.
Фредерик тянет меня куличным торговцам, продающим всякую всячину — от безделушек из слоновой кости до соленой рыбы. Я догадываюсь, почему он увел меня от остальных: чтобы сделать мне выговор за эту выходку.
— С вами нет сладу, — произносит Фредерик с улыбкой, если не одобрительным, то уважительным тоном.
— А вы, сэр, негодяй. Прошлый раз вы бессовестно хотели увести меня от телеграфа.
— Признаю себя виновным. Но поскольку вы, имея возможность отправить телеграмму, не сделали этого, можно заключить, что у вас нет намерения причинять неприятности моей стране. Приношу извинения за грубость.
— Извинения принимаются. И поскольку это свободная страна, вы не помешаете мне пойти на телеграф и отправить телеграмму, не так ли?
— Конечно, нет. Это свободная страна, как вы заметили, и я воспользуюсь своей свободой, чтобы проинформировать местные власти, что вы агент, провоцирующий бунт против Короны. И вы проведете остаток своих восьмидесяти дней в тюремной камере.
— Мистер Селус!
— Фредерик.
— Мистер Селус, чем дольше я вас знаю, тем лучше понимаю, что мне больше всего в вас нравится.
— И что же?
— Ничего. Абсолютно ничего. Вы бестактны и невоспитанны, у вас нет никаких привлекательных качеств.
Он берет меня под руку и ведет к книжному киоску.
— Вообще-то, зная ваше отношение ко мне, я колебался, стоит ли приглашать вас. Меня тревожила мысль, что ответом на мое приглашение будет заслуженная пощечина.
— Я воспользуюсь этим шансом в другой раз.
— Не сомневаюсь. Между прочим, одно ваше замечание глубоко уязвило меня. — Он прищуривается.
— Ага… — Я знаю, что Фредерик имеет в виду. Мое обвинение в том, что он прихвостень лорда Уортона. — Ну, так я сказала правду?
Селус на мгновение поджимает губы.
— Да, меня побудил на это его светлость, но я сам чувствовал, что тогда так надо было.
— В таком случае я не обязана приносить вам никаких извинений.
— Вы знаете, что мне в вас нравится, Нелли?
— Боюсь спросить.
— Все! Ваша улыбка, ваш ум, ваша смелость, то, как вы наносите удары, защищая себя. Но если вы простите человека, который прожил всю сознательную жизнь, сражаясь с худшим из того, что мать-природа и животный мир произвели на свет, он укажет на один ваш недостаток.
— Недостаток? Не может быть!
— Нелли, вы только и делаете, что машете кулаками. Вам нужно научиться иногда уклоняться от удара, а то и бежать, если ситуация складывается явно не в вашу пользу.
— Мистер Селус!
— Пожалуйста, называйте меня Фредерик. — Он трясет своим указательным пальцем перед моим носом. — Если вы будете спорить со мной, мне придется сказать леди Уортон, что вы очень нуждаетесь в ее материнских заботах и хотите провести остаток путешествия подле нее.
— Ой! Уж лучше я буду плавать с акулами в бухте.
Я тут же начинаю сожалеть о неподобающем воспитанной женщине замечании, но Селус улыбается и кивает:
— Аминь.
Я покупаю чесалку для спины — палочку с изогнутой рукой на конце — не на память об Адене, а потому что мне пришло в голову воспользоваться ею позднее в качестве инструмента, о назначении которого ее создатель никогда не догадался бы.
Вдруг Селус берет в руки книгу.
Я читаю название: «Справочник Адена».
— Интересно, — говорит Селус. Он дает продавцу монету, и мы уходим, не обращая внимания на недовольную тираду по-арабски, несомненно, о том, что это семейная реликвия ценой во много раз больше. Фредерик кладет книгу во внутренний карман.
— Путеводитель?
— В некотором роде.
— Шпионский справочник?
Он останавливается и серьезно смотрит на меня:
— Как я сказал, вы не умеете уклоняться от удара. Вы правы, этот буклет подготовлен разведывательным отделом военного министерства. Такие справочники есть по каждой стране и колонии с описанием ситуации в политической, экономической и военной области.
— В нем содержится и секретная информация? Для шпионов?
— Не о передвижении войск и военных планах, если вы это имеете в виду, но информация в таких буклетах предназначена для служебного пользования, а именно, для высокопоставленных должностных лиц из министерств по делам колоний и иностранных дел. И полагаю, для тайных агентов с целью ознакомления со страной. — Селус смотрит мне в глаза. — Я не шпион, если вы это хотите знать, но у меня есть друзья в тех министерствах, и они упоминали об этих буклетах. — Перелистывая купленную брошюру, он говорит: — Я не думаю, что здесь содержится нечто совершенно секретное об Адене, тем не менее книжка может быть полезна для наших чиновников, но не для местных жителей.
— Как вы думаете, каким образом этот буклет оказался среди всякой книжной всячины?
Он поднимает брови и пожимает плечами:
— Может быть, украл слуга. Или жена выбросила вместе с ненужными предметами обихода, когда упаковывала вещи перед возвращением в Англию, не зная, что данная вещь для служебного пользования. Кстати, это веская причина для краха карьеры, если такое обнаружится. — Фредерик улыбается. — Или даже краха королевства. Помните, что сказал Ричард Третий, когда в сражении пала его лошадь? Полцарства за коня.
Он читает наизусть:
Не было гвоздя —
Подкова пропала.
Не было подковы —
Лошадь захромала.
Лошадь захромала —
Командир убит.
Конница разбита —
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого что в кузнице
Не было гвоздя.[24]
— И все оттого, что домашняя хозяйка выбросила старую книгу, — добавляю я.
— Вот именно. Вы же видели «Путеводитель по Египту», когда обыскивали каюту Кливленда, и заключили, что он английский агент.
Сказанное им как бы невзначай застает меня врасплох, и я отвечаю ему не сразу.
— Собственно, из того, что Кливленд ускользнул с парохода рано утром, носился по Порт-Саиду с перепачканным коричневой краской лицом, якшался с махдистскими убийцами, становится очевидным, что он выполнял секретное задание.
— Что еще вы обнаружили в его каюте, о чем вы мне не сказали?
Я поднимаю брови.
— Я уверена, вы знаете лучше меня, что находилось в его каюте. В моем распоряжении были считанные мгновения, чтобы осмотреть его вещи, и ничего особенного я не нашла.
Ложь по необходимости.
— Я не видел его личных вещей.
— Ага!
— Опять это таинственное восклицание.
— Значит, лорд Уортон не поделился с вами своей добычей?
Фредерик косо улыбается мне:
— Нет, не поделился. О «Путеводителе по Египту» я просто догадался. Его светлость поступает так, словно на него возложена обязанность по спасению самой Британской империи. По правде говоря, я воспринимаю его как маленького человека, попавшего в большую переделку, а он воображает себя генералом, ведущим армию в наступление на врага.
Подходит леди Уортон и с удивлением поднимает брови, увидев меня и Фредерика гуляющими под ручку. Она явно хочет показать, что все поняла: меня и Селуса связывает романтический интерес.
Леди Уортон и я идем вдоль края утеса, с которого открывается вид на гавань, где стоит на якоре наш пароход. Когда нас никто не слышит, она останавливается и, глядя на местную женщину, идущую по дороге, говорит: