Стоя на дощатом настиле, Эдвард бормотал себе под нос: «Шест подними и держи строго вертикально. Теперь резко опускай, но не дави, пусть он воткнется под собственной тяжестью. Начнешь тянуть его на себя, обязательно слегка согни колени. Если шипы завязнут в иле, покрути…» Повторив это несколько раз, он уверенно повел лодку вдоль правого берега.
— Что за молитвы вы шепчете, Эдвард? — спросила Сара. — Я и не знала, что вы умеете управлять плоскодонкой.
— Я просто стараюсь припомнить правила, которые внушал мне мой наставник.
— А кто это был?
— Представьте себе, мистер Донтси, — сказал Эдвард. — Прошлым летом мы с ним ездили в Кембридж. Он ведь учился там, окончил, кажется, Тринити-колледж. Мне тогда полчаса потребовалось, чтобы одолеть меньше сотни ярдов от Магдален-колледжа до колледжа Сент-Джонс, следующие пара сотен ярдов до Клер-колледжа заняли уже десять минут, ну а доплыв до Кингса, я уже чему-то научился. Мистер Донтси внушил мне два правила. Во-первых, говорил он, надо выкинуть из головы все мысли о работе, а во-вторых, орудуя с шестом, не забывать о грации движений.
— По-моему, Эдвард, вы сейчас неплохо смотритесь, — улыбнулась Сара.
— Мистер Донтси научил меня избегать типичных для новичков ошибок; — продолжал Эдвард, пряча довольную усмешку. — На Кэме[31] множество низких мостов; стоя на них, можно дождаться проплывающей плоскодонки и ухватить чей-нибудь поднятый шест. Неопытные туристы часто попадаются в эту ловушку. Если ваш шест крепко держат с моста, вы вынуждены его отпустить, ведь плоскодонка продолжает двигаться и вы рискуете оказаться в воде. Частенько, к восторгу зрителей, так и происходит. А еще может случиться так, что лодка движется, а воткнутый шест застрял в иле. Мистер Донтси рассказывал, что ему не раз доводилось видеть, как плоскодонка уплывает, а какой-нибудь несчастный, вцепившись в шест, висит на нем посреди реки.
От левого берега им навстречу двигались две плоскодонки. В них было не меньше дюжины человек, все они шумели и размахивали бутылками. Эдварду показалось, что оттуда ему, тыча пальцами, что-то кричат.
— Чего им надо, Сара? — спросил он, продолжая сгибать и разгибать колени, чтобы лодка плавно скользила по воде.
Девушка прислушалась и повернула к нему несколько встревоженное лицо:
— Кажется, они кричат: «Не там стоишь!» и еще… — она уже всерьез заволновалась, — еще они, по-моему, кричат: «Топи его!»
— Все ясно, — сказал Эдвард, прикидывая расстояние между своей лодкой и приближающимися плоскодонками. — Я стою так, как принято в Кембридже, а в Оксфорде почему-то считают, что управлять лодкой нужно с другого конца.
Крики приближались, и теперь стало ясно, что Сара все расслышала правильно. В воздухе сверкали бутылки. Каждый рывок плоскодонок сопровождался новым боевым кличем.
Однако Эдвард хранил полное самообладание и только увеличивал скорость, непрерывно выдергивая и вновь ловко втыкая шест. Сара заметила, что он пытается использовать его в качестве руля, видимо прикидывая, как быстро сможет поменять курс. Энтузиазма у оксфордцев было хоть отбавляй, но вели они свои лодки не слишком умело и явно уступали Эдварду в темпе.
Когда плоскодонки были уже менее чем в сотне ярдов, Эдвард неожиданно развернул свою лодку, направив ее поперек реки, прямо на противника.
Возгласы «Не там! Не там! Топи его!» усилились.
Сара не сразу поняла, что собирается делать ее спутник. Он был невероятно сосредоточен. Потом девушка увидела, что, если их лодка не успеет остановиться или сменить курс, она вот-вот перегородит путь оксфордцам. Но как Эдвард сможет сменить курс на такой скорости? Ситуация грозила стать опасной.
«Топи его! Не там стоит!» Насмешливо-устращающие возгласы как-то притихли. Ибо не лодка плыла к оксфордцам — на них несся флагман боевой флотилии где-нибудь возле Акция или Саламина[32].
Еще минута, и их плоскодонки разлетятся в щепки. Эдвард сделал легкое движение шестом, словно рулем. Оксфордцы смолкли. Сама судьба неслась им навстречу. Два парня с шестами, осознав неизбежность роковой гибели, попрыгали в воду. Тогда Эдвард, погрузив шест, изо всех сил пригнул его, однако не параллельно своей лодке, а в сторону. И в тот момент, когда столкновение казалось уже неизбежным, его плоскодонка, круто свернув вправо, проскользнула всего лишь в паре футов от вражеских бортов и устремилась дальше по реке.
— Ну как, не там стоял, да?! — обернувшись, крикнул Эдвард.
Грянули аплодисменты зрителей, наблюдавших за схваткой с берега. К овациям присоединились и побежденные.
— Ура! Здорово, Эдвард! — хлопая в ладоши, воскликнула Сара. — Филистимляне полностью разбиты!
— Надо оторваться, — прерывистым от напряжения голосом проговорил Эдвард. — Вдруг им взбредет в голову нас преследовать. Конечно, вряд ли они пойдут на это и в любом случае мы плывем быстрее, но так мне будет спокойнее.
Сара взглянула на него с уважением. Эдвард Тихий прямо у нее на глазах превратился в Эдварда Победителя.
Пауэрскорт подробно рассказал леди Люси и Джонни о своем визите в Парадиз, признавшись, что так и не решил, друг ему Иеремия Панкноул или враг.
— И вот еще что, — сказал он, — схожу-ка я к поверенным Донтси еще раз, поговорю об этом неуловимом Максфилде, которому Алекс Донтси оставил двадцать тысяч. О поисках этого загадочного наследника я вам уже рассказывал. Но полиции тоже не удалось отыскать никаких следов. Старший инспектор Бичем считает, что этого человека, скорее всего, нет в живых. Хотя, просмотрев все присылаемые в Сомерсет-Хаус[33] официальные списки умерших и пропавших без вести, его там не обнаружили. Он как будто испарился.
— А вдруг он уехал за границу? — предположила леди Люси. — Может, у него случилось какое-то несчастье и Донтси оставил ему деньги, чтобы выручить из беды?
— Бог его знает, — пожал плечами Пауэрскорт. — С тем же успехом можно предположить, что Донтси заплатил шантажисту.
— А может, этот парень сидит за решеткой? — оживился Джонни. — Не обязательно за преступление. Ведь есть же долговые тюрьмы, клиники для психов, другие подобные местечки. Полиция их проверяла?
— Проверяла, — вздохнул Пауэрскорт. — Но может быть и такое: допустим, некий Максфилд унаследовал от своего отца не фамилию, а титул, и теперь он не Максфилд, а какой-нибудь лорд Килкенни. И не найти уже бывшего Максфилда, он исчез без следа.
— Но ведь знакомые помнили бы его прежнее имя? — усомнилась леди Люси.
— Не обязательно, — усмехнулся Пауэрскорт. — Когда в следующий раз увижусь со старшим инспектором, непременно попрошу его проверить и эту версию. Джек Бичем, конечно, умная голова, однако он, как и все полицейские, беспредельно привержен каждой букве официальных законов государства, которое призван защищать.
Через двадцать минут Эдвард и Сара были уже далеко от архитектурных красот Оксфорда. Поскольку Эдвард все еще опасался преследования, они буквально пролетели мимо Магдален-колледжа и его оленьего парка. Теперь перед ними открылись поля, с виду сыроватые для прогулок, причем на них паслось подозрительно много коров. Эдвард направил лодку под ветви плакучей ивы, перебрался в середину и устроился напротив Сары.
— Вы не проголодались? — спросила она, проверив, на месте ли корзинка с едой.
— Просто умираю с голоду! — весело ответил он и стал уплетать один за другим сандвичи с ветчиной, помидорами и яйцами.
«И как это в него столько влезает?» — удивлялась Сара. Когда с сандвичами было покончено, она решилась задать вопрос, который ее давно мучил.
— Эдвард… — нерешительно начала она.
— Да, Сара? — откликнулся он, вытирая яблоко о рукав своей рубашки.
— Можно вас попросить об одной любезности?
— О чем угодно, Сара, — заверил он, любуясь отполированным яблоком, словно редкостным самоцветом.
— Понимаете, я обещала, что поговорю с вами об этом, когда мы будем в Оксфорде.
Догадываясь, что «это» как-то связано с ее матерью, Эдвард молча ждал. Сара долго молчала, опустив глаза на воду, такую прозрачную, что видны были камешки на дне.
— Вы не могли бы, Эдвард, как-нибудь навестить нас с мамой? Ей очень хочется с вами познакомиться.
Эдвард надкусил яблоко.
— Конечно, Сара, ваше желание — закон, спасибо за приглашение. А какая она, ваша матушка?
Саре не хотелось отвечать на его вопрос, но она решила, что это было бы нечестно по отношению к Эдварду.
— Она любопытная, Эдвард, жутко любопытная. И еще, хотя я, наверное, не должна вам об этом говорить, она тяжело больна. Доктор считает, что жить ей осталось всего пару лет. У нее мучительные боли. Как будто, — голос Сары дрогнул, — мало мучений досталось под конец отцу. Он умер два года назад. Два года и четыре месяца, как его нет.
