Княгиня Курочкина была в белом шелковом платье, отделанном гирляндой сирени. Я вспомнил, что видел ее как-то на одном из светских приемов.
– Да, сейчас он сам вам расскажет, – пообещала моя Цирцея и повелительно обратилась ко мне: – Ну же!
Кузина словно обладала врожденными царскими манерами, которые не отталкивали, а только, наоборот, притягивали к ней людей из самого высшего общества. В то же время я видел, как ловко Божена управляется со своей прислугой.
– Я хотел расспросить вас о вашей бывшей подруге, – вкрадчиво начал я. – О графине Марие Александровне Олениной. Говорят, вы были дружны…
– Да, да, я слышала, какое горе! – запричитала княгиня. Ее глаза тут же наполнились слезами.
– Что вы имеете в виду? – Я присел на низкую оттоманку, не соображая еще, какое такое несчастье могло приключиться с графиней Мари.
– Ну, как же? – удивилась Варвара Алексеевна. – Вы разве не слышали? – она заговорила тише. – В свете поговаривают, что ее сестра Элен совсем лишилась рассудка, она даже, кажется, зарезала свою горничную. Поэтому-то Оленины и покинули Петербург так спешно.
– Ах, это… Ну да, конечно, я слышал, – ответил я в тон. – Но мне бы хотелось поговорить о другом. Я имею в виду связь вашей бывшей подруги с каким-то актером или певцом!
– Ах, вы об этом?! – вспыхнула молодая княгиня. – Интрижка, и в самом деле, имела место, но…
– Что? – в упор уставился я на нее, чувствуя, как неловко стало собеседнице под моим взглядом. Однако сейчас не время было для того, чтобы соблюдать приличия.
– Мария не особенно делилась со мной, – ответила княгиня Курочкина. – Ну, вы сами понимаете, почему… Что-то у меня горло пересохло! – Варвара Алексеевна дернула шнур сонетки.
В гостиную тут же влетела проворная горничная.
– Ася, принеси лимонада! – приказала хозяйка и продолжила: – Я не знаю имени этого актера.
– Он пел в Каменном театре? – осведомился я. – Ну, может быть, Мария намекала вам, кто это?!
– Да, он пел в Каменом, – княгиня снова жеманно потупила свои голубые глазки. – Но она мне ничего такого не намекала! К тому же я и сама не пожелала бы этого знать! И вообще, к чему все эти расспросы? – Она перевела взгляд с меня на Божену.
– К тому, что Элен угрожает опасность, – решила моя кузина взять огонь на себя. – А этот человек может быть замешан в убийстве!
– В убийстве?! – княгиня Варвара Алексеевна задрожала от ужаса. Она нервно убрала со лба рукой белокурые локоны. – Нет, этого не может быть! Наталья Михайловна не допустила бы…
– Она его знала в лицо? – осведомился я.
– Не знаю, – Варя пожала плечами. – Думаю, нет.
– Час от часу не легче! – воскликнул я.
– А что это за Ася, которую вы, Варвара Алексеевна, за лимонадом послали? – прищурившись, осведомилась Божена Феликсовна. Мне показалось, что Божена узнала горничную. Все это выглядело довольно странно.
– Так вы разве, Божена Феликсовна, не помните? – искренне удивилась княгиня и заморгала ажурными золотистыми ресницами. – Это именно та самая дувушка, которую я у Марии купила.
– Ах, вот оно как? – всплеснула руками Божена.
– Так неужели же вы у себя из деревни горничную не могли вытребовать? – осведомился я. – Из заглазного имения. Наверняка ведь там имеются работящие девушки!
– Имеются, – согласилась молодая княгиня. – Да сноровка у них не та, и манеры не такие! Эта-то всему гувернантками да самой графиней Мари обучена! Где лучше горничную-то взять? К тому же она поверенной была в ее делах с этим… Ой, – Варвара Алексеевна прикусила язык, сообразив, что все же сболтнула лишнего. Ей не хотелось окончательно выдавать Мари, что-то удерживало княгиню от этого, на ее взгляд, весьма опасного шага.
В этот момент дверь в гостиную приоткрылась, и на пороге показалась как раз та самая Ася с серебряным подносом в руках, на котором красовался пузатый графин рубинового стекла с лимонно-апельсиновым соком и три фужера, по всей видимости, предназначенные для нас.
– Ася! Ты-то нам и нужна! Подойди-ка поближе! – велела Божена. Она рассматривала камеристку во все глаза, стараясь припомнить, видела ли ее раньше у Олениных!
Горничная сделала несколько несмелых шагов вперед и вопросительно взглянула на барыню. Та кивнула, пожав плечами. Отступать Варваре Алексеевне было некуда!
– Иди уж! – приказала она, а сама недовольно возвела глаза к потолку, украшенному помпезной лепниной.
Стены в гостиной были украшены портретами княжеских предков. Огромная свечная люстра освещала комнату, потолок которой поддерживался колоннами.
Ася оказалась стройной прелестной девушкой лет восемнадцати с каштановыми волосами. Она пристально разглядывала нас с Боженой ласковыми ореховыми глазами. Весь ее облик немного портил слегка крупноватый нос, но, в целом, она выглядела красавицей. На ней было длинное платье, выполненное местной портнихой на французский манер. Я был вынужден признать, что не у одной только Миры были причуды наряжать своих горничных.
– Расскажи-ка нам, милая, о графине Мари! – велел я хорошенькой камеристке.
При звуке этого имени Ася выронила из рук поднос, графин с лимонадом разбился вдребезги, и осколки от него разлетелись по комнате. Фужеры посыпались, но не разбились, так как стекло, из которого они были сделаны, оказалось прочнее.
– Да что же ты такая неловкая?! Руки-то у тебя откуда растут?! – завопила княгиня.
Я никогда бы не подумал прежде, что женщина с такой хрупкой внешностью может обладать таким зычным и пронзительным голосом. Так иногда кричали наши бабы в Кольцовке.
– Варвара Алексеевна, не надо кричать, – попросил я княгиню. – Девушка и так слишком напугана. Ася, присядь рядом со мной, – обратился я к ней.
Горничная разрывалась между двумя желаниями: выполнить мою просьбу и броситься собирать с паркетного пола осколки. Она явно была вне себя и не знала, что делать.
– Присядь, – недовольно повторила за мной Варвара Алексеевна, которую, видимо, перестал занимать разбитый графин. – Да успокойся ты! Отвечай на вопросы, да поживее! Мне весь этот сыр-бор уже надоел! Еще только полиции тут не хватало, – молодая княгиня вдруг вспомнила об убийстве.
– На какие вопросы? – испуганно осведомилась девушка. Она затравленно озиралась по сторонам.
– Об актере, – ответил я, – которому ты, верно, передавала какие-нибудь записки от графини Мари.
– Я Марии Александровне всем обязана, – пролепетала горничная. – Как же так можно-то?
– Ты в Управу попасть не хочешь? – осведомилась Варвара Алексеевна, которую задели слова, сказанные Асей о Марии Олениной. – Так, значит, мне ты совсем ничем не обязана?
– Я не это совсем хотела сказать, – пролепетала горничная. – Какая еще Управа? – она невольно всхлипнула.
– Самая что ни на есть настоящая, – зловеще проговорила Курочкина. – С квартальным надзирателем, который отправляет в Сибирь, да на каторгу!
– За что? Что я такого сделала? – Ася побледнела, и лицо ее покрылось красными пятнами.
– Ты-то ничего, – протянул я. – А вот один актер… или артист! Впрочем, это не так уж и важно…
– И что этот актер? – спросила Ася, сглотнув ком в горле.
– Все указывает на то, что он замешан в убийстве одной знатной особы. – Я, конечно, немного преувеличил, назвав Лушу знатной особой. – Артист из Каменного театра, с которым твоя бывшая хозяйка была в связи!
Ася закрыла лицо руками.
– О! Только не это, – простонала она. – Я знала, что все это добром не кончится. Кирилл Модестович – страшный человек.
– Так, значит, Кирилл Модестович, – повторила за ней Божена.
Горничная убрала руки с лица.
– Кирилл Модестович Левицкой, – произнесла она с каким-то трепетом в голосе. – Он пел в «Водовозе», правда, роль у него была какая-то совсем ничтожная. Графиня Мари познакомилась с ним на одном из маскарадов, тех, что устраивали Вяземские…
«Снова Вяземские, – мелькнуло у меня в голове. – Должно быть, актеришка вхож в этот дом! По крайней мере водит знакомство с лакеем, тем самым, который провожал господина в белом бурнусе, когда вспыхнула гардина, а Элен лишилась сознания…»
– И долго продолжались эти незаконные отношения? – осведомился я. Мне не терпелось узнать все подробности этой связи и отнюдь не из-за скабрезного интереса. Я проникся таким состраданием к Элен, что мне страстно хотелось распутать эту паутину интриг, сотканную против нее.
Ася снова опустила глаза.
– Около года, – тихо проговорила она. – Это была действительно страсть, такая, о какой пишут в своих романах мадам де Жанлис, Анна Радклифф и Вальтер Скотт…
– А ты, оказывается, начитанная девушка, – заметил я.
– Мария Александровна позволяла всем девушкам пользоваться своей библиотекой, – проговорила Ася, будто оправдываясь. Она перебросила на грудь толстую каштановую косу.
– Очень добрая барышня, – отозвался я с невольной иронией в голосе, которую почувствовали все дамы, присутствовавшие в этой комнате. Одна только Ася, казалось, ничего не заметила. Она продолжала буравить ореховыми глазами вощеный паркет.
