И что тогда остается?
Деньги, господа! Только денежки могли в значительной степени компенсировать неудовольствия господина Бурундукова жизнью и сложившейся карьерой. Деньги распрямили бы его плечи. Задрали бы подбородок кверху. Вызвали бы блеск в его глазах. Одели бы его с иголочки. Заставили бы обращать на него внимание привлекательных женщин, которые сейчас даже не посмотрят в его сторону. Вызвали бы уважение к нему приятелей. Ведь деньги лучше карьеры. Ибо карьера – только власть, а деньги – и карьера, и власть.
– Этот господин нам подходит, – после недолгого раздумья заключил Всеволод Аркадьевич, собрав все мнения членов своей команды относительно господина Бурундукова. – Теперь его надлежит как следует обработать…
– И кто этим займется? – поинтересовался Огонь-Догановский. – Хочешь, это сделаю я?
– Не хочу, – ответил Сева. – Ты директор торгово-закупочной фирмы «Гольденмахер и компания» и никакого прямого касательства к «Акционерному обществу Казанско-Рязанской железной дороги» иметь не должен. Вернее, к его директорам, то есть к нам.
– Понимаю, – кивнул головой Алексей Васильевич.
– Этим займешься ты, – Долгоруков посмотрел на Африканыча, – ты, – глянул он на Давыдовского, – а еще ты, – и перевел взор на Ленчика. – И я. Все мы займемся этим. Ведь мы – Совет директоров крупнейшего акционерного предприятия Поволжского региона. Вместе мы лучше обработаем Бурундукова. И намертво повяжем его. Одно дело обещать что-либо одному человеку, и совершенно другое – нескольким. Давление больше, и отвертеться будет сложнее.
– Верно, – поддержал Огонь-Догановский. Его возраст, приближающийся к шестидесяти годам, делал его, помимо старейшины, еще и неким арбитром. И зачастую его слово являлось решающим при принятии решений коллегиально. Ну, как в данном случае.
– Я тоже с вами пойду, – встрял в разговор обычно молчащий и внимательно слушающий Лука.
– Хорошо, – предварил Сева возможные возражения своих друзей. – И ты пойдешь. Все пойдем!…
* * *
Человек по своей природе весьма слаб.
Бурундуков был слаб вдвойне. Первый помощник управляющего банком любил женщин. И чем реже они у него случались, тем больше он их любил.
У него была супруга – тихая молчаливая женщина, на которой он иногда срывал свое зло и неудовлетворенность жизнью, – но он ее не хотел. Потому как это было его, всегда находилось рядом, а ему хотелось запретного плода, чужого. Будь в команде Севы женщина – а она была бы, несомненно, хорошенькой, – то сумела бы сыграть роль приманки, на которую непременно бы клюнул Бурундуков, после чего его проще было бы «раскручивать». Но женщины в их шайке не было. Сева не раз задумывался над этим вопросом – не заиметь ли в команде умную и хорошенькую женщину, с появлением которой снялись бы многие препятствия в деле проведения афер и махинаций. Однако Долгоруков опасался, как бы эта женщина не стала камнем преткновения среди мужчин. Ведь женщина в команде махинаторов и авантюристов – все равно что баба на корабле.
Еще первый помощник управляющего банком Бурундуков любил вкусно покушать. И обедал он всегда в ресторане Ожегова на Черном озере. Готовили здесь чудесно; русская и французская кухня изобиловали блюдами на любой, самый притязательный вкус. Имелись даже устрицы, всегда свежие и привозимые ранним утром. А вечерами в ресторане играл женский оркестрион, пели шансонетки и смешили публику «злободневными» куплетами наряженные Бимом и Бомом братья Чебурданидзевы.
Вкус же у господина Бурундукова был отменный, гурманом он был наипервейшим. Русскую кухню предпочитал французской: сытнее оно как-то, ну и подешевле будет. Вот и на этот раз он заказал себе жареного поросенка с хрустящей корочкой под хренком, ушицу из белорыбицы, оладушки со сметанкой, расстегаи, розеточку черной зернистой икорки к грибным пирогам, кофею «Мокко» с бисквитами, бланманже и жареные каштаны. Запивать все это он вознамерился полуштофом водочки и сладкой мальвазией. Но не испанской, а крымской, причем вовсе не из чувства похвального патриотизма. Он просто знал, что виноградники на Мадейре попортили гадские полужесткокрылые филлоксеры, которых хлебом не корми, но дай пожрать виноградную лозу.
Сева появился в тот самый момент, когда Бурундуков едва сделал заказ и вознамерился испить покуда сельтерской водицы.
– Ба-а, – развел руками Всеволод, изображая несказанную радость слегка подвыпившего мужчины при встрече хорошего знакомца. – Господин Бурундуков! Какая встреча!
Всеволод Аркадьевич был неотразим. Набриолиненные усы и аккуратно подстриженная бородка невероятно гармонировали с блестящей черным шелком бабочкой, готовой вот-вот вспорхнуть и улететь восвояси навстречу крылатым членистоногим, а черный цилиндр, надетый немного набок, придавал ему слегка шаловливый вид. Дорогущий смокинг, казалось, был только что сшит, а черные брюки, волной спускающиеся на лаковые штиблеты, блестели по бокам широкими шелковыми лампасами. Толстая сигара в зубах и нагловатый блеск в глазах указывали на несомненную принадлежность вальяжного господина к самым высшим коммерческим кругам казанского губернского общества.
– Я тоже… очень рад, – изобразил на лице подобие улыбки первый помощник управляющего банком, не припоминая, однако, где мог видеть этого импозантного господина. Но что видел его когда-то и даже разговаривал с ним – это он помнил точно.
– Вы, я вижу, никак не можете припомнить, кто я такой, – понимающе улыбнулся Долгоруков.
– Прошу прощения, но я как-то не…
– Не извиняйтесь. Ничего удивительного – мы с вами не виделись… – Сева немного помолчал, как бы вспоминая, – шесть, нет, уже семь лет! Как быстро, однако, летит время…
– Да уж, – только и нашелся, что ответить, Бурундуков. – Время летит быстро и незаметно.
– В восемьдесят первом году я арендовал в вашем банке сейфовую ячейку, – пришел на помощь Бурундукову, до сих пор морщившему лоб в глубоких сомнениях, Всеволод Аркадьевич. – Моя фамилия Долгоруков.
– Ну, как же, как же! – с некоторым облегчением вспомнил наконец Бурундуков. – Помню. Конечно, помню!
Наличие такой фамилии в России открывает ее владельцу многие двери. И даже человеческие души. Душа Бурундукова открылась Всеволоду Аркадьевичу шире некуда. Ну какого рода имелись у него знакомые и приятели? Один – Нафанаил Симонович Брагин; другой – Симеон Феофилактович Седмиозерный; третий и вовсе Ибрай Исмагилович Худайбердыев, прости господи. А тут – Долгоруков, Всеволод Аркадьевич. Совсем иначе звучит, верно?
– Прошу вас, присаживайтесь, – жестом показал на стул против себя улыбающийся Бурундуков.
– А у меня к вам другое предложение! – весело произнес Долгоруков. – Мы здесь собрались своей компанией, – он указал взглядом на стол возле окна, за которым сидели Африканыч, «граф» Давыдовский, Ленчик и Лука. – Так что прошу к нам!
– Но я уже сделал заказ, – нерешительно ответил Бурундуков. – Да и… неловко как-то.
– Пустое! – воскликнул Всеволод Аркадьевич. – Ваш заказ гарсон принесет и на другой стол. А что до неловкости – забудьте об этом и больше не вспоминайте. Встреча старых знакомцев, столько лет не видевшихся, не предполагает сидение за разными столами.
Они быстро познакомились, Бурундуков, работник банка, и члены команды Долгорукова. К тому же Бурундуков вспомнил и Самсона Африканыча. Тот тоже как-то приходил в Волжско-Камский банк, собираясь сделать вложение.
Первый помощник управляющего банком редко бывал в компаниях столь представительных господ. Только Леонид Иванович Конюхов казался ему попроще остальных. С ним он по большей части и беседовал. Человек, представившийся как Лука, все время загадочно молчал. К Павлу Ивановичу Давыдовскому было вообще не подступиться – как же: граф, его сиятельство и все такое… Африканыч, как его все звали за столом, был чрезвычайно красив и безостановочно сыпал анекдотами, над которыми все дружно смеялись, в том числе и Бурундуков, хотя и не понимал их соли. Словом, чувствовал себя господин первый помощник управляющего банком не в своей тарелке. И, дабы снять возникшую неловкость, не пропускал ни одного тоста, опоражнивая в себя рюмку за рюмкой.
– Вы, господин Бурундуков, не тушуйтесь, – заметив его состояние, доверительно сказал ему Долгоруков. – Это только на первый взгляд кажется, что все мы такие важные. А копни нас поглубже, так окажется, что мы ничем не отличаемся от иных прочих. У нас, как и у всех человеков, проживающих на этой бренной Земле, одна голова, две руки, дырка в голове для приема пищи и еще одна дырка сами знаете где. Все как у всех…
– А по какому случаю у вас празднество? – вежливо поинтересовался Бурундуков.
– Слушай, давай на «ты», согласен? – простецки предложил Всеволод Аркадьевич. – А то столько времени знаем друг друга, и все выкаем. Не по-русски это как-то.
