Палач с облегчением рассмеялся и покорно вскинул руки.
– Дьявол, никогда бы не подумал, что буду так рад видеть своего умника зятя! – воскликнул он и повернулся к растерянной толпе: – Что, плохо слышали? Бросайте оружие, пока эти ученые не исполосовали вас своими скальпелями.
Симон шагнул вперед и хитро улыбнулся:
– Вы прямо рассыпаетесь в благодарностях за спасенную жизнь, дорогой тесть.
– Спасенную жизнь? Ну, все зашло не настолько далеко, чтобы твоя помощь в драке…
– Может, вы ненадолго отложите свои семейные дела? – произнес мужчина рядом с Симоном. – Пока у нас есть занятие поважнее.
Он снова обратился к толпе твердым голосом:
– Я недостаточно ясно выразился? Расходитесь, и побыстрее! Вы меня знаете, я лейб-медик епископа. Хотите, чтобы я доложил ему о вашем неповиновении? В городе запрещены любые беспорядки, вам это известно… – Он указал на пастуха, который, онемев от страха, по-прежнему жался к стене: – Виновен этот человек или нет, будет решать суд, а не вы. Ступайте своей дорогой и доверьтесь закону.
Люди зароптали и начали расходиться, подхватывая раненых и грозно при этом оглядываясь. Когда затихли последние шаги, врач вздохнул с облегчением.
– Вовремя подоспели, – проговорил он тихо и обратился к Якобу: – Вам бы и впрямь не помешало поблагодарить зятя. Это он позвал стражников. В противном случае мы бы, наверное, остались без палача – и взамен заполучили бы буйную, неуправляемую толпу. – Врач повернулся к стражникам: – Проводите беднягу к городским воротам. Думаю, в ближайшую пару недель ему лучше не показываться в городе.
– Но если он и вправду оборотень… – заметил один из солдат.
– Проклятье! Вы с ума все посходили? – перебил его лекарь. – На одних мазях и травах оборотнем не станешь! Даю вам слово лейб-медика, никакой это не монстр. А теперь ступайте наконец.
Стражники увели сотрясаемого дрожью пастуха, и Якоб вытер с лица подсохшую кровь.
– Влиятельный у тебя друг, – сказал он одобрительно Симону. – Полагаю, это и есть твой старинный приятель, господин Самуил… – Он усмехнулся: – Значит, не совсем уж и напрасно вы ошивались в университете.
– Ну, надеюсь, я не слишком злоупотребил полномочиями, – пробормотал Самуил. – Я, конечно, обладаю здесь некоторым влиянием. Но если его сиятельство узнает, что я велел отпустить подозреваемого, то отповеди мне не избежать. Если викарий первым не сдерет с меня кожу.
– Зато вы спасли жизнь человеку, – заметил Георг. Если не считать разбитой губы, то он, похоже, остался невредим. – Думаю, это того стоило. – Он как бы невзначай оглядел отца. – А ты неплохо дрался. И не скажешь, что тебе уже за пятьдесят перевалило.
– На горстку безмозглых крестьян вполне сгодится, – проворчал Куизль. – И на болтливого сына, если он сейчас же рот не закроет.
Но при показной ворчливости его переполнило чувство симпатии. Похоже, лед между отцом и сыном наконец треснул.
– А знаешь что, Якоб? – хохотнул Бартоломей. – Эта драка напомнила мне, как мы с тобою еще мальчишками колотили сыновей старого Бертхольда. Что была за потеха! Думаю, нам надо почаще такое проделывать. Это сплачивает.
Симон скептически покачал головой.
– Всегда знал, что связался со странным семейством, – пробормотал он, отряхивая пыль с порядком потрепанных ренгравов. – Ну да ладно… Нам в любом случае пора возвращаться. Мой младший сын, насколько я знаю, потрошил рыбу к ужину. Если задержимся дольше положенного, он наверняка закатит скандал. А это, поверьте мне, хуже любой уличной драки.
* * *
Позже, спустя пару часов, когда ночь темным покрывалом опустилась на Бамберг, по мосту у ратуши скользнули два сгорбленных силуэта и углубились в новую часть города.
Один из них был крупным, как медведь, на поясе у него висели шпага, широкий тесак и заряженный пистолет. Гигант останавливался на каждом углу, осторожно озирался и только потом звал за собой спутника. Человек, который нерешительно шагал следом, был низкий и сутулый. Годы сгорбили его спину, так что идти он мог, только опираясь на трость и превозмогая боль. И все-таки старый советник Тадеуш Васольд не мог отказаться от встречи со своим давним другом, хоть в такой неурочный час.
Старик дрожал всем телом, но причиной тому была не осенняя прохлада. Васольд плотнее кутался в дорогой шерстяной плащ и нерешительно следовал за своим рослым спутником по лабиринту переулков, переплетающихся у подножия собора. Дружелюбного гиганта звали Гансом, он был самым верным слугой Тадеуша. Еще его отец служил кучером старинному роду патрициев. И когда выяснилось, что обделенный острым умом Ганс обладал недюжинной физической силой, Васольд стал чаще брать его с собой в поездки в качестве телохранителя. Гигант хоть и не отличался сообразительностью, зато был молчалив, и разбойники с ворами разбегались от него без оглядки.
Васольд надеялся, что и с оборотнями будет так же.
Разумеется, патриций мог совершить этот визит вполне публично и при свете дня. Но Тадеуш не хотел, чтобы другие узнали об этом разговоре. Даже по прошествии стольких лет кое-кто мог бы прийти к соответствующим выводам, и Васольд старался не поднимать лишнего шума. Поэтому он предпочел куда как более опасную ночную прогулку.
Ганс держал в мозолистой руке крошечный светильник, который и указывал им путь сквозь мрак. Света хватало ровно настолько, чтобы окутать мужчин кругом дрожащего сияния, за пределами которого сгущалась тьма вперемешку с осенним туманом.
Васольд тихо выругался. Сколько раз он предлагал в Совете установить фонари хотя бы на главных площадях, как в других крупных городах Германии. Но всех пугали большие расходы и, вероятно, опасность разрушительных пожаров. Поэтому Тадеуш Васольд, один из старейших и уважаемых патрициев Бамберга, пробирался, словно какой-нибудь вор, сквозь ночь, наступал в нечистоты и кучи мусора и едва не пачкал штаны от страха.
Когда его старый друг и коллега по Совету Георг Шварцконц не вернулся из поездки в Нюрнберг, Васольд не предполагал ничего дурного. Даже наоборот. Шварцконц составлял ему жесткую конкуренцию на рынке сукна, и теперь его соперникам перепало еще больше прибыли. Но когда стали пропадать другие люди, в душе у Васольда начала зарождаться чудовищная догадка. Возможно, он ошибался, но, если составить отдельные части мозаики, получалась картина, корнями уходящая в далекое прошлое, к особенно мрачным его событиям.
Неужели такое возможно? Спустя столько лет?
И вот, когда бесследно пропала Адельхайд Ринсвизер, Васольд после долгих раздумий решился на этот ночной визит. В глубине души патриций надеялся, что друг успокоит его, посмеется над его опасениями и они вместе выпьют за былые времена. Потому что ничто так не страшило Васольда, как мысль, что другого человека занимают те же мысли.
Однако он подозревал, что так оно и выйдет.
И как мы тогда поступим? Запрем дверь в надежде, что все обойдется? Станем молиться, отправимся в паломничество, попросим прощения у Господа?
– Чтоб тебя, Ганс! Что стряслось?
Тот внезапно остановился, так что Васольд, погруженный в раздумья, чуть не налетел на него. Гигант застыл, словно каменный колосс, и правая рука его легла на рукоять пистолета.
– Не знаю, господин. Мне что-то послышалось, – пробормотал слуга.
– Ну и что же тебе послышалось?
– Ну… будто рычит кто и скребется. Вон в той подворотне.
Ганс показал дрожащей рукой в сторону ниши слева от них, и Васольд почувствовал, как сердце медленно сжимается.
Они стояли перед заброшенным домом, пустующим, как и многие другие, уже которое десятилетие. Некрашеные стены были увиты плющом, окна заколочены, перед широким порталом грудились гнилые доски и обломки камней. Только теперь старый патриций заметил, что украшенная резьбой, когда-то роскошная дверь была чуть приоткрыта. За ней угадывалась тень, еще чернее, чем окружающий ее мрак. Где-то сорвался камень, с грохотом стукнулся об пол. И Васольд тоже услышал.
Протяжный рык, низкий и злобный.
– Вот… вот опять, господин, – прошептал Ганс.
Еще ни разу Тадеуш Васольд не видел гиганта таким напуганным. Даже в тот раз, когда на них напали три мародерствующих солдата. Но теперь Ганс, казалось, дрожал всем телом.
– Оборотень, – просипел он. – Лю… люди говорят, он любит свежую кровь. Медленно разрывает своих жертв на куски. Сначала руки, потом ноги, потом…
– Дьявол, я не для того тебя взял, чтобы ты рассказывал мне эти дурацкие небылицы, – перебил его, запинаясь, Васольд. – Лучше посмотри, кто там или что!
