Еще более удивлял Аргайла открывшийся в нем педагогический талант. Непостижимым образом ему удалось передать свою безудержную страсть к исследованию «белых пятен» эпохи барокко своим студентам. Не всем, конечно, а лишь одной пятой от общего количества, однако коллеги говорили, что это очень большой процент, учитывая, с каким сырым материалом им приходится работать.
Он даже не готовился к лекциям: единственной проблемой для него было решить, какие страницы истории оставить за рамками учебного курса. Каждый раз этот выбор давался ему с трудом, потому что рассказать хотелось решительно обо всем.
– Средневековые монахи наказывали себя березовыми розгами, а мы истязаем себя, задавая студентам эссе, – однажды философски заметил декан факультета Возрождения. – Это практически одно и то же. Также больно и унизительно и так же входит в профессию. Правда, одновременно прозреваешь и начинаешь понимать тщету своих усилий.
Тем не менее была одна загвоздка. Переход на новую работу неожиданно пробудил в Аргайле ранее дремавшее, а может быть, сознательно подавляемое тщеславие. Поначалу он согласился преподавать в университете только из-за безнадежной ситуации на рынке произведений искусства, однако вскоре обнаружил, что эта работа доставляет ему удовольствие, невзирая на бездарность и лень студентов. Он начал возвращаться к старым привычкам и удовольствиям и даже вытащил на свет давно заброшенную докторскую диссертацию. В нем снова вспыхнуло желание увидеть свое имя напечатанным. Ему будет достаточно даже скромной статьи, но только непременно со сносками и ссылками – чтобы все как положено, Заодно будет оправдание для посещения архивов. Все его коллеги что-нибудь писали, и ему частенько бывало неловко, когда за обедом в университетской столовой его вдруг спрашивали, над чем он сейчас работает. Это был неизбежный вопрос, от которого Джонатан каждый раз вздрагивал. И как же будет приятно ответить наконец что-то конкретное.
Вот только о чем писать? Два месяца он не мог найти подходящей темы. Одни были слишком большими, другие – слишком незначительными или уже разработанными: общая проблема всей современной профессуры.
В последнее время Аргайл постоянно обдумывал этот вопрос, за исключением тех дней, когда выставлял оценки. Сегодня, пока он шел домой, мысль о проверке студенческих работ постоянно маячила где-то в глубинах его сознания и даже помешала насладиться видом островка Тибуртина в дымке вечернего угарного газа, когда он проходил по мосту Гарибальди. Пятнадцать сочинений на тему иезуитских построек. Могло быть и хуже – например, если бы все его студенты взяли себя в руки и отнеслись к заданию серьезно. К счастью, некоторые тетрадки были довольно тоненькими. Нет, в принципе Аргайл уважал добросовестных студентов, но когда он проверял их работы, в нем невольно просыпалось отвращение к маленьким зубрилам, исписавшим целый ворох бумаги. Однако ничего не поделаешь: как минимум два часа вечернего времени придется посвятить чтению их писанины, стараясь сохранять спокойствие, когда кто-нибудь из них сообщит ему, что Рафаэль был папой, а Бернини научил ваянию Микеланджело[6].
А ему так хотелось провести тихий вечер с Флавией. Сегодня утром она поклялась прийти пораньше и даже обещала приготовить ужин, что случалось от силы раз в несколько недель. Теперь (когда они решили в качестве эксперимента официально зарегистрировать свои отношения и жить вместе уже на законных основаниях; когда Аргайл обосновался на новой работе и перестал переживать из-за отсутствия денег) жизнь стала чудесной – насколько она может быть таковой, когда связываешь свою судьбу с женщиной, которая никогда не знает, во сколько она будет дома.
Конечно, это не ее вина – так работают все полицейские, но иногда Аргайл злился: все-таки неприятно, когда тебя отодвигают на второй план из-за пропажи серебряного кубка, даже если это шедевр тосканской работы шестнадцатого века. И ладно бы один раз, но ведь эти кубки воровали постоянно! Казалось, воры не знают отдыха. Неужели им никогда не хочется провести вечер дома, задрав ноги повыше, как всем нормальным людям?
Но сегодня Флавия точно придет: полчаса назад она позвонила ему, чтобы порадовать этим сообщением. В предвкушении встречи Аргайл решил исполнить свой долг и накупил всякой еды – поедят, как цивилизованные люди. Ему так не терпелось увидеться с Флавией, что, свернув на Виколоди-Седро, откуда до дома было уже рукой подать, он почти побежал.
И тут же увидел, как навстречу ему торопливо шагает Флавия. Она быстро поцеловала его и виновато заглянула в лицо.
– Ты что, возвращаешься в офис? – тоном прокурора спросил он. – Я знаю этот твой взгляд.
– Совсем ненадолго. Я не задержусь.
– Флавия, ты же обещала…
– Не волнуйся, я быстро.
– Знаю я твое «быстро».
– Джонатан, ну что я могу поделать? Есть проблема, совсем небольшая – это действительно ненадолго.
Он нахмурился; его хорошее настроение мгновенно испарилось.
– Ладно, пойду проверять сочинения.
– Хорошая мысль. К тому времени как ты закончишь, я уже вернусь. И весь оставшийся вечер мы проведем вместе.
Сетуя вполголоса на необходимость проверять сочинения, Аргайл вошел в подъезд и поздоровался с пожилой синьорой с первого этажа. На втором он вежливо, но довольно прохладно кивнул Бруно – этот молодой парень наполнял ночную тишину очень громкой и очень плохой музыкой – и на третьем достал ключи от своей квартиры. Странно, подумал он, такое впечатление, что существует неразрывная связь между громкостью музыки и ее качеством: если громкая, то обязательно плохая. Почему-то в юности он этого не замечал.
Через два часа он закончил проверку сочинений, а Флавии все не было. Через три часа он поужинал и все еще ждал. Через четыре часа Джонатан отправился спать.
– Когда поступил звонок? – недоверчиво спросила Флавия, когда ей вручили листок с расшифровкой анонимного звонка.
Джулия, молодая практикантка со свежим личиком, которая, судя по всему, до сих пор продолжала отчитываться перед мамой, покраснела от волнения. Она ни в чем не провинилась: звонок поступил, когда все уже разошлись и, кроме нее, принять его было некому.
– Около пяти. Вас уже не было, и я поднялась в кабинет к генералу.
– И что он сказал?
– Ничего, – нехотя ответила девушка. – Он спал.
– И ты не стала его будить, потому что ты новенькая и еще не знаешь, что при определенных обстоятельствах это вполне позволительно. Хорошо. Не расстраивайся. Ты ни в чем не виновата.
Флавия вздохнула. Иногда очень трудно быть справедливой. Ей было бы легче, если бы она могла наорать на практикантку.
– Ладно, забудем. Значит, ты сама ответила на звонок?
Дитя кивнуло, чувствуя, что гроза миновала.
– Да, но ничего конкретного не сказали.
– Никаких кодовых слов? Как ты думаешь: он не из тех, кто обычно звонит нам?
– Нет. Он просто сказал, что в ближайшие дни произойдет серьезное ограбление. И назвал место – монастырь Сан-Джованни.
– Ты пробила по компьютеру что у них есть?
Джулия снова кивнула, радуясь, что догадалась просмотреть данные, занесенные в компьютер.
– Монастырь уже грабили пару лет назад, после чего они провели полную инвентаризацию имущества. – Она взяла распечатку и продолжила: – Вообще-то у них нет ничего особенно ценного. Золотые и серебряные украшения они хранят по рекомендации генерала Боттандо в банковском сейфе. Единственная стоящая вещь – картина Караваджо. Это – значительное произведение, однако, по отзывам специалистов, не самое лучшее из его работ. К тому же авторство под сомнением.
– Картина застрахована?
– На этот счет информации нет.
Флавия посмотрела на часы. Проклятие! Джонатан обидится, и будет прав.
– Ты звонила в монастырь?
– Там никто не берет трубку.
– Где это находится?
– В Авентино.
– Пожалуй, я загляну туда по дороге домой, – вздохнула Флавия. – Скажу им, чтобы как следует запирали замки. У нас есть свободные люди, чтобы взять монастырь под наблюдение?
Джулия покачала головой:
– Только я.
– Ты оставайся в офисе. Ладно, я подумаю. Свяжись с патрульными машинами и попроси, чтобы они включили в план объезда улицу, где находится монастырь. А сама, пока будешь сидеть здесь и пить всю ночь напролет кофе, посмотри, нет ли в списках пассажиров, прибывающих и убывающих из страны, лиц, состоящих у нас на учете. Поинтересуйся мероприятиями, которые должны проводиться в городе. Узнай, что происходило в последние дни. Короче, следи за новостями. Хорошо?
Отец Ксавье все еще сидел за рабочим столом и обдумывал итоги собрания. Он без церемоний принял Флавию в своем кабинете и бесстрастно выслушал ее сообщение.