Не то чтобы Пауль никогда прежде не видел штурмбанфюрера фон Клейста. Видел, конечно — но мельком, и очень издалека. Пока парни попроще — вроде самого Пауля — обжигали пальцы о факелы во время бесконечных репетиций и подготовительных прогонов шествий, или таскали тяжеленные штандарты на парадах, фон Клейст либо орал в мегафон, разъезжая вокруг в открытом автомобиле, или нервно грыз носовой платочек и недоверчиво разглядывал очередное монументальное детище, забившись в дальний угол трибуны.
Пауль парень без претензий — носить штандарт на парадах тоже очень почетно! И вообще — как человек открытый и общительный он парады, как и любые массовые гулянья или спортивные соревнования искренне любит. Вот и сейчас, прямо на его глазах, как раз происходила небольшая словесная дуэль.
— Фон Клейст, дружище, вы практически вовремя, — с подчеркнутым дружелюбием поприветствовал потомственного аристократа шеф Кольбах, предварительно взглянув на наручные часы.
Зиги выпрямился, откинул голову, сложил руки на груди, наподобие Наполеона с фарфоровой статуэтки, и возмущено изогнул бровь. Получилось очень эффектно, потому что бровь, ровно посередине перекала тоненькая, но заметная ниточка шрама. И этот шрам придавал излишне салонной внешности «любимца рейхсфюрера» ту самую солоноватую мужественность, присущую исключительно арийцам.
— Штандартенфюрер Кольбах! Я убедительно прошу вас обращаться ко мне в соответствии с уставом! По моему воинскому званию! — Зиги говорил прямо как античный герой в театральной постановке — то есть излишне громко для помещения такого скромного размера, и с совершенно искусственной интонацией. В его приподнятой до уровня подбородка руке сам собой — эффектно, словно у фокусника — появился изумительной белизны носовой платок, которым молодой барон очень величаво смахнул с собственного шеврона воображаемую пылинку, и с придыханием поставил последний акцент, — Называйте меня просто — штурмбанфюрер фон Клейст.
Мизансцена вышла эффектная. Не будь Пауль личным помощником Карла Кольбаха, он бы зааплодировал. Хотя с Шефом Паулю на самом деле повезло — настоящий профессионал разведки в дешевых трюках, наподобие фокуса с платочком, не нуждается!
— Приятно впечатлен Вашим деловым настроем, штурмбанфюрер! — совершенно естественно улыбнулся герр Кольбах, и продолжал, абсолютно нейтральным тоном, кивнув в сторону насупленной девушки, — Давайте до начала совещания покончим с этим небольшим инцидентом. Я уверен, что вы — как потомственный рыцарь, предоставите этой милой даме крышу над головой. То есть позволите доктору Шталь разделить с вами ночлег в Замке…
— Что значит разделить? — Зиги снова дернул живописной бровью, но его голос уже не был таким громким и победоносным, — Я не планирую жить в Замке!
— Странно! Рейхсфюрер рекомендовал разместить вас в родовом гнезде, — удивился Шеф, — Поэтому организационный комитет не предусмотрел для вас другого жилья… К моему сожалению, штурмбанфюрер.
Фехтовальщики называют это «туше» — укол, нанесенный по всем правилам. Пауль незаметно хихикнул — похоже, «любимиц рейхсфюрера» Зиги панически боится ночевать в Замке собственных предков! Надменный штурмбанфюрер с минуту был белее личного носового платка. А затем пошел на тактическую уступку, следуя безотказному правилу — отступать еще не значит проигрывать. Он тоже изобразил улыбку. Вышло натянуто и нервозно.
— Замок давно перестал быть собственностью семьи фон Клейст, я не чувствую себя в праве жить там даже временно, — взгляд Зиги затуманила сентиментальная слеза и думы о былом величии собственного благородного рода. Он вдохнул, словно набираясь мужества, и продолжал, — Но утрата поместья совсем не значит, что я беден. Я все еще кредитоспособен распалиться за гостиничный номер, даже если это люкс. А фройлян… — Зиги с едва заметной брезгливостью поморщил нос, переместив платок от горестных очей к тонким ноздрям, словно боялся осквернить свой безупречной формы нос запахом сладковатых духов молодой дамы, — Доктор Шталь, кажется? Доктор может жить в помещениях Замка забронированных для меня. Это будет достаточно по-рыцарски?
— Меня вполне устроит, — пожал плечами Шеф. Фройлян снова протестующе залепетала и ухватилась за чемодан, но ее мнение уже мало интересовало присутствующих. За пару минут скандальная толстушка и ее клетчатый чемодан были водворены двумя крепкими парнями в машину Шефа, и с почетом отправлены в Замок.
— Гауптштурмфюрер Ратт, доложите — в каком состоянии находится телефонная связь с так называемым Замком? — официально обратился к Паулю герр Кольбах, провожая взглядом удаляющийся автомобиль.
— Телефонная связь отключена на двенадцать часов по согласованию с телефонной станцией. В настоящее время связисты проводят профилактические работы на линии, — бодро отрапортовал Пауль. Проще говоря — телефоны будущих гостей Замка ставил на прослушивание технический отдел гестапо.
— Замечательно, — герр Кольбах отвернулся от окна и направился в кабинет, — Значит, существует надежда, что мы проведем совещание сугубо по-мужски, в деловой атмосфере!
— Приступим, наконец, прошу вас, Профессор! — Шеф занял место председателя и сделал оратору короткий приглашающий жест.
В организационном совещании помимо герр Кольбаха, самого Пауля и «соловушки» Зиги фон Клейста участвовал еще один солидный ученый. Судя по записи в деле — профессор Гейттингенского университета Михаэль Меркаев. Хотя профессор и слыл антропологом и специалистом по расовой гигиене с мировым именем, Пауль напрасно старался обнаружить в научном авторитете монголоидного типа хоть какие-то остаточные следы нордических корней! Он наблюдал только смуглую огрубевшую кожу, раскосые карие глаза, узкую ротовую щель, стертые зубы, крупные залысины на лбу. Некогда дорогой костюм герр Меркаева давно приобрел засаленный вид и истрепался. А рубашку стоило отдать в стирку. К тому же по-немецки герр Профессор говорил так же неопрятно — с сильным иностранным акцентом, длинными паузами, вставлял невразумительные ученые словечки, с каждым предложением уклонялся от темы все больше и больше, нагнетая справедливое раздражение Шефа.
Пауль аккуратным школьным почерком принялся записывать в блокнот ключевые тезисы выступления, имена и даты — которые смог разобрать. Но, совсем не для того, чтобы лишний раз блеснуть перед начальством служебным рвением. Просто выступление герр Профессора оказалось таким сугубо научным, а местами просто нудным, что не будь у Пауля железной воли настоящего арийца, он сладко задремал бы уже в первые пять минут! А записи помогал ему сохранить некоторую ясность сознания, пока оратор тыкал пальцем с обкушенным ногтем в большой глобус, стоявший на столе и рассуждал об историческом генезисе панъевропейской идеи.
… Идеи уникальной и совершенно отличной от того, что понимают под термином «Соединенные Штаты Европы» или «Европейской интеграцией» нынешние буржуазные демагоги от демократии и даже приверженцы коммунистического интернационала.
Панъевропейская идея.— Всемирный коммунистический интернационал и по сию пору не более чем умозрительная геополитическая абстракция! — торжественно поднял вверх указательный палец профессор. Пауль послушно занес в конспект слово «абстракция», — А панъевропейская идея уже доказала свою практическую состоятельность, когда в Европу победной поступью вступили войска Темучина! Еще тогда, в невообразимо далеком прошлом — в тринадцатом веке… Всего за тридцать с небольшим лет легкая конница великого монгола приобщила к этой идее коварных китайских управителей, суровых русских князей и изощренных в дипломатии арабских эмиров. Мобильные отряды лучников Темучина сокрушили рыцарские панцири тевтонов и разнесла в пух пестрые отряды ландскнехтов.
— Легко! — подчеркнул герр Профессор. Говорил он так быстро и сбивчиво, что Пауль вынужден был оставить идею конспектирования, и теперь только слушал, да с серьезным видом выводил в блокноте слово «Те-му-чи-н» готическим шрифтом. Профессор продолжал:
— Коротко оперенные прочные и смертоносные стрелы, пущенные ханскими передовыми отрядами, сеяли панику перелетая чрез городские стены Генуи и Венеции…
Там, в другой исторической реальности — а исторических реальностей так же бесконечно много как звезд во вселенной — Европа превращалась в Азию неотвратимо и быстро, прирастая огромным пространством, находящимся под единым административным управлением. Мистический порядок. Порядок абсолютной тибетской религии бон водворился на сотни, на тысячи лет в той абсолютной реальности утратившей границы пространства и времени!
