– Мама, с тобой все в порядке? – с тревогой спросила Ксения.
– Все хорошо. – Но руки у Амалии дрожали, и она едва не опрокинула чашку. Ища, о чем бы поговорить, она с готовностью ухватилась за первое пришедшее на ум воспоминание. – Ты мне говорила по телефону про твоего нанимателя… Уильяма Бедфорда. Помнится, твои братья одно время зачитывались романами какого-то Бедфорда… правда, это было так давно…
– Это тот самый Бедфорд, автор детективов, – кивнула Ксения. – Он диктует мне свой новый роман, потому что его почерк, как он уверяет, никто не в состоянии разобрать.
– И как тебе его книга?
Ксения вместо ответа лишь пожала плечами.
– Что, настолько не вдохновляет?
– Ну я же не видела текст целиком, – отозвалась дочь. – А если судить по тому, что я успела напечатать… – Колеблясь, как бы точнее сформулировать свои ощущения, она машинально водила пальцем по ободку чашки. – Понимаешь, до войны Бедфорд был необыкновенно популярен. Все эти его возвышенные героини, которые становились жертвой адских козней, и благородные аристократы, которые помогали вершить правосудие… Мне кажется, когда-то его герои… ну… совпадали с требованиями публики, с тем, что она ожидала от произведений этого жанра. Люди были согласны тешить себя красивыми сказками… А теперь время сказок прошло, и сам Бедфорд постарел. Но он по-прежнему пишет про благородных лордов и прекрасных леди, хотя многое в мире изменилось, и люди изменились, и привлекают их совсем другие герои. Все, что он написал после войны, не имело никакого успеха. Похоже, он и сам понимает, что его время ушло, но не хочет признать этого. Он из кожи вон лезет, чтобы соответствовать требованиям сегодняшнего дня, – задумчиво прибавила Ксения, – но чем больше он старается, тем хуже у него выходит. В результате он теряет последних старых поклонников, которым не нравятся его попытки измениться, а новая публика вообще не хочет его знать, потому что у нее другие кумиры…
Однако вовсе не Бедфорд интересовал Амалию в эти мгновения, и она решила, что терзавшие ее сомнения слишком важны, чтобы ходить вокруг да около и тщательно подбирать слова.
– Послушай, я через какое-то время вернусь во Францию, и эта квартира будет в твоем полном распоряжении. Почему бы тебе не перебраться сюда? Обещаю, я не буду тебе мешать…
Однако Амалии было достаточно увидеть внезапно замкнувшееся лицо своей дочери, чтобы угадать ответ еще до того, как он будет произнесен.
– Спасибо, мама, мне хорошо и так… Я тебе и правда очень благодарна, но пока меня все устраивает.
Амалия поняла, что настаивать бесполезно. Однако она все же сказала:
– Если ты когда-нибудь передумаешь…
Дочь открыла было рот, чтобы возразить, но поглядела на лицо матери и вместо этого сказала:
– Я буду иметь в виду, конечно. Но пока – пока пусть все остается, как есть.
Ксения жила в Темпле, который она на французский манер предпочитала про себя называть Тамплем. Теперь, пожалуй, молодая женщина затруднилась бы сказать, как и почему ее занесло в этот квартал, издавна облюбованный судейским сословием. Но как-то вечером она оказалась неподалеку, полюбовалась на церковь тамплиеров, некогда отстроенную заново после Великого пожара[1], восхитилась тишиной и уединенностью квартала, такими непривычными для центра Лондона, увидела объявление о сдаче квартиры – и решилась.
Миссис Ломакс была вдовой почтенного барристера[2] и придерживалась чрезвычайно строгих правил относительно того, кому можно сдавать внаем квартиру, а кому нельзя. Незамужние девушки, и к тому же чужестранки, входили в категорию людей, которым совершенно нечего делать в доме миссис Ломакс и которым следовало вежливо, но твердо давать от ворот поворот. Старая дама вовсе не принадлежала к числу людей, которые легко отказываются от своих предрассудков, и тем не менее факт остается фактом: Ксения сумела-таки снять квартиру и жила там уже второй месяц. Когда знакомые миссис Ломакс интересовались, почему она изменила своим убеждениям, старая дама устремляла на них пристальный взор своих выцветших глаз и туманно давала понять, что существуют обстоятельства, которые… Тут она голосом ставила многоточие и ненавязчиво переводила разговор на другую тему, а если знакомые пытались возобновить расспросы, искусно уходила от ответа, и в конце концов они удалялись, отравленные жгучим ощущением некоей тайны, в которую их не сочли нужным посвятить. Сама тайна, скорее всего, не стоила выеденного яйца, но тем обиднее им было не узнать, в чем, собственно, она заключалась.
Впрочем, миссис Ломакс вряд ли жалела о том, что изменила своим принципам, потому что Ксения принадлежала к той редкой породе жильцов, которые не доставляют своим квартирным хозяевам никаких хлопот. Она платила за жилье точно в срок, не была привередлива в еде, аккуратно обращалась с вещами, вела уединенный образ жизни и много работала, перепечатывая на машинке самые разные документы. В ней не было того, чего англичане не любят больше всего на свете, – сюрпризов. Она казалась скромной, уравновешенной и абсолютно добропорядочной особой, и миссис Ломакс в конце концов пришла к заключению, что по характеру Ксения совершенная англичанка.
Откроем еще один маленький секрет: хотя разговоры Ксении с квартирной хозяйкой редко выходили за рамки погоды, кулинарных способностей кухарки Салли и обсуждения прочих квартирантов миссис Ломакс, старая дама пришла к выводу, что ее жиличке не мешало бы устроить свою жизнь, то бишь выйти замуж. Однако едва миссис Ломакс весьма деликатно и как бы не всерьез коснулась в беседе этого предмета, Ксения довольно мрачно посмотрела на собеседницу и сказала, что у нее нет намерения связываться с кем бы то ни было в ближайшую тысячу лет. Вывод напрашивался сам собой – в прошлом девушка пережила любовное разочарование. Раз так, нелишне было бы помочь ей забыть о нем, а для начала, к примеру, познакомить с каким-нибудь достойным кандидатом.
«Разумеется, у нее не так много денег, но она из хорошей семьи, говорит по-английски без малейшего акцента и прекрасно воспитана, а это дорогого стоит… В конце концов, она должна понимать, что нельзя же вечно стучать на машинке. Даже в газете недавно писали, что такая работа портит зрение и осанку…»
Кругом общения миссис Ломакс были юристы, обвинители и адвокаты различного ранга, но среди ее знакомых имелось не так много холостяков, способных заинтересоваться девушкой с блестящим прошлым, но туманным будущим. Однако старая дама принадлежала к людям, которых трудности только подстегивают. С ее точки зрения, Ксения заслуживала лучшей доли, чем быть до скончания веков прикованной к пишущей машинке, и поэтому миссис Ломакс не без удовлетворения восприняла новость, что молодой Деннис Мюррей, блестящий адвокат, расторг помолвку с очаровательной Глэдис Хайтауэр, которая имела неосторожность затеять роман с другим. На самом деле если у Глэдис и был другой роман, то разве что с ночными клубами, которые она любила посещать, но честолюбивому адвокату хватило и его, чтобы моментально избавиться от невесты, как от ненужного балласта.
Тут перед миссис Ломакс встали разом две проблемы. Первая заключалась в том, что Деннис был хорош собой и вокруг него наверняка станут теперь увиваться другие девушки, а это может свести на нет шансы Ксении. Вторая же проблема заключалась в том, что Ксения и адвокат не были друг с другом знакомы, и почтенная дама пока не знала, как свести двух человек, внешне не имеющих никаких точек соприкосновения.
Узнав от служанки, что Ксения завтракает у себя и что она просила принести ей утреннюю газету, миссис Ломакс почувствовала прилив вдохновения и поднялась наверх.
– Вы вчера вернулись позже обычного, – заметила хозяйка после того, как обмен приветствиями был завершен.
– Я была у своей родственницы, которая живет в другом районе, – спокойно ответила Ксения. – За разговором не заметила, как летит время.
Тут, пожалуй, стоит заметить, что Ксения придерживалась правила выдавать посторонним людям лишь минимум информации о себе, и то только если ее очень об этом попросят. Делала она это не из скрытности, а чтобы избежать сочувствия (которое казалось ей сущим лицемерием) и расспросов, которые ее утомляли. В ее прошлом было прекрасное образование и блестящие балы, работа в госпитале сестрой милосердия и Гражданская война, процветание и потери, и всего этого хватило бы на десять жизней, а досталось ей одной. Но она не любила перелистывать страницы былого, некоторые из них причиняли ей боль сродни физической. Кстати, при первой встрече с миссис Ломакс именно нежелание Ксении говорить о себе едва не сыграло против нее.
– Скажите, мисс, чем занимается ваш отец?
– Он погиб.
– Сожалею, а ваша матушка?
– Она живет во Франции.
