матроса-великана, способного в одиночку одолеть целый взвод, но передумал. Макар при Александре Васильевиче – и шофер, и телохранитель, един во многих лицах. Нельзя его с шефом разлучать, тем более надолго. Прочие сослуживцы тоже были как на подбор, каждый со своей сверхспособностью: кто босиком по углям расхаживал, кто будущее предсказывал не хуже Нострадамуса, кто из оков и цепей высвобождался. Бери любого – не пожалеешь. Но Вадим остановил выбор именно на Фризе. Коренной мюнхенец, попавший в русский плен в мировую войну, хоть и не переставал считать себя истым бюргером, давно уже свыкся с нравами и обычаями новой родины. Способный врач, он умел лечить пациентов как лекарствами, так и пассами – водил рукой над больным местом, что-то пришептывал, и иногда случалось чудо, боль отступала. В общении он был вполне комфортен: в меру молчалив, в меру разговорчив, в душу не лез, позволял себе философствовать, но в пределах разумного. Такой спутник никогда не утомит и не вызовет раздражения, что немаловажно в экспедиции, от которой не знаешь, чего ожидать.
Сейчас Вадима больше всего нервировала неопределенность. Он был в пути уже несколько суток, успел отлежать бока на жестких полках, но до сих пор не представлял себе, куда и для чего направлен. Маршрут состава заканчивался в Тюмени, до нее Вадиму и выдали предписание. Однако присовокупили, что это не есть конечный пункт. Далее поступят новые инструкции по телеграфу.
Что за дурацкая секретность! Неужто там, в Сибири, где один глаз на тысячу квадратных километров, есть что достойное внимания специалистов из особой группы и следует обставлять с таким пафосом? Вадим, естественно, понимал, что жизнь за окраиной Москвы не заканчивается, но знать бы, к чему готовиться!
Своими терзаниями он делился с Фризе. Тот, степенный и невозмутимый, гудел в ответ:
– Зашем волновайся? Провиант есть, колеса есть… Зер гут! Ихь райзе… я думайт, что я путешественник. Красота! – Он показывал на окно теплушки, за которым промелькивали кривые елки. – Получайт удовольствий и не загружайт голофа!
Фризе легко, он так воспитан. А Вадим, как ни уговаривал себя, к стоическому расположению духа так и не приблизился.
Мелкие станции поезд проскакивал, делая остановки там, где полагалось сгружать почту. В Свердловск прибыли ночью, где простояли с полчаса. Здесь из бронированных ящиков выгребли часть мешков с деньгами, зато взяли самоцветы – редкие, отборные, предназначенные для Гохрана. На обратном пути из Тюмени их надлежало доставить по назначению.
Вагон-хранилище накрепко задраили, но состав все еще не трогался – ему по какой-то причине не давали зеленый свет. Фризе вышел в тамбур, приоткрыл дверь, обстоятельно подоткнул пальто, чтобы не испачкать, и сел на чурбак, который принес из тендера и использовал вместо скамейки. Ночь выдалась прозрачная, над Уралом висели лупастые переливчатые звезды.
По перрону застучали подошвы цивильных ботинок, и на подножку вскочил мужчина лет сорока в парусиновом костюме, выпуклых очках и с усами вразлет, делавшими его похожим на эсера-боевика времен лихих эксов первой русской революции. В руке у него мотылялся портфельчик из драной рыжей кожи.
– Москва? – выдохнул он. – Уф!.. Служебный?
Фризе меланхолично кивнул.
– Успел!.. – Усач, цепляясь за поручни, проворно вскарабкался в тамбур. – Я из наркомпочтеля.
Он, очевидно, принял истуканствовавшего на чурбаке немца за какого-нибудь дежурного. Тот и бровью не повел. Эшелон казенный, мало ли какие государственные люди имеют право в нем ездить.
Ступив в душное нутро вагона, усач споткнулся, потер ушибленную голень, поискал глазами свободное место, не нашел и, недолго думая, завалился прямо на коробки с книгами. А что? Ложе мягкое, и сны на нем, как подумалось Фризе, должны посещать не праздные, а спасительные для душевной субстанции и полезные для серого вещества.
Вадим в этот поздний час уже спал, поэтому с новым попутчиком познакомился только следующим утром. Проснувшись, он увидел его, сладко потягивавшегося в мятом костюме, с подложенной под голову шляпой, и вопросительно повернулся к Фризе. Тот полушепотом поведал о ночных событиях. А скоро и сам представитель наркомата почт и телеграфов восстал ото сна, с хрустом развел худые руки, учтиво поклонился и отрекомендовал себя:
– Александр Арбель. Можете звать меня по-простому – Сашей или Шурой.
– Ви есть дойч? – Фризе взглянул на него по-новому. – Нерусский фамилий…
– Совсем не угадали… уф!.. – У усатого, по всей вероятности, были проблемы с легкими, его дыхание то и дело сбивалось. – Я из Смоленска, мой папа тамошний священник. Мечтал и меня по той же стезе направить. А я чем только в жизни не занимался! И в театре выступал, и на скрипке в цирковом оркестре поигрывал, и юридической практикой занимался… – Арбель расправил скомканную шляпу и взглянул на заоконный пейзаж. – Когда мы будем в Москве? Я находился в Свердловске с проверкой от комиссариата, везу отчет. Его еще, кстати, надо доделать… уф!..
– Москва? – вылупил Фризе белесые зрачки. – Но ми ехаль нах Ост. Москва совсем в другой сторона.
Арбель опешил.
– Как в другой? Вы же мне давеча сказали…
– Сказаль, что поезд из Москва. Яволь! Мы ехайт Тюмень, назад не скоро…
– Это правда? – Канцелярист повернулся к Вадиму: – Мы едем в Сибирь?
– Точно так. А вы не знали?
Выяснилось, что Арбель ночью впопыхах перепутал составы. Эта новость произвела на него сильное впечатление, он взъерошил руками волосы, закачался на пачке с географическими учебниками и патетически воскликнул:
– Я идиот! И что мне теперь делать? Прыгать на ходу?..
Не понравился он Вадиму. Неврастенический порывистый интеллигентик. На театральных подмостках такие хороши – заламывают руки, произносят пылкие речи. Но в жизни от них лучше держаться подальше. Они будут учить тебя жизни, загружать высокоумными сентенциями, однако, случись форс-мажор, сразу растеряются и станут беспомощнее новорожденных.
Вслух, конечно, Вадим ничего этого не сказал. Он деликатно напомнил, что вокруг тайга, и выпрыгивание из поезда ни к чему хорошему не приведет.
– У вас же нет желания блуждать здесь до скончания века? Проще доехать до следующей крупной станции, там вы сможете сойти и подождать обратного состава.
– А когда он пойдет?
– Кто бы знал…
Регулярные пассажирские перевозки в Зауралье еще только налаживались, и Вадим понятия не имел, существует ли четкое расписание.
– Что вам мешает доехать с нами до Тюмени и вернуться этим же поездом?
– До Тюмени? – Арбель задумался. – Но это верст триста… уф!.. Потеряю уйму времени.
– Быстрее не получится.
– Русиш айзенбан… железный дорога… ошень длинный! – присовокупил Фризе. – От штацион до штацион – целий вечност. Герр Вадим даваль кароши совет!
Арбель послушался и прыгать из вагона не стал. Невзирая на свою эмоциональность, он был неглупым человеком, умел просчитывать на будущее и избегать
