– Можно понять, кто это? – спросил Ванзаров.
– По ее словам: среднего роста молодой мужчина, хорошо одет и все лицо руками закрывал. Убегал быстро, так, что пятки сверкали.
– Вам это описание никого не напоминает, Николай Семенович?
Чиновник задумался.
– Под такой портрет подходит чуть ли не половина мужчин Царского Села. Если исключить военных…
– Ищите ближе. Могу предложить вам четыре кандидатуры: ротмистр Еговицын, чиновник Марков, учитель Таккеля и господин Чердынцев из Госбанка. Кто из них не женат?
– Еговицын не женат. Кажется…
– Ротмистр не годится. Форма лейб-гвардии слишком приметна. Марков, насколько могу судить, больше увлечен юными созданиями. Таккеля? Не помню, есть у него кольцо на пальце…
– Да он женат, конечно, – согласился Скабичевский. – Но так гордится своей учительской формой, что никогда ее не снимает…
– Вы правы, вчера он был в сюртуке… А Чердынцев?
– Ничего о нем не знаю. Он не наш житель… Родион Георгиевич, а почему вас интересуют холостые?
– Логическая цепочка: торт – шампанское – барышня одна в квартире – май. Что получаем?
– М-да… – только и сказал Скабичевский. – Но…
– Давайте попробуем этот шанс. Где у вас самая дорогая гостиница?
– «Рояль», конечно… А почему Чердынцев не мог остановиться у родителей?
– Блестящий чиновник Госбанка не позволит себе оказаться у маменькиной юбки, – ответил Ванзаров. – Только лучший отель в городе своего детства. Хотите пари?
Зная «волшебные» способности Ванзарова, спорить Скабичевский не рискнул. Тем более до гостиницы было рукой подать.
За дверью самого лучшего номера гостиницы «Рояль» слышалась возня, как будто по полу возили что-то тяжелое. Раздавались торопливые шаги, хлопала дверца шкафа. По всем признакам, постоялец собирался съезжать.
Коридорный дважды повторил инструкцию и постучался, как это полагалось: особо вежливым гостиничным стуком. В номере затихли. Тот, кто был за дверью, крался осторожно, но выдал себя скрипом случайной половицы. Открывать он не спешил, прислушиваясь и пытаясь разглядеть коридор в замочную скважину. Ванзаров и Скабичевский не зря прижались к стене. Коридорному дали сигнал: повторить. Он постучался и громко сказал: «Прощенья просим-с!»
– Что надо? – послышался сердитый и тревожный голос.
– Вам, как постояльцу лучшего номера-с, полагается презент от управляющего…
– Ничего не надо… Или оставьте у дверей…
– Прошу простить, не имею права-с… Вы почетный гость… Должен передать вам в руки… Меня уволят за подобное небрежение-с…
Лучше было отделаться от любезного коридорного, чем тратить драгоценное время на препирательства. Замок щелкнул, дверь приоткрылась на узкую щель. Постоялец не успел даже сказать: «Давайте сюда ваш презент», – как Ванзаров с такой силой дернул на себя ручку, что Чердынцев вылетел в коридор и, потеряв равновесие, грохнулся на ковер. Скабичевский прыгнул ему на спину, заломил руки и ловким движением связал заготовленным ремнем. Чердынцев был так ошеломлен, что не оказал сопротивления. Его подняли и поставили на ноги. Коридорного как ветром сдуло, а пленника втолкнули в его номер.
Чердынцев дернулся, но узел держал крепко.
– Что вы себе позволяете? – закричал он. – Я буду жаловаться! Я чиновник Государственного банка! Это произвол!
Он и еще кричал и угрожал немыслимыми карами, которые падут на голову всякого, кто посмеет его хоть пальцем тронуть. Ванзаров терпеливо слушал, удобно устроившись в кресле, а Скабичевский между тем занялся вещами. У раскрытого шкафа ждал чемодан, уже собранный. Оставалось только ремни застегнуть. Вывернув вещи на ковер, Скабичевский стал методично их рассматривать.
– Нашел! – сказал он, демонстрируя сорочку, манжета которой была вымазана чем-то бурым.
– Отлично, Николай Семенович, теперь еще брюки с ботинками, и он наш. А вы продолжайте, – обратился Ванзаров к Чердынцеву, который отчего-то затих. – Так что там устроит нам ваш покровитель? И куда мы пойдем, вы сказали?
Запал Чердынцева истощился. Он тяжело дышал и только смотрел на кучу вещей, из которых Скабичевский выуживал по одной и откладывал в сторону. Газетные свертки лежали в самом низу. В одном оказались модные брюки, скрученные, как половая тряпка. И хоть были они темного сукна, но свежие следы темного вещества были заметны глазу, не вооруженному средствами криминалистики. В другой лист газеты были завернуты новенькие ботинки с довольно острыми мысками. Лак у подошвы не блестел, чем-то запачканный, а на самой подошве нашлись подозрительные пятна.
Найденные улики Скабичевский выложил на полу рядком.
– Что же вы замолчали, Чердынцев? – спросил Ванзаров. – Почему не грозите нам с Николаем Семеновичем? У вас еще есть для этого несколько минут. После чего сюда прибудут чиновники участка, и в моем присутствии будет составлен протокол. Я лично буду свидетелем, закон не запрещает чиновникам сыска проходить свидетелями по чужим делам. После чего вас как главного подозреваемого отправят в участок. Там вы денек-другой посидите в «сибирке», пока вас не переправят в столицу, где находится окружной суд. Думаю, присяжным будет достаточно этих улик. А если найдете хорошего адвоката, то мы предоставим такого свидетеля, каким любой адвокат подавится: мать убитой видела вас и запомнила. Хоть вы трусливо закрывали лицо ладонями. Кроме нее, вас видели еще двое соседей. Так что прокурор может просить для вас восемь лет каторги. Хороший адвокат сумеет сократить год-два, свалив на состояние аффекта, в состоянии которого вы зверски зарезали барышню Нольде. Но если присяжные увидят снимки ее комнаты, думаю, вам добавят до десяти лет, чего вы и заслуживаете за такое зверство. А господин управляющий Государственным банком забудет, как вас зовут, через секунду после того, как ему сообщат о ваших художествах. Видите, как я с вами откровенен…
Чердынцев опустился на колени и сел на ковер. Он тяжело дышал.
– Развяжите руки… Я не убегу.
Ванзаров не возражал. Скабичевский на всякий случай запер дверь на ключ и только тогда дернул узел. Чердынцев невольно вскрикнул и принялся растирать покрасневшие запястья.
– Быть в кандалах – не самое приятное развлечение, – сказал Ванзаров. – По себе знаю. Но для вас это вовсе не свобода. Мы ждем с Николаем Семеновичем чистосердечного признания.
– В чем мне признаваться? – хоть и робко, но огрызнулся Чердынцев.
– В том, что вы убили барышню Нольде.
– Я не убивал ее…
Скабичевский позволил себе презрительный смешок. Как настоящий полицейский, который знает все увертки преступника наперед.
– Это смелое заявление, особенно на фоне всех улик, – сказал Ванзаров. – А кто же ее убил?
– Не знаю! Не знаю! Не знаю! – Чердынцев стукнул кулаком по ковру, но должного эффекта это не произвело.
– Как же вы объясните, что убегали из ее квартиры прямо как заяц? Почему не вызвали полицию?
– Я не убегал… Я не знал, что делать… Я растерялся… Это было ужасно.
– Да, зрелище устроили редкой мерзости, – согласился Ванзаров.
– Я не убивал Ольгу! – закричал Чердынцев и вскочил. Скабичевский положил ему руку на плечо, чтобы остыл. Он ее брезгливо скинул. – Даю вам слово, что не убивал!
– Оно ничего не стоит.
– Да как же мне убедить вас…
– Это трудно. Учитывая собранный чемодан и ваше намерение сбежать из Царского Села.
– Это не то, совсем не то, что вы подумали… – заторопился Чердынцев. Он все больше терял над собой контроль и принялся покусывать большой палец, точно обиженный ребенок. – Как же мне вам доказать…
– Расскажите правду, как все было… – предложил Ванзаров.
Чердынцев бросился в кресло и оперся подбородком о сжатые кулаки.
– Сегодня днем мы встретились в Нольде в парке…
– В котором часу?
– Около двенадцати. У нее сегодня не было уроков в гимназии. Мы обсудил наше дело и пришли к единому мнению относительно его.
– Не скрывайте от нас с Николаем Семеновичем вашу с барышней Нольде тайну…
– Никаких тайн. Мы решили пожениться. Свадьба должна была состояться в конце сентября.
– Хотите сказать, что блестящий чиновник Госбанка готов был взять в жены бесприданницу? – спросил Ванзаров.
– Она выполнила мое условие и получила приданое.
– Наверное, тысяч десять запросили новыми купюрами…
– Именно так, но про купюры условий я не выдвигал, – ответил Чердынцев.
Ванзаров похвалил такую покладистость и просил продолжать.
– Она предложила мне встретиться вечером у нее. Сказала, что ее матери не будет дома и мы сможем приятно провести время…
Скабичевский выразил возмущение подобному падению нравов громким пыхтением, но рта не открыл.
– Купил шампанское, – продолжил Чердынцев. – Выбрал дорогую марку, мне изрядно уступили, а в кондитерской лавке готовый торт. Пришел в назначенный час…
