– Она довольно известна, но не в столице, а в Москве и провинции. Ангелина Штромвасер.
– Так я и знал! – Старик закрыл глаза и стал жевать синими губами.
Лыков боялся пошевелиться. Неужели он сейчас узнает тайну?
– Ангелина и должна была поступить таким образом!
– Почему, Феодосий Аркадьевич?
– Они с Ильей единокровные брат и сестра.
– Не может быть! Она в девичестве Боголюбова, мы проверили! А мать Савича, урожденная княжна Мышецкая.
– Так, – согласился Обернибесов, – но это по бумагам. Чтобы знать правду, надо понимать, что такое Пелуши.
– Пелуши? – переспросил Лыков, занося новое слово в памятную книжку. Он уже поверил, что скоро все тайны раскроются…
– Да. Это такая местность. В ней сходятся границы Тихвинского, Белозерского и Устюжского уездов Новгородской губернии и Ладейнопольского уезда Олонецкой губернии…
– Очень удобно прятаться от полиции, – прокомментировал сыщик со знанием дела.
– Так и есть! – обрадовался старый предводитель. – Вот вы понимаете! Молодец. Из этого все и проистекало.
Алексей навострил уши и услышал невероятную историю.
– Пелуши издавна полюбились беглым. По той причине, что вы только что назвали. Действительно, полиция тогда по чужим углам не шлялась. И в случае облавы люди просто переходили в соседний уезд и там отсиживались.
– Сейчас то же самое, – не утерпел сыщик.
– Да? Восхитительно! Так вот, этому старинному притону насчитывалось сто лет, и к концу крепостного права там собралось до пяти тысяч человек…
– Пять тысяч? Но это же целый уездный город вроде Балахны! – не поверил сыщик.
– В Балахне я не бывал, но в Тихвине жило при мне аккурат столько же.
– Как же можно спрятать в лесу такую прорву людей? Им же пить-есть надо, от зимних холодов греться!
– Можно! – заявил Обернибесов. – Работу им охотно давали тамошние крестьяне. И, вообще, помогали, чем могли. Прожить в лесу действительно удавалось лишь из-за этой мужицкой выручки. Крепостные относились к беглым сочувственно. Ведь случись что, они сами явятся в тот же лес! Настоящими беглыми мужики считали лишь каторжников и дезертиров. Их не брали на работу и не давали приюта. А прочих, отлучившихся от самодуров-помещиков (а были среди нас и такие!) именовали «бегунками». И не только крестьяне помогали! Купцы скрывали от полиции, и даже монастыри!
– Ну и ну… – только и сказал Алексей.
– А я что говорю? – воодушевился предводитель. – О чем уж мы?
– О помощи беглым.
– Да. Им платили за работу чуть меньше, чем вольным рабочим, но зато аккуратно. И тем спасали их. А там скопились люди обоего пола, образовались семьи, рождались дети… Священник приходил в лес, венчал, крестил, отпевал и не сообщал об том ни полиции, ни в консисторию. В особой землянке завели что-то вроде походной церкви! Или часовни. Да… Устроили кладбища, кабаки, мелочные лавки. Был даже рынок по средам! Так и назывался: Средной рынок.
– Множество людей, и все с норовом, – вставил Лыков. – Бежали ведь наиболее смелые. Как же в Пелушах было с воровством?
– Вот вы хоть и из Департамента полиции, а правильные вопросы задаете, – одобрил старик. – Такая проблема была. И решали ее сами крестьяне. Воровать тем, кто прятался, они не разрешали. И вообще, полагалось вести себя тихо. Если кто не удерживался, того мужики убивали. Закапывали под елкой, и все… Поэтому беглые знали границы дозволенного. И в целом жили мирно.
– А вы, помещики, как это терпели? Ведь такой притон под боком! Ваши крепостные получали пример неповиновения. Чуть что – уйду в лес!
– А что мы могли поделать? Пять тысяч! Будешь бороться с ними, так и спалят. Приходилось терпеть. Опять же, бегство было и полезным.
– Полезным? – удивился сыщик. – В каком смысле?
– Да в прямом. Это как клапан в котле. Если нет клапана, то котел взорвется. А тут самые лихие убежали, а работящие да спокойные остались. Более-менее договорились мужик с помещиком и живут как могут. А если лихому нет выхода, так он за топор возьмется!
– Понятно. Но давайте вернемся к Савичу.
– Давайте! – согласился Обернибесов. – Их деревенька насчитывала, сколько помню, сто сорок дворов. И была как раз посреди этих Пелуш. Самое такое место!
– А как же вы к ним в гости ездили? Через тайные схроны беглых?
– Ну, не селились же те вдоль дорог! В лес мы старались не углубляться. И вообще… уживались. Они нас не трогали: крестьяне не велели. Да и полицию лишний раз будить ни к чему. Сколько раз случалось: едешь, а навстречу тебе бегунки! Ну, поздороваешься, они тебе ответят, и каждый идет своим путем дальше. Но иногда попадался в лесу совсем уж дурной человек, проще говоря, негодяй. И он беззаконничал. Воровал, грабил – пока мужики не прознают и не убьют. И вот такой негодяй однажды поймал в лесу госпожу Савич, жену Никиты Ивановича и мать Ильи Никитича. Было ей тогда почти тридцать, имела она двух деток; жили хорошо. И вдруг такое несчастье!
– Убил?
– Нет, только изнасиловал.
– А возница? Не пешком же барыня шла по лесной дороге?
– Возница убежал, испугался. Беглый был очень силен и уже прославился дурными подвигами.
– Дворовый бросил свою барыню?
– Точно так. Никита Иваныч потом его за это в солдаты отдал, не в очередь.
– И что госпожа Савич?
– А куда ей после этого? Продолжила жить как жила. Вины ее в том несчастье никакой не было, просто так бог решил испытать…
– А беглый?
– Того мужики на другой же день убили и голову помещице принесли.
– Ну и ну. Кавказская какая-то история!
– Нет, новгородская. И разворачивалась на моих глазах.
– В каком году она случилась?
– В шестидесятом. За год до отмены крепостного права.
Лыков подсчитал в уме и спросил:
– Стало быть, так и родилась будущая актриса Штромвасер? От того негодяя, которому отрезали голову?
– Да. И здесь случился между супругами раздор. Никита Иванович требовал, чтобы ребенок не родился. Зачем он нужен, плод насилия! А Мария Нефедовна не соглашалась. Как так живую душу убить? Дитя-то при чем? И родила.
– А как Никита Иваныч уверился, что ребенок не от него? – спросил сыщик. – Ведь ежели супруги живут вместе, этого точно сказать нельзя!
– Его тогда не было в имении, он пропадал в Петербурге по опекунским делам. А когда узнал, бросил все и приехал – было уж ясно. Ну, ладно отказалась вытравить плод… Это часто кончается плохо и для матери! Правильно сделала, что не стала! Но, когда дитя родилось, его следовало отдать в Воспитательный дом. Однако Мария Нефедовна и тут воспротивилась.
– Мужу это не понравилось, – догадался Лыков.
– Очень! Мы, соседские дворяне, тоже разбились на две партии. Одни были на стороне мужа, другие – на стороне жены. И в итоге, когда девочка родилась, мать назвала ее Ангелиной. И съехала от супруга.
– Без развода?
– Тогда развод был невозможен. Это сейчас твориться черт знает что!
– Никита Иванович посылал бывшей супруге содержание?
– Первое время да. А как отменили крепостное право, помещики сами стали нищие! Не до чужих детей им сделалось.
– На что же жили женщина с ребенком?
– Помогали родители, князья Мышецкие. Но они корили дочь за несогласие с мужем, и она от них тоже ушла. Не выдержала упреков. Ангелина стала для Марии Нефедовны всем, светом в окошке! На бумаге девочку удочерили московские мещане Боголюбовы. За деньги, конечно. Дали свою фамилию. Но мать и дочь жили вместе, очень скромно. Я их тогда часто навещал. Сочувствовал Марии Нефедовне, и теперь сочувствую. Красивая была женщина! Ангелина – в нее.
Старик замолчал и поморгал, стряхивая с ресниц слезу. Потом продолжил:
– Надо сказать, что братья Савичи встали на сторону матери.
– У Ильи Никитича был брат?
– Да, Никита Никитич. Он вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта и управлял имением, пока не умер десять лет назад. У нас в уезде много было моряков! Вот. Илья с Никитой приняли Ангелину как родную сестру, со всеми правами законной. Но официально она такой не являлась! Тогда братья выделил ей долю из доходов, ровно треть, и аккуратно пересылали. Следили за ней, роднились, помогали, особенно когда скончалась их общая мать. Если бы не эта помощь, что стало бы с бедой девушкой? Они же собрали сестре приданое. Когда та разъехалась с мужем, долго содержали. И вообще, вели себя так, как не все родные братья ведут.
– Теперь ясно, – сказал сыщик, закрывая памятную книжку.
– Ангелину можно понять, – грустно произнес старый предводитель. – Как же ей было после всего не помочь Илье?
– Но тот – убийца.
– Да. Но еще он брат.
Мужчины помолчали. Потом Обернибесов спросил:
– Что ему будет?
– Каторга.
– Э-хе-хе… А как все случилось? Почему Илья убил тех людей?
