кланялся, за спинами товарищей не прятался. Одним словом, был примерным главарем настоящей банды. Но когда получил от сына первую весточку с фронта, впервые стал задумываться и задавать себе странные вопросы. Не пора ли завязать с уркаганской жизнью? Не хватит ли сеять вокруг себя зло?
В какой-то момент он понял, что может потерять на войне сына. Может остаться совсем один. Тогда он по-настоящему испугался. Ему пришлось бы до конца жизни делить радости и невзгоды с горсткой воров, убийц и прочего отребья. Этого он никак не хотел.
Напротив, ему вдруг захотелось спокойствия, семейного тепла и возможности просчитать свою жизнь хотя бы на месяц вперед.
В банде ничего этого Квилецкий не имел.
* * *
Сложно сказать, сколько он проспал. Вначале лежал на спине, закинув руки за голову. Смотрел в серый потолок, вспоминал, размышлял, планировал и… не заметил, как отключился.
Проснулся от шума и встревоженного голоса.
— Беда, Казимир! — ввалился в комнату Матвей. — Беда! Вставай!
— Что случилось?
— Ершей захомутали.
Квилецкий натурально подпрыгнул, словно старый уркаган харкнул в него ядом.
— Как захомутали? Когда?
— Илюха только что прибыл. Говорит: самолично видел, как Ерша на Петровку привезли.
Главарь быстро натянул брюки, застегнул ремень, накинул рубаху и босиком выскочил в коридор.
Илюха сидел на краю длинной лавки и распутывал затянутый на шнурках узел. Темные волосы на голове были влажными, грудь ходила ходуном.
— Ты давно вернулся? Когда Ершей видел? — стал его пытать Казимир.
— Только что с Петровки… пешком… — отвечал Илюха. — Я напротив «воздух нюхал», ждал Старцева и того… второго мясника. А тут подкатывают две черные машины. Двери главного входа отворяются, и легавые выводят на улицу Ершей — сначала младшего, за ним старшего. У обоих на руках манелы [45], морды опущены.
Стол был почти накрыт. Главарь опустился на стул, взял откупоренную бутылку водки, приложился к горлышку. Шумно выдохнул:
— Куда их повезли?
— Не знаю, — пожал плечами татарчонок. — Машины по Петровке поехали в сторону центра.
— Видать, ночью повязали, — кашлянул Матвей. — До обеда допрашивали на пчельнике [46], а опосля на Лубянку отправили в «чрезвычайку».
— Смотри, как легаши за нас взялись! — проворчал кто-то из корешей.
Другой поддержал:
— И ведь не блины пекли [47], а ксивы рисовали.
— Кто ж теперь белое-черное [48] соорудит?
— А завод? [49] — волновался дед Гордей. — Завод-то накрыли али как?
— Этого не скажу, — качал вихрами Илюха. — Не знаю…
Квилецкий молчал. Со стороны казалось, будто хлебнув на пустой желудок водки, он быстро захмелел и отключился. Однако это было не так.
Брякнувшая о столешницу бутылка заставила всех замолчать. В установившейся тишине главарь произнес спокойным и совершенно трезвым голосом:
— О хате в Марьиной Роще Ерши не знают, так что сидим ровно. Младший никого из наших не видел. Со старшим встречались трое: я, Матвей и Боцман. Последнего уже закопали. Значит, нужно держать фасон [50].
Матвей подвинул свой стул поближе.
— Фасон, говоришь? Это дело. И что ты предлагаешь?
— Нанести упреждающий удар.
— Вот это мне по нраву, — заулыбался пожилой уркаган. — Давай подробнее.
— Сашок, подойди ближе, — приказал главарь.
Малой послушно сел напротив.
— Матвей и ты, Сашок, — поочередно посмотрел в глаза корешам Квилецкий. — Вы знаете в лицо двух мясников — Старцева и его дружка Александра. К тому же видели бабу, с которой второй рисует дружбу. Верно?
— Само собой, — закивал Матвей.
Сашок подтвердил:
— При встрече в переулке узнал бы.
— Вот и отлично. Тогда слушайте сюда…
Москва
14 июля 1945 года.
Отец и сын Ершовы были раздавлены происходящим. И если у Евгения Пантелеевича, когда он прощался с супругой Изольдой Сергеевной, лишь едва заметно тряслись руки, то сынок Борис откровенно плакал.
Покончив с арестом Ершовых, Старцев оставил для производства обыска в квартире Егорова, Баранца и Кима. Строго наказал им приглядывать за Изольдой Сергеевной и ее дочерью Елизаветой, чтобы те не подходили к телефонному аппарату и никому не звонили.
Затем арестованных спустили по лестнице, вывели из подъезда и усадили в разные машины. Через пятнадцать минут поездки по ночной Москве привезли на Петровку, где сотрудники НКВД передали их муровской охране и отбыли в распоряжение капитана Когута.
— Старшего — в одиночную камеру предвариловки. Проследить, чтобы не было контактов, — негромко распорядился Старцев. — Младшего в допросную.
Васильков очень хотел поприсутствовать на предстоящем допросе и недвусмысленно сигнализировал об этом Ивану взглядом.
— Добро, — согласился тот. — Сейчас перекурим и начнем.
Так называемая «допросная» находилась через пару помещений от кабинета группы Старцева. Она использовалась всеми оперативно-следственными группами Управления, и порой для проведения допроса образовывалась очередь.
Однако Старцеву и здесь был дан «зеленый свет». Едва он изъявил желание побеседовать с арестованными, допросную освободили и привели в нее младшего Ершова.
* * *
— Слушай, надо взбодриться. Давай заварим крепкого чая, — предложил Иван, зайдя в кабинет.
— Давай. Я тоже постоянно зеваю. — Васильков подхватил чайник и направился к дежурному за кипятком.
Вернувшись, плеснул в приготовленный Иваном стакан с заваркой. Подождав пару минут, друзья разлили напиток по кружкам.
— Ты поначалу просто сиди и слушай. Не вмешивайся, а подмечай детали: как допрашиваемый себя ведет, ровным ли голосом отвечает, не путается ли в показаниях, — наставлял Иван, протянув товарищу кусочек комкового сахара. — Мы с тобой на фронте столько «языков» с вражеской территории доставили, а сами-то допросы редко практиковали. Приходится восполнять упущение.
— Верно. Но тогда наша задача была посложнее.
— Это с какой стороны поглядеть, — качнул головой Старцев. — Тут порой такие упертые экземпляры попадаются, что сидишь перед ним и думаешь: «Да лучше бы мне приказали всю твою малину с боем взять!»
— Неужели упрямее фрицев?
Шумно отхлебнув из кружки, Иван уверенно кивнул. Васильков вздохнул:
— Вот видишь: и для заполнения этого пробела мне придется сесть за парту.
— За парту сесть никогда не поздно. Я подскажу тебе несколько основных правил допроса, пока у нас есть время. А ты слушай и запоминай.
— Давай.
— Первое и основное правило: допрос является следственным действием по сбору доказательств участия того или иного лица в установленном преступлении. Вот сегодня во время обыска в заводской типографии наша группа обнаружила фальшивые документы. Мы догадываемся, кто организовал фабрикацию и поставил ее изготовление на поток, но доказательства причастности Ершовых к этому делу пока нет. Так вот, наша задача состоит в том, чтобы в отведенные Уголовно-процессуальным кодексом сроки эти доказательства получить.
— Ясно.
— Второе: помещение для проведения допросов у нас оборудовано по всем правилам — никаких лишних и отвлекающих предметов. Стол,
