— Вы выпьете со мной чего-нибудь прохладительного, после того как мы зарегистрируемся в гостинице?
Я в нерешительности, но отвечаю:
— Да.
— А потом пообедаем?
— Если я с вами буду еще разговаривать. Вы мне не очень нравитесь.
— Я не виню вас. Я тоже себе не очень нравлюсь.
Махнув рукой, я свожу на нет его попытку пошутить.
— Почему вы не сказали мне, что женаты?
— А, понятно. Посплетничала ее светлость?
— Источник не имеет значения. А то, что вы бессовестный лжец, — имеет.
— Вы спрашивали меня, женат ли я. Я честно ответил — нет. Если бы вы спросили, был ли я когда-нибудь женат, я сказал бы правду: да, был. Моя жена умерла. Она была африканкой и заболела какой-то лихорадкой, которая вдруг приходит неизвестно откуда и сеет смерть. От этого брака у меня есть сын, он учится в школе.
— Извините меня за бестактность. Я сочувствую вам.
Два обстоятельства тревожат меня, когда я направляюсь к стойке администратора в гостинице. Не передумает ли Фредерик и не выдаст ли меня полиции, когда узнает о телеграмме, касающейся Кливленда, которую я собираюсь послать? И связанная с этой мыслью возникла внезапная догадка об исчезновении книг Кливленда и шифра.
Фредерик выдал себя: он знал, какое значение имеет путеводитель, когда заинтересовался справочником, который нашел в Адене. Но Кливленд не ограничился простым обладанием путеводителем, тем не менее Фредерик не проявил особого беспокойства, когда говорил о пропавших книгах.
Книги, должно быть, украл он.
Сейчас Фредерик изо всех сил старается, чтобы я не попала в руки полиции.
Почему? Пытается ли он помочь мне? Или затевает нечто более коварное?
Я регистрируюсь в отеле до Фредерика и в ожидании его выхожу на улицу, чтобы немного прогуляться и ознакомиться с окрестностями.
«Гранд Ориентал» — это большое красивое здание с облицованными аркадами, просторными и уютными коридорами, где в мягких, с широкими подлокотниками, креслах, стоящих перед низкими, с мраморным верхом, столами, можно наслаждаться лимонным прохладительным напитком, изумительным цейлонским чаем или вкусными фруктами в обстановке спокойствия и благолепия.
В этих коридорах, как в залах отдыха, мужчины курят сигары, пьют галлонами виски с содовой и просматривают газеты. А женщины читают романы или торгуются с миловидными женщинами с кожей медного цвета, которые приносят продавать тонкие, ручной работы, кружева, или с ушлыми, в высоких тюрбанах сигнальщиками, открывающими маленькие коробки, выстланные бархатом, с поразительной красоты ювелирными изделиями.
Широко открытыми глазами я смотрю на темно-синие сапфиры, искрящиеся бриллианты, чудесные жемчужины, яркие, как капли крови, рубины и приносящие удачу камни «кошачий глаз» с перемещающейся световой полосой. Все они вставлены в такие красивые оправы, что даже мужчины, которые сначала говорят торговцам: «Я уже покупал такие раньше у кого-то из ваших», — потом оставляют свои сигары и газеты и принимаются рассматривать блестящие орнаменты, манящие всех до единого.
— Я бы осталась здесь на веки вечные, — говорю я Фредерику, когда он подходит ко мне в зале.
Я погружаюсь в большое кресло, чувствуя приятную леность, и пью лимонный напиток, а Фредерик наслаждается холодным пивом и хорошей сигарой.
Он интересен и привлекателен, когда не выводит меня из себя. Мне встречались ранее такие, как он, мужчины, мужчины Запада, зарабатывавшие себе на жизнь охотой на бизонов и медведей, но, конечно, не на львов и слонов. Обычно это грубые, одинокие шатуны, неотесанные во всех отношениях, предпочитающие людскому обществу диких собак в прериях.
Что касается Фредерика, то он культурный человек. Когда я с ним, мои подозрения рассеиваются, мне становится тепло, уютно, я чувствую себя свободной и спокойной, что нечасто бывает с другими мужчинами.
Фредерик кивает на торговца в высоком тюрбане, показывающего сидящим вместе с нами в зале гостям большое разнообразие драгоценных камней.
— Интересно отметить, что большая часть ювелирных изделий, продаваемых в Коломбо, покупается именно в «Гранд Ориентал», в здешних коридорах. Это намного приятнее, чем ходить по магазинам.
— Я слышала на «Виктории», что драгоценные камни в Коломбо весьма высокого качества.
— Совершенно верно. Ни одна женщина, оказавшаяся в Коломбо, не уедет отсюда, не добавив в свою шкатулку для драгоценностей несколько колец. И продаваемые здесь кольца настолько хорошо известны, что если какой-нибудь путешественник увидит одно в любой части света, то тут же спросит у его обладательницы: «Бывали в Коломбо?» Давайте позовем торговца, пусть покажет свои изделия.
— Звучит заманчиво, но у меня нет ни таких денег, ни места в саквояже — туда больше ничего не положишь.
— Тогда вы наденете драгоценность на палец или на шею, так что ваш багаж не будет перегружен. — Он поднимает руку, чтобы отмести мои возражения. — Я знаю, что вывожу вас из себя и поступаю по отношению к вам как негодяй. Я хочу помириться с вами.
Я затаиваю дыхание. Этот красивый мужчина собирается купить мне драгоценный камень. Мне бы хотелось сапфир, такой же синий, как его глаза.
Селус поворачивается, чтобы позвать торговца, а к нам царской походкой направляется женщина, которая своей красотой затмевает сверкающие рубины и сапфиры Цейлона.
Фредерик застывает на месте и таращит глаза, словно царица Савская вошла в отель.
— А, вот ты где, дорогая Нелли! — Сара машет мне платком. Ее лицо не скрывает сетчатая вуаль, она у нее в руке. — Я боялась, что мы окажемся в разных отелях.
— Боже мой! — восклицает Фредерик. Это выкрик, но едва слышимый, скорее приглушенный шепот, хриплый, благоговейный и восторженный.
Я слышу его восклицание ясно и отчетливо и точно знаю, какие будут его следующие слова.
— Сара Бернар!
Человек мира, культурный и образованный, он, несомненно, видел ее на сцене в Лондоне и Париже. Его тон говорит о том, что ему только что явилась богиня.
Продавец камней смотрит на меня, но я качаю головой, чтобы он не подходил к нам.
Как и все мужчины, видящие Божественную Сару, Фредерик потерял голову, он больше не в состоянии здраво мыслить или поступать.
Я втягиваю голову в плечи, горблюсь, съеживаюсь, прижимаю руки к туловищу, чувствуя себя маленькой и нескладной, гадким утенком в присутствии грациозного лебедя.
Мы расходимся по своим комнатам, чтобы распаковать вещи и принять ванну. Фредерик пригласил Сару и меня на «тиффин», что на Индийском субконтиненте означает, как он сказал, второй завтрак, или ленч.
Его приглашение ставит меня перед дилеммой: либо смириться с тем, что он будет оказывать внимание и мне, и самой желанной женщине в мире, либо сидеть и дуться в своем номере.
Я великодушно соглашаюсь — нелепо подчиняться низменным инстинктам и показывать себя ничтожной и ревнивой.
После прохладной освежающей ванны я быстро одеваюсь и выхожу из комнаты. Мне нужно кое-что сделать, до того как я встречусь с ними.
Я решаю, что рикша доставит меня к месту назначения быстрее, чем если я пойду пешком.
В воздухе витает специфический запах, когда мы движемся по улице, и его источник не в городе. Помимо того что на рикшах ничего нет, кроме набедренной повязки, они, как мне кажется, намазывают себя то ли растительным маслом, толи жиром. Когда жарко и они потеют на бегу, хочется, чтобы на них было больше одежды и меньше масла со своеобразным запахом.
Мне стыдно, что я еду в повозке, которую везет человек, но, проехав небольшое расстояние, утешаю себя мыслью, что он таким способом зарабатывает на жизнь себе и своей семье.
Проезжая часть улиц в превосходном состоянии. Чем объяснить это, я не знаю. Может быть, мостовая остается гладкой потому, что по улицам не ездят пивные фургоны, или из-за того, что здесь нет нью-йоркских муниципальных чиновников, отвечающих за состояние дорог.
Пункт моего назначения — редакция местной газеты, где я встречаюсь с двумя смышлеными молодыми шотландцами, владельцами обеих городских газет. Они с большим вниманием выслушали историю моего путешествия и задают много вопросов.
Я интересуюсь новостями из Египта, и мне говорят, что согласно проступающим оттуда сообщениям махдисты совершают злодейские нападения, но о происшествии на рынке в Порт-Саиде не упоминается, и я больше не развиваю эту тему.
Когда нужно уходить, я приступаю к осуществлению своего хитрого плана.
Зная, что газетчики постоянно имеют дело с местным отделением связи, я отдаю им тексты телеграмм и деньги за отправку моему редактору в Нью-Йорке и лондонскому корреспонденту «Уорлд».
— Не могли бы вы это сделать для меня? — говорю я с милой улыбкой. — Сегодня я занята под завязку.
