Утихомирить своих сторонников он даже не пытался, несколько синьоров, размахивая алебардами стражников приближались к аббатисе. Толстая торговка в заношенном плаще первой добралась до обреченной женщины, ухватила ее за рукав, завизжала и дернула так, что оборвала большой кусок ткани. Перекошенные от ярости лица не сулили матушке Марии добра.
Внезапно ветер поменял направление, подхватил и склонил языки пламени, теперь аббатису и ее мучителей разделяла колеблющаяся пелена огня.
* * *
Матушка Мария поднесла к лицу связанные руки — ее путы разорвались с тихим терском. Он перекрестилась, прикрыла глаз и шагнула в огонь. Языки пламени потянулись к ней, как лепестки цветка.
Кто-то опешил и замер, оглушенный, кто-то не мог остановиться продолжал двигаться, бить, кричать. Но что-то в подлунном мире изменилось, сильно и непоправимо. В неизъяснимой небесной высоте сверкнула молния, раскат грома занял всю площадь и рассыпался сухим эхом по окрестным улочкам. Порывы ветра опустошительной силы пронеслись над городом, заставили колокола испуганно и нескладно звонить в неурочный час. Воздух стал по-особому прозрачен, словно само время престало существовать.
Остановилось, чтобы запечатлеть этот миг в памяти.
Вдруг хлынул ливень — сильные, холодные струи смяли пламя костра. Превратили его в комок, в искры, в золу. Огонь сдался и умер. Струи стали тоньше, реже, рассыпались, просветы между ними заполнились ледяным ветром, дождевые капли превратились в сверкающие кристаллы снега. Одна снежинка замерла на щеке матушки Марии, растаяла и медленно скатилась по ее щеке, подобная чистой слезинке.
Огонь пощадил аббатису — прогорело несколько проплешин на подоле да головное покрывало испачкала сажа. Она продолжала стоять, по щиколотку в золе, а снег размеренно кружил вокруг.
Горожане разом притихли, пристыженные, отползли к стенам зданий, стражники потирали ушибы и ссадины, с разных концов площади понесся шепот: «…чудо… се чудо… великое чудо»
Но невнятные звуки и настроения перекрыл рокочущий голос отца Джироламо:
— Все, что случилось, было по воле Господа! Горожане радостно загудели, разом утратили интерес к происшествию и стали разбредаться, подгоняемые либо холодом, либо страхом. Площадь пустела быстрее, чем сгущалась вечерняя темнота. Малочисленные лица самых стойких мерцали среди сумрака.
Проповедник брезгливо отряхнул снег, словно опасался, что эта хрупкая белизна вечным пятном останется на его рясе, поправил съехавший на затылок капюшон, так чтобы тень скрывала лицо. Подготовившись таким образом, он пружинистым шагом подошел к скульптору и вытолкнул его в поле зрения судей, объявил:
— Достойные граждане Флоренции! Перед вами синьор именующий себя «ди Буонарроти Симони». Он заявляет, что ему известно имя убийцы синьоры де Розелли — о которой мы не устаем скорбеть. Означенный синьор утверждает, что имеет веские свидетельства в пользу своего обвинения. Прошу, выслушайте его.
Секретарь суда спустился вниз и шепнул на ухо сержанту городской стражи «Отпустите синьору, она оправдана».
* * *
Семейство де Розелли известно солидным состоянием. Не всякая фамилия может похвалиться таким завидным финансовым положением. Имущество семьи постоянно прирастало — несколько дней назад оно пополнилось старинным и ценным артефактом. Это была статуя греческого бога Вакха прекрасной сохранности.
Артефакт обнаружил на землях семейства де Розелли их сосед, мессир Бальтасар, но статуя быстро перекочевала в дом законного владельца — Филиппе де Розелли. Однако через несколько дней изваяние было похищено, а сам молодой человек умер. Его задавили шнурком. Хотя происшествие сочли несчастным случаем, кровоподтеки на щиколотках мертвеца и след от удавки на его шее недвусмысленно указывали — он был убит.
Вполне возможно, ему не хотели зла, просто он застал похитителей врасплох.
Убийц было двое: один из них — человек большой силы — удерживал жертву за ноги, в то время как второй душил шнурком от плаща, а потом попытался выдать происшествие за несчастный случай.
Мраморная статуя — довольно обременительное приобретение, чтобы перемещать ее с наименьшими затратами физической силы, мессир Бальтасар сконструировал систему лебедок и блоков. При помощи этой системы статую опустили в глубокую яму на территории парка и присыпали землей — в ту же самую яму, где ее обнаружили.
Никто не догадался искать изваяние там.
Как только представился благоприятный момент, похититель решил извлечь ее и переместить в другое, более надежное убежище, пока не подыщет покупателя. Вместе с помощником они доставили лебедки и блоки на виллу — но расположить их подходящим образом, чтобы высоко поднять статую и погрузить в повозку, им необходимо было воспользоваться окном спальни синьоры де Розелли. На подоконниках, откосах и даже на полу я обнаружил характерные царапины, сколы и полосы от веревок, а под окнами спальни — сломанные деревья и помятые кустарники. Кром того, имеется свидетель, который наблюдал, как статую перемещали. Однако, возникло осложнение: синьора де Розелли как раз вернулась домой. Похититель решил нейтрализовать ее на одну ночь и добавил в бокал вина сильное снотворное, но ошибся с дозировкой. Синьора скончалась. Следы снотворного в ее напитке было обнаружено доктором Паскуале.
Напуганный злодей сделал все возможное, чтобы отвести от себя подозрение. Нанес покойнице укол в грудь — пропустить такую причину смерти не сможет ни один хороший лекарь. Он тоже обладал некоторыми медицинскими познаниями — зачастую, ошибочными и неполными.
В дополнение он написал записку к родственнице синьоры — аббатисе Марии, — как умел подделал почерк падре Бастиана, подписался его именем и незамедлительно отправил письмо в монастырь с посыльным.
По этой причине матушка Мария получила известие о смерти сестры раньше, чем поднялся переполох, и прибыла к одру покойницы первой. Письмо было отправлено поздним вечером, а слуги нашли мертвую синьору только утром.
Микеланджело прервался и поискал глазами синьора Таталью — все время правовед стоял у стены и делал заметки на обрывке бумаги, но сейчас его не было. Возможно, правовед ушел огорченным, как только услышал, что аббатиса Мария оправдана.
Он продолжил излагать обвинительные факты.
Когда изваяние было загружено в повозку, злодей избавился от сообщника, который стал для него слишком обременительным. Тело крепкого молодого человека было обнаружено в парке у дома мессира Бальтасара. Чтобы скрыть явственные следы шрамов, он покрыл тело слоем белил.
Зачем он это сделал?
Такие шрамы способны безошибочно указать, кем был убиенный.
Он являл собой опасного умалишенного, содержавшегося в богадельне бенедиктинского монастыре Сан-Сильвестро-при-реке. Мессир Бальтасар пользовал тамошних монахов вместе с их подопечными от разных хвороб и счел возможным привлечь двух своих пациентов к работе в чумном карантине. Он разделял старинное поверье, гласящее, что мор щадит умалишенных, блаженных и урожденных уродцев. Вполне обычная практика для мессира Бальтасара, он постоянно использовал своих бывших пациентов в качестве прислуги. Однако на этот раз умственное расстройство превратило этого молодого человека в весьма опасного. Он покидал карантин, перемазавшись белилами и обнажившись, и при помощи удавки душил молодых людей. Один Господь ведает, кем он себя считал и что происходило в его помраченном разуме.
Возможно, сам злодей расскажет об этом больше?
Здесь сообщается его имя.
Микеланджело подошел к судейскому балкону, протягивая вверх сложенную записку. Подеста перегнулся через перила, свесился вниз и принял листок, аккуратно развернул, но замешкался и повернулся, спрашивая света.
* * *
В этот момент в темноте у погасшего костра произошло некоторое оживление — впотьмах кто-то толкнул соседа. Сержант городской стражи заорал:
— Держите его! Хватайте! Не дайте ему уйти.
Вся площадь сразу пришла в движение — стража и зеваки, все еще торчавшие на площади бросились ловить и хватать друг друга.
— Факелы! Несите факелы! — командовал сержант.
— Погодите, синьоры! Мы должны огласить имя!
— Прошу, поторопитесь, ваши милости.
Подеста встал у края балкона, откашлялся, пододвинул факел и зачитал:
— Здесь написано Тимотео Нико да Феррара Ломбарди.
— Хватайте врача, синьоры!
По всей площади замелькали факелы — люди носились взад и вперед, срывая с соседей капюшоны и шляпы, пока не выволокли в центр площади человека в одежде чумного доктора, и, осыпая пинками, потащили к виселице.
— Тащите сюда! Быстрее! Сегодня петля не останется пустой!
