– Как угодно вашему высокоблагородию, – ответил соперник. – Мне все едино, один черт победю.
– Назовись.
– Андрей Иванов.
– А по отчеству?
– Андрей Андреич.
– Давай только прежде уговоримся, Андрей Андреич. Ежели одолеешь меня, я буду перед всеми петухом петь. Согласны, ребята?
– А то! – закричали городовые. – Охота же посмотреть, как ихнее высокоблагородие птичьим голосом владеет!
– Ну а ежели я тебя одолею, ты мне честно ответишь на один вопрос. Договорились?
– Какой вопрос? – насторожился гигант.
– До службы относится. Надо мне кое-что выяснить насчет того, что в действительности происходит в твоем форштадте.
Иванов задумался. Видно было, что он опасается вопросов от начальства. Понятно: мало ли что знает человек? Не все из этого следует докладывать по команде.
– Ну? Чем ты рискуешь?
– А! – тряхнул головой парень. – Согласный.
– Только ответ должен быть честным. Дай в том при всех обещание.
Стоявшие рядом люди не поняли, о чем речь, и начали друг друга переспрашивать. Иванов сказал, перекрывая их голоса:
– Обещаю, что отвечу честно. Что бы вы ни спросили.
– По рукам! Начнем, что ли.
Однажды в ранней молодости Лыков победил уголовного по кличке Тунгус, придавив его за шею. Вот способ показать силу…
Соперники встали друг напротив друга, присмотрелись. Через секунду сыщик напал. Он положил руки на затылок городовому и сцепил пальцы в замок. Тот понял его маневр и сделал то же самое. Для этого ему пришлось пригнуться. Борцы потоптались немного, приладились и налегли.
Шея у Лыкова сразу затрещала. Он зашатался, но уперся правильно и не упал, удержался. Обычно у силачей из народа слабые ноги, они хуже развиты, чем плечевой пояс. На это и сделал расчет сыщик. Почувствовав, что стоит прочно, он перестал сдерживать себя и вложил в жим всю мощь, на которую был способен.
Это длилось тридцать секунд, может быть, чуть дольше. У Алексея перед глазами пошли красные круги, шея готова была оторваться вместе с головой… Потом во рту появился соленый привкус крови. Потом зазвенело в ушах. Противник все стоял, сыщик все давил. Наконец городовой вскрикнул и всей тушей рухнул на пол. В зале повисла необычайная тишина. Публика оторопела, не веря своим глазам.
Кое-как придя в себя, Алексей испугался за соперника. Он нагнулся над ним и перевернул вверх лицом.
– Андрей Андреич, ты как? Все в порядке?
Тот захлебывался кровью, что хлестала у него из носа.
– Быстро в умывальню!
Другие городовые подхватили товарища с пола и потащили к раковине. Лыков шел следом на ватных ногах, его мотало, как пьяного. Из носа надворного советника тоже капало. Ай да Иванов! Дал начальству скипидару.
– Ребята, десять минут перекур, – объявил он. – Нам с Андрей Андреичем передохнуть надо…
Когда Иванов умылся и отдышался, то подошел к сыщику. Видно было, что он спёк рака[50].
– Ай да ваше высокоблагородие. Наказали дурака за бахвальство. Никогда прежде такого не было, вот я и того, зазнался, стало быть. Спасибо за науку.
– Ладно, не переживай. Помнишь наш уговор?
Гигант потер шею, поморщился и ответил:
– Так точно. Спрашивайте.
– Я дознаю убийство одного человека. С ведома господина рижского полицмейстера. Зовут Язеп Титус. Знал ты его?
– Знал.
– Что о нем скажешь?
– Мазурик, каких мало. Мать-отца объегорит за-ради денег, вот что это был за человек.
– Тем не менее я хочу знать, кто его зарезал. Ты слышал, кстати, что с ним случилось?
– Говорили, в Задвинье его нашли.
– Да. Но до того он часто бывал в твоем околотке и вообще в Московском форштадте. Так ведь?
– Бывал, – кивнул городовой и охнул: – Ой! Льду бы надо приложить… После вашего захвату…
– Чем он занимался?
– Наводчик он был, ваше высокоблагородие. И еще барыжничал. Кто что сопрет, сразу к нему шел. Язеп ловкий был, надо признать. Вещь сразу в Митаву сплавлял или даже в Варшаву. Там ее другие барыги продадут, выгоду разделят. Воры потому очень в Титусе нуждались.
– С кем он был связан?
– Да со всеми крупными. Мелочь не признавал, важничал.
– Понятно. Теперь сам вопрос: кто его убил?
Гигант пожал плечами:
– Не могу знать. Не в моем околотке случилось.
– Но разговоры-то ходят, кто-то что-то мог сказать…
Иванов молчал, глядел в сторону.
– Андрей Андреич, ты же обещание давал!
– Ну был один разговор. Передали мне третьего дня.
– Не тяни кота за хвост, рассказывай.
– В пивной Лямиса на Столбовой улице случилось. Зашел парень. Да не парень даже, а малец, лет семнадцати всего. В шинельке был железнодорожной.
Лыков насторожился. У Язепа в кулаке нашли пуговицу от такой шинели!
– Заказал он пива и подсел к тамошним мужикам, – продолжил служивый.
– Не бывал он там прежде? – уточнил сыщик.
– Никогда. Ну, подсел. Слово за слово, и вдруг сказал тот малец, что Язепа Титуса зарезал Вовка Рейтар! Вот так и объявил, ни с того ни с сего. Будто кто его за язык тянул.
– Странно. В пивной незнакомым людям такие вещи рассказывать. Зачем?
– Вот и я не пойму зачем, – насупился Иванов. – Люди у нас сами знаете какие. В чужие дела нос не суй! Вот такие люди. А этот…
– Дальше что было?
– А дальше он ушел.
– Так. Но за что Рейтар казнил Язепа, мальчишка пояснил?
– Да. Будто бы барыга взял у маза вещицы две-три, но хорошие. И обещал, стало быть, в деньги обернуть. А потом пропал. Убег с ними в Задвинье. Ну, Вовка подождал-подождал, да и кончилось у него терпение. Наказал вора.
– Сам ты что об этом думаешь?
– Да некогда мне о всякой ерунде думать. Меня это не касается, и чего башку ломать?
– А все-таки. Похоже это на Титуса и на Рейтарова?
– Ну, похоже.
– Стало быть, так могло случиться?
– Могло.
Сыщик задумался. Потом спросил:
– Скажи еще, как парнишка выглядел?
– А я знаю? Меня там не было.
– Ты же спрашивал у тех, кто был.
– Спросил, конечно. Ничего приметного. Росту среднего, чернявый, одет бедно. Шинелька вот железнодорожная и фуражка. Молоденький уж больно. Только это и бросилось в глаза, что молокосос, а такие вещи говорит.
Сыщик и городовой помолчали. Вдруг Иванов оживился:
– Да, вот еще что, ваше высокоблагородие. Тот, кто мне рассказывал, отметил. Парень-то сказал: Язеп сбежал от Вовки Рейтара в Пардаугаву. О как!
Лыков недоуменно спросил:
– И что? Пардаугава где находится?
– Так латыши называют Задвинье.
– А почему ты это выделяешь? Поясни, я же не местный.
– Мало кто в Риге так скажет. Даже сами латыши скорее назовут или Митавским форштадтом, или Митавской частью. Немцы скажут Митав тейле, русские – Задвинье. А так, чтоб Пардаугава… Только тот латыш, который это… ну, думает, что их нация принижена.
– То есть?
– Ну, знаете, есть такие. Нарочно на своем языке говорят, газеты только латышские читают, всех прочих называют завоевателями.
– А! Националисты?
– Так точно. Даугава – это по-ихнему Двина. А Пардаугава – то, что за речкой. И парень тот нарочно сказал на своей тарабарщине, чтобы нас, русских, уколоть.
– Понял. Молодец, Андрей Андреевич! Соображает твоя голова. Спасибо, это может быть важно.
– Рад стараться.
– Чем все кончилось? Спор возник или начали его о деталях расспрашивать?
– Нет, ничего такого. Выпил пива да пошел.
– И все?
– И все. Больше не имею ничего добавить. Не в моем околотке было, а то бы конечно…
– Скажи, Андрей, а кто сыщика Говорухина зарезал? – неожиданно для самого себя спросил Лыков.
Лицо городового сразу окаменело.
– Это, ваше высокоблагородие, уже другой вопрос. А мы только на один боролись.
Надворный советник уходил с занятия задумчивый. Мальчишка в железнодорожной шинели. Националист. Ни с того ни с сего в пивной начал с незнакомыми людьми рискованный разговор. Так не бывает. Что-то тут есть подозрительное, даже неправдоподобное. Но подсказку надо проверить.
Вот только как это сделать? Дать задание Растегаеву с Никифоровым? Долгий путь. Быстрее будет самому.
Лыков поймал извозчика и приказал ему:
– На Тургеневскую, в пивную Мунге.
Возница посмотрел на седока с недоумением. Чисто одетый господин, замашки барские. Что ему нужно в такой дыре? Но спорить не стал и хлестнул лошадь.
Тургеневская улица находится между Амбарной и Смоленской, близко от Гостиного двора. Нужная Лыкову пивная располагалась на берегу Двины. Он велел ваньке обождать и смело вошел в заведение.
Дорогу ему преградил рослый детина в армяке.
– Это кто еще? Мы фараонов не пускаем.
– К Вовке Рейтару.
– Не знаю такого.
Сыщик взял парня за ворот, пригнул к земле и повел за собой. Как собаку на коротком поводке. Тот пыхтел и безуспешно вырывался.
