Себастьян тряхнул головой, чтобы смахнуть пот с глаз.
— Будь оно все проклято.
— Ну-ка, потише, — прикрикнул второй патрульный, вцепившись в другую руку Себастьяна.
Откатившись назад, противник виконта кое-как поднялся с земли и бросился наутек.
— Тупицы, сукины дети, — выругался Себастьян, отводя руку назад, чтобы изо всей силы всадить локоть в обтянутое красным жилетом толстое пузо того, кто первый его схватил.
Тихо охнув, сыщик согнулся пополам, зажав руками живот, и выпустил Себастьяна.
— Эй, ты, — начал его напарник, но в ту же секунду получил удар кулаком в лицо, позволивший Себастьяну высвободить и левую руку.
К этому времени незнакомец в коричневом пальто успел добежать до конца площади. Себастьян ринулся за ним, тишину ночи пронзили трели свистков полицейских с Боу-стрит.
Впереди показался широкий открытый берег Темзы, огороженный низенькой стеной. Промчавшись по широкой, мощенной камнем площадке, незнакомец в коричневом пальто вскочил на ограждение, предполагая, видимо, избежать транспорта, забившего улицу, и добраться до спуска к реке прямо по парапету.
Но парапет был старый, а потому раскрошился от ветра и сырости. Человек покачнулся на непрочном камне, замахал руками, стараясь удержать равновесие, а потом отрывисто вскрикнул и полетел вниз.
Раздался звук глухого удара. Все стихло, кроме настойчивых полицейских свистков и плеска воды у края берега.
Себастьян оперся руками о стену и глянул вниз, глотая ртом воздух. На камнях, широко раскинув руки, вытянулся на спине человек, уставившись в никуда невидящими глазами.
— Будь оно все проклято, — пробормотал Себастьян и, оторвавшись от парапета, провел грязным рукавом по измокшему лбу.
— Если вашей единственной целью было выяснить, кто он такой, — говорил сэр Генри Лавджой, рассматривая лежавшее у ног тело, — тогда зачем вы его убили?
— Я не убивал, — буркнул Себастьян. — Он упал.
— Да, конечно. — Осторожно ступая по мокрым камням, Лавджой опустился перед неподвижным телом и уставился в мертвое лицо, в свете луны казавшееся совершено пепельным. — Вы знаете, кто это?
— Нет. А вы?
Маленький судья покачал головой.
— Есть версии, почему он за вами следил?
— Я надеялся, что вы сможете помочь мне выяснить это.
Лавджой с досадой взглянул на него и поднялся.
— Вы уже видели утренние газеты?
— Нет. А что?
Судья хоть и не дотрагивался до трупа, но вынул из кармана носовой платок и тщательно вытер руки.
— Незадолго до рассвета парковая шлюха обнаружила в Сен-Джеймс-парке труп.
Ветер поднял зыбь, волны заплескались о камни у самых ног. В воздухе стоял густой запах реки и грязи, к которому примешивалось неистребимое зловоние сточных вод. Себастьян смотрел, как по темной реке скользит утлый ялик. В городе, где было полно куртизанок и проституток, парковые шлюхи занимали самую низшую ступень; это были жалкие создания, настолько изуродованные болезнями, что могли охотиться за клиентами только в темноте, обычно выбирая для этой цели какой-нибудь из городских парков.
— И что здесь необычного? — удивился Себастьян.
— Необычно то, что жертву, о которой идет речь, забили, как скот. — Лавджой убрал платок в карман. При свете луны его лицо казалось почти таким же мертвенно-бледным, как и у трупа, который лежал на земле. — Буквально. Разделали, как мясную тушу.
— Кто это был? Вы знаете?
Лавджой кивнул констеблям, чтобы те унесли труп, и снова повернулся к собеседнику.
— В том-то и беда. Им оказался старший сын сэра Хамфри Кармайкла. Молодой человек двадцати пяти лет.
Сэр Хамфри Кармайкл был одним из богатейших людей города. Родившись в семье ткача, он сам всего достиг, и теперь не нашлось бы той отрасли, за которую он не брался, — в мануфактуре и в банковском деле, в разработке шахт и в перевозках — везде была его рука. Пока не поймают убийцу его сына, городские констебли и судьи ничем другим заниматься не будут.
— Кстати, один из моих людей с Боу-стрит собирается выдвинуть против вас обвинение, — сообщил Лавджой, поднимаясь по ступеням лестницы. — Вы сломали ему нос.
— Он порвал мой сюртук.
Лавджой обернулся и окинул взглядом великолепно сшитый сюртук из тонкого сукна, превращенный в грязные рваные лохмотья. Обычно строгий судья улыбнулся краем рта.
— Я передам ему ваши слова.
— Что с тобой случилось на этот раз? — спросила Кэт, встретившись взглядом с Себастьяном в зеркале гримерки.
Несколько минут назад закончился второй акт, и занавес опустился, театр за кулисами огласился криками, смехом и топотом ног бегущих по коридору людей.
Себастьян бросил на кушетку бумажный сверток с зеленым атласным платьем и утер тыльной стороной ладони расцарапанную щеку, по которой струилась кровь.
— Я ехал к тебе, чтобы ты рассказала мне что-нибудь об этом вечернем платье, но по дороге решил остановиться и устроить небольшую потасовку в грязи.
Она бросила на него взгляд, в котором угадывались и забота, и раздражение, и насмешка, но главное — тщательная сдержанность. Сняв с головы золоченую диадему Клеопатры, она оттолкнула стул и принялась разворачивать пакет. Атлас переливчато засверкал в золотистом свете лампы.
— Изумительная работа, — сказала она, поднося платье к свету. — Модное, но в меру, без излишеств. Похоже, его сшили для жены какого-нибудь аристократа. Скорее всего, она не дебютантка, но все еще молода.
Кэт перевела взгляд на виконта.
— Неужели женщина, доставившая записку для принца, была одета точно в такое же платье?
Себастьян стянул с себя грязный сюртук. Даже гений Седлоу не сумел бы его восстановить.
— Сомневаюсь. Скорее всего, на ней было платье похожего фасона и оттенка. Женщина могла бы заметить разницу, а большинство мужчин — нет. — Себастьян осмотрел ущерб, причиненный жилету. Жилет был испорчен не меньше сюртука. — Кем бы она ни была, она явно приложила руку к смерти маркизы.
— Не обязательно. Я знаю с десяток актрис, способных весьма правдоподобно сыграть великосветскую даму. Убийца мог просто нанять кого-то.
— Может, и так. Но это было бы рискованно.
Кэт вывернула платье наизнанку, исследовала швы.
— Только взгляни на эти крошечные стежки. В городе не много найдется портних, способных добиться такого качества.
Он подошел к ней.
— Как ты думаешь, если мы найдем портниху, она сможет рассказать нам, кто заказал платье?
— Конечно сможет. А вот захочет ли она это сделать пли нет, зависит от того, как к ней подойти.
Себастьян зажал локтем её шею и притянул к себе.
— Ты хочешь сказать, что мой подход может оказаться неловким?
Кэт коснулась полуоткрытыми губами его губ.
— Я хочу сказать, что подобные расспросы приличнее вести женщине.
Усмехнувшись, он запустил обе пятерни в ее волосы и провел подушечками больших пальцев по щекам.
— Что ж, может быть…
Его прервал стук в дверь.
— Цветы для мисс Болейн, — раздался юный голос.
— О господи. Только не это, — сказала Кэт.
Себастьян обвел неспешным взглядом букеты роз, лилий и орхидей, занявших поверхности всех столов и комодов в гримерке, включая пол.
— А у тебя, оказывается, появился новый воздыхатель, — сказал он; Кэт тем временем подошла и рывком открыла дверь.
Николс, мальчишка, служивший на побегушках в театре, улыбнулся до ушей и сунул ей в руки букетик цветов.
— Вот, еще один. Этот господин дал мне целый шиллинг. Если дело так пойдет и дальше, то скоро я открою собственную лавку.
— Так это был другой человек? — спросила Кэт.
Себастьян забрал у нее букет.
— По крайней мере, этот букет не займет полкомнаты. Странное сочетание, не находишь? Одна желтая лилия и девять белых роз. Немыслимая причудливость. Так кто он такой, этот твой поклонник?
Кэт внезапно побледнела.
— Остальные букеты были от графа де Лилля.
— А этот — нет?
Кэт взглянула на карточку, которую успела вынуть из букета.
— Нет.
Он нахмурился.
— Что такое? Что не так? От кого цветы?
— Не знаю. Здесь нет подписи.
Он забрал у нее карточку.
— «И сделал царь серебро и золото в Иерусалиме равноценным простому камню, а кедры, по множеству их, сделал равноценными сикоморам…»[15] — прочитал он вслух и вернул ей записку, рассмеявшись. — Что за кавалер присылает даме букет с цитатой из Библии?
Себастьян ушел, а Кэт еще долго сидела, уставившись на несуразный букет. Одна желтая лилия, девять белых роз. Девятнадцатое. Послезавтра.
Нет, не может быть. Она твердила себе, что это простое совпадение, что цветы наверняка прислал какой-нибудь поклонник. Дрожащей рукой она взяла записку и еще раз прочитала. «И сделал царь серебро и золото…» Она вдыхала сладкий аромат лилии и роз, который обволакивал ее, накрывал с головой, — приторный до тошноты. Кэт скомкала записку и бросила на пол.
