Над запуганной группой возвышался мужчина в разодранных шароварах и засаленной кожаной куртке. Лицо его заросло густой бородой, и ростом он не уступал палачу. Из раны на лбу текла кровь. Несмотря на жалкий вид, от него веяло силой и гордостью. Он внимательно и твердо смотрел на палача.
– Ты, должно быть, Ганс Шеллер, – заключил Куизль.
Главарь банды кивнул.
– Ну а вы не что иное, как грязный и кровожадный сброд, – ответил он.
Сзади послышались свист и крики.
– Следи за своим языком, Шеллер! – крикнул один из ремесленников. – А то мы тебе мигом брюхо вспорем и внутренности на дереве подвесим!
– Никто никому ничего не вспорет, – сказал палач.
Голос его звучал спокойно, но что-то в нем заставило остальных умолкнуть.
– Мы сейчас отведем их в Шонгау, – продолжил он. – И пусть совет решает их дальнейшую судьбу. Достаточно и того, что вы натворили здесь. – Он с отвращением кивнул в сторону. Безжизненные тела, лежавшие перед входом в пещеру, словно убойный скот, начал заметать снег. Покачал головой. – Но сначала хотя бы похороним мертвых.
Куизль по-быстрому перевязал грязной тряпкой левую руку и правой оттащил в сторону несколько булыжников, лежавших в углублении возле пещеры.
– Ну и? – проворчал он. – Может, мне кто-нибудь поможет? После того, как вы меня чуть не застрелили.
Шонгауцы молча приблизились и вместе с палачом принялись расчищать каменистую могилу.
Левая рука нестерпимо болела, поэтому вскоре Куизль предоставил доделывать кровавую работу шонгауцам, а сам, стиснув зубы, вернулся в пещеру и еще раз огляделся вокруг.
Двое разбойников все так же лежали, распластавшись на полу. Дым так и не рассеялся, и дальше нескольких шагов Куизль не мог ничего разглядеть. Перешагивая через каменные обломки, тлеющие ветки и головешки, палач прошел в дальнюю часть пещеры. Там хранилось скромное имущество разбойников, разбросанное в беспорядке: изношенная одежда, тарелки из позеленевшей меди, ржавые мушкеты. Нашлась даже грубо вырезанная деревянная кукла.
Далеко позади, у самой стены стоял усиленный железными полосами сундук, запертый на висячий замок. Чтобы взломать его, Куизлю не потребовалось и пяти минут. Раздался щелчок, и Якоб убрал отмычку обратно в карман. Он осторожно приподнял крышку, прекрасно зная, что некоторые сундуки, подобные этому, были снабжены ловушками: внезапно выстреливающими отравленными иглами или стрелами. Но ничего такого не произошло.
На дне сундука поблескивали несколько гульденов, серебряная кружка, покрытая сажей бутылка настойки, меха и золотая брошь, наверняка принадлежавшая прежде жене богатого торговца. Негусто, но палача это нисколько не удивило. Вероятно, разбойники давно обменяли большую часть на продовольствие или где-нибудь спрятали, в чем Куизль все-таки сомневался. Всю правду он, несомненно, выяснит в подземелье тюрьмы. Якоб надеялся, что Ганс Шеллер проявит благоразумие и палачу не придется подвешивать к ногам разбойника тяжелые булыжники, как это случилось два года назад с грабителем Георгом Бранднером. Куизлю пришлось переломать ему все кости, прежде чем тот наконец рассказал, где зарыл деньги.
Под изъеденной вшами шубой и шапкой из медвежьего меха палач нашел кожаный футляр. Он открыл его и невольно улыбнулся. Именно то, что сейчас ему нужнее всего. Вероятно, разбойники когда-то ограбили лекаря, или у кого-то из них еще с войны сохранился хирургический набор. В футляре лежали иголки, нитки и в правильном порядке уложенные щипцы всевозможных размеров. И выглядели они не такими уж ржавыми.
Куизль зубами выдернул пробку из бутылки с настойкой и сделал большой глоток. Затем высоко засучил рукав и стал ощупывать рану. Пуля прошила плащ, кожаную куртку и рубашку и впилась в плечо. Кость, к счастью, не была задета, но палач чувствовал, что пуля засела глубоко в мясе. Он зажал в зубах кусок кожи, который также нашелся в футляре, и принялся искать пулю щипцами.
Боль была такой сильной, что ему стало дурно. Палач сел на сундук, коротко выдохнул и снова взялся за щипцы. Он едва не начал терять сознание, когда губки инструмента ухватили что-то твердое. Куизль осторожно их вытянул и взглянул на расплющенный кусочек свинца. Затем еще раз глотнул из бутылки и вылил остатки настойки на рану. Боль снова чуть не лишила его сознания, но палач знал, что многие солдаты погибали не от пуль, а от гангрены, которая наступала только через пару дней. Во время войны он выяснил, что спирт эту гангрену мог предотвратить. Хотя большинство лекарей советовали прижигать раны или поливать их кипящим маслом, Куизль предпочитал свой способ, который в нескольких случаях уже успел хорошо себя показать.
Наконец он перевязал рану куском ткани, которую оторвал от рубашки одного из разбойников, и прислушался к голосам снаружи. Судя по всему, мужчины заканчивали работу. Якобу следовало напомнить им о двух трупах в пещере. Сундук тоже придется унести с собой. Владельцы награбленного имущества, вероятно, гнили где-нибудь в шонгауских лесах, но деньги пошли бы городу на пользу. Хотя бы для того, чтобы оплатить палачу предстоящие казни. За каждого повешенного разбойника Куизль получал по гульдену. Колесование давало сразу по четыре гульдена за каждый удар, а пытка перед казнью добавляла в кошелек еще два с половиной. Вполне вероятно, что главаря Шеллера ждала именно эта участь.
Куизль собрался уже подняться, как увидел за сундуком большую кожаную сумку. Она была сшита из превосходной телячьей кожи, лицевую сторону украшала тисненая печать, значения которой Куизль не знал. Неужели разбойники еще что-то припрятали? Он поднял сумку и заглянул внутрь. Изучив ее содержимое, палач почесал лоб.
Что, черт побери?..
Он задумчиво затолкал сумку в свой мешок и направился к выходу.
Придется задать Гансу Шеллеру несколько лишних вопросов. Куизль надеялся, что главарь ради собственного же блага ответит на них быстро и честно.
На Кожевенную улицу за городскими стенами уже опускались сумерки, когда Симон постучался в дом палача.
Всю дорогу от развалин замка до Шонгау шел снег. На обратный путь они с Бенедиктой потратили около часа. Женщина сразу же отправилась в трактир Земера. Ей еще следовало подготовиться к завтрашним похоронам брата; к тому же, как заметил Симон, она выбилась из сил. Лекарь и сам окоченел и валился с ног после долгих поисков. Но, несмотря на холод и сгустившиеся сумерки, он непременно хотел обсудить с Куизлем свою находку в развалинах замка. Кроме того, ему хотелось узнать, как прошла охота на разбойников. Руки и ноги его превратились в ледышки, поэтому, когда Анна Мария открыла ему, он был более чем счастлив.
– Симон, что с тобой? – изумленно спросила Анна Мария, разглядывая его покрытый снегом плащ и заледенелые штаны. Похоже, она уже простила ему вчерашнюю выходку, когда он посреди ночи звал Магдалену. Женщина сочувственно покачала головой. – Да тебя можно со снеговиком спутать, которого дети в саду слепили.
– Ваш муж дома? – спросил Симон дрожащим голосом. Он замерз до самых костей.
Анна Мария мотнула головой.
– Он еще гоняется за разбойниками. Надеюсь, скоро вернется. Ну заходи уже. – Она завела Симона в теплую комнату. – У тебя же скоро обморожение наступит.
Палачиха налила в кружку подогретого яблочного вина и протянула Симону. В комнате пахло тушеным чесноком и топленым маслом.
– Вот, тебе не помешает. – Она ободряюще улыбнулась ему, и лекарь глотнул подслащенного медом сидра. – К сожалению, не могу предложить кофе. Но можешь подождать моего мужа в его комнате. А мне опять нужно к детям.
Сверху донесся сухой кашель и плач Барбары.
– Георг заболел, – сказала женщина с серьезным видом. – Остается надеяться, что это не лихорадка, которая тут разбушевалась.
Она поднялась по крутой лестнице в верхние комнаты, и Симон не успел спросить, дома ли Магдалена.
Лекарь пожал плечами. Вероятно, девушка все еще дулась. Что ж, он уже усвоил, что женщинам нужно время. Вскоре она даст о себе знать, и он всегда сможет попросить прощения.
Подкрепив силы сладким сидром, Симон прошел в соседнюю комнатку. За последний год он уже привык хотя бы раз в неделю наведываться в библиотеку палача. Куизль разрешил ему даже в свое отсутствие копаться в старых фолиантах и переплетенных в кожу томах. При этом Симон нередко узнавал сведения, полезные также и для его профессии лекаря. У палача имелось, например, полное собрание работ английского врача Томаса Сиденгама, в котором были перечислены и подробно описаны все известные болезни. Таким сборником не располагала даже библиотека ингольштадтского университета!
Но книга, которую он теперь взял в руки, с медициной не имела ничего общего. Заглавие гласило: Malleus Maleficarum, ее написали два доминиканских монаха, Генрих Крамер и Якоб Шпренгер. Страницы были грязными и истрепанными и местами поблескивали коричневым, словно от засохшей крови. Симон и раньше часто листал так называемый «Молот ведьм». На странице, которую он открыл в этот раз, авторы пытались доказать, что латинское слово «femina», обозначающее женщину, происходило от «fides minus», то есть «менее набожная». В другой главе описывалось, как ведьмы выглядели, какими заклятиями пользовались и как от них можно было защититься. Симон стал внимательнее перечитывать то место, где доминиканцы подробно расписывали, как можно с помощью колдовства наслать немощь на мужские органы.
