Но сегодня жизнь кипела в Хвалынске ключом, мы оказались в нем на самую Пасху и пересекли городской вал под перезвон колоколов. Город встретил нас толпами гуляющей, празднично одетой публики, звуками духовых оркестров и запахом куличей.
Но мне, грешнице, было в этот день совсем не до нарядов и угощений, хотя Пасха — один из самых любимых мною праздников.
Наряду с Рождеством и Масленицей она являет собой один из трех столпов всей российской действительности, и, пожалуй, нет в нашей стране человека, который бы при одном лишь звуке этого пряничного-ванильного слова не испытал приятно-щемящего волнения в груди.
Но на этот раз мои мысли были далеко не лучезарного свойства. И в какой-то момент я почувствовала себя едва ли не моральным уродом. У всех вокруг были такие светлые лица, а в моей реальности не было места празднику — его место там заняли смерть, порочные страсти и преступления.
Мой расчет сводился к тому, что Хвалынск был маленьким городком, где каждый человек на виду. Чего вы хотите, если даже громадный по сравнению с ним губернский Саратов едва ли насчитывал в то время 50 тысяч.
И тем не менее задача моя была нелегкой. Главным образом благодаря тому, что дело происходило на Пасху. Из деревень понаехало сюда столько народу, что я не узнала знакомого с детства тихого провинциального Хвалынска.
А ко всему прочему на центральной площади города развернулась ярмарка, и, увидев ее шатры, я начала сомневаться в целесообразности своего сюда приезда.
И в тот самый момент, когда я совсем было упала духом…
— Христос воскресе, Екатерина Алексеевна, — неожиданно услышала я знакомый голос. — Какими судьбами в здешних палестинах?
Обернувшись на голос, я узнала своего старого знакомого — Петра Анатольевича Вольского, доводящегося мне даже каким-то родственником, весьма интересного молодого человека без определенных занятий, сына богатых родителей, в последнее время подвизавшегося на ниве изящной словесности.
Проще говоря, он стал литератором, то есть пописывал стишки и прозу, а в последнее время сотрудничал с газетой.
Газета эта называлась «Прибавление к Саратовским губернским ведомостям». Она пользовалась успехом во всех слоях общества благодаря тому, что в ней, в отличие от самих «Саратовских ведомостей», публиковались анекдоты, сообщения о разных любопытных происшествиях и хозяйственные советы.
Петр Анатольевич считал себя краеведом, разъезжал по губернии и писал бойкие статейки о городах и деревнях губернии и их достопримечательностях.
Благодаря этому своему занятию, легкости характера и приятной внешности он имел огромное количество друзей и знакомых во всех слоях общества от высшего света до преступного мира по всей губернии.
И не повстречай я его в тот день, неизвестно еще, как бы все обернулось. Но я опять забегаю вперед.
— Петр, дорогой вы мой, вся моя надежда на вас, — искренне обрадовалась я ему. — Вы — единственный человек на свете, способный мне помочь.
— Только после обеда, — категорически заявил Петр Анатольевич и потащил меня в трактир. И это было далеко не лишним, поскольку я с утра ничего не ела, а аппетитом меня Бог не обидел.
Тем более что удивительно сочные, с кровью котлеты в этом заведении вполне могли составить конкуренцию пожарским.
И я вслед за Пушкиным могла бы посвятить им несколько поэтических строк. Но у меня вечно не хватает времени на это занятие, хотя в юности… Впрочем, я кажется, отвлеклась…
Как следует разговевшись, мы приступили к серьезному разговору.
— Петр, у меня к вам очень важное дело, — наконец сумела я начать этот разговор, воспользовавшись тем, что он дожевывал свою котлету и на несколько минут замолчал. До этого он, не давая вставить слово, буквально засыпал меня новостями, сплетнями и анекдотами. — Только обещайте мне, что воспримете его на полном серьезе, хотя ничего вразумительного о причине своей просьбы я вам, пожалуй, не скажу. И не потому, что не доверяю вам… Просто все это может оказаться плодом моей фантазии, и мне потом будет неловко и перед вами и перед тем человеком, о котором я собираюсь вести речь.
После такого вступления любой другой человек поспешил бы со мною распрощаться, но не таков был Петр Анатольевич Вольский, напротив — он стал необыкновенно серьезен и выслушал мой последующий монолог, ни разу не перебив.
— Я не знаю, что это за женщина, — говорила я ему, — возможно, я ошибаюсь, и она никогда в жизни не бывала в Хвалынске, и тем не менее прошу вас предпринять все возможное для ее розыска. Поверьте, для меня это очень важно, и от результата наших с вами поисков зависит судьба многих людей, в том числе и моя собственная.
— Все, что будет в моих силах, — сказал Петр и совершенно по-рыцарски склонил голову, положив правую руку на сердце. Манеры его были безукоризненны.
После этого я достала свой давешний рисунок и передала ему из рук в руки.
— Люси? — выпучил он на меня глаза. — Катенька, зачем она вам понадобилась? Вы бы мне сразу показали ее портрет.
От волнения у меня пересохло в горле, и я залпом выпила стакан вина, чего никогда прежде в жизни себе не позволяла.
— Так вы с ней знакомы? Кто она? Где ее можно найти? И чем она занимается? Она еще в Хвалынске? Я могу с ней встретиться? Как, вы сказали, ее зовут?
Петр Анатольевич рассмеялся.
— С чего прикажете начать? И нельзя ли еще раз и чуть помедленнее?
— Умоляю вас, Петр, не испытывайте моего терпения.
— Простите, Катенька, но я совершенно не ожидал… Вы — и эта мамзель…
— Петенька, ради всего святого… — взмолилась я.
Убедившись, что мне не до шуток, Вольский вновь стал серьезным и тут же приступил к рассказу.
— Она утверждает, что родилась во Франции, и что Люси — ее настоящее имя. Но я в это не верю. Во всяком случае, по-французски она говорит скверно…
Через пятнадцать минут я уже знала все. В том числе и то, где отыскать эту самую Люси.
Но Петр Алексеевич предложил иное.
— Зачем вам идти к ней, я могу пригласить ее к себе, я снимаю чудную квартирку…
— Она уже бывала там? — догадалась я.
— Приятель приходил с ней однажды, — слегка смутился Петр, и я не стала углубляться в эту тему.
Люси, по ее собственным словам, была актрисой, и, услышав это от Петра Анатольевича, я укрепилась в своих подозрениях. Когда-то — опять же по ее словам — она выступала на петербургской и московской сценах и пользовалась большим успехом у зрителя, но в настоящее время гастролировала по Саратовской губернии с ярмарочным балаганом.
— Тут какая-то темная история, — уточнил Петр. — У меня создалось ощущение, что до своего приезда в Хвалынск она и в глаза не видела этого балагана хотя и утверждает обратное…
— И что она в нем делает? — поинтересовалась я. — Фокусы показывает?
— Не совсем, — улыбнулся Петр. — У нее весьма эффектный номер — нечто вроде восточного танца. Кроме того, она поет.
— Господи, Петр Анатольевич, где вы с ней познакомились? — не удержалась и спросила я.
— У одних знакомых. В последнюю неделю поста представления запрещены, и Люси выступала, так сказать, частным образом. Она побывала во многих домах Хвалынска.
— Семейных?
— В том числе. Хотя предпочитает холостые пирушки…
Короче говоря, я согласилась на предложение Петра Алесеевича встретиться с Люси у него дома. Он рассказал мне, как его отыскать, и мы расстались до вечера.
Он брался все устроить без моей помощи и, зная его, я вполне могла быть уверена, что все будет сделано самым лучшим образом.
* * *
Чтобы чем-то занять себя оставшиеся несколько часов, я решила навестить своих старых хвалынских знакомых, которые очень обрадовались моему неожиданному визиту и не хотели отпускать на ночь глядя.
Сославшись на срочные дела, я все-таки покинула это симпатичное семейство и, наняв извозчика, добралась до нужного места.
Квартирка, которую снимал в Хвалынске Петр Анатольевич, располагалась на самой престижной по хвалынским понятиям улице города и показалась мне действительно очень милой и симпатичной. В ней было несколько комнат, в том числе довольно просторная гостиная с камином и кабинетным роялем посредине. По словам Петра Анатольевича, я появилась здесь очень вовремя. Он уже все приготовил к предстоящему вечеру. У Люси в это время должно было закончиться представление и он уже оделся, чтобы ехать за ней.
Прежде чем уйти, Петр посмотрел на меня очень серьезно и спросил:
— Екатерина Алексеевна, то, что вы задумали… это не опасно?
— Не бойтесь, я сумею вас защитить, — отшутилась я, хотя в преддверии этой встречи мне самой было не по себе.
— Просто я предпочитаю знать, чем это мне грозит, — в тон мне бросил он и помахал мне на прощание рукой.
