Завернувшись в черный ворсистый плащ, Ив двинулся вперед. Сначала направление можно было определить лишь по отражению от низко нависавших облаков света горевших на внутреннем дворе замка факелов, создававшему над стеной слабо светящийся ободок. По мере продвижения юноши перед ним вырастала черная громада замка, а вскоре он начал улавливать и звуки — голоса и звон стали. Раз на стене даже вспыхнул огонь, и Ив мгновенно припал к земле, с головой накрывшись плащом. Некоторое время он лежал не шевелясь, боясь выдать себя малейшим движением, но вскоре человек с факелом спустился во двор и опасность миновала. Выждав еще минуту, Ив продолжил свой путь. Теперь, пожалуй, он уже начинал улавливать — не то чтобы видеть, но как-то различать — движение караульного по стене между башнями.
Юноша приближался к заранее намеченному месту — углу между стеной и башней, где взбегала вверх сухая лоза, цеплявшаяся за край начинавшейся как раз оттуда деревянной галереи. Взобраться на галерею по лозе, когда караульный, совершая свой обход, удалится в противоположном направлении, представлялось Иву вполне возможным — но что делать потом?
Оружия юноша с собой не взял. Когда приходится карабкаться по стенам, от меча да ножа проку все равно никакого, а нападать на караульного он вовсе не собирался. Единственным его намерением было незаметно проникнуть внутрь, передать свое предупреждение и выбраться наружу. Он шел на это ради той хрупкой надежды на примирение, которая еще теплилась после провала встречи в Ковентри. А что его ждет — успех или неудача, — зависело исключительно от его ловкости и смекалки.
Улучив момент, когда стражник зашагал по направлению к дальней башне, Ив рванулся вперед, рискуя в кромешной тьме споткнуться о какой-нибудь камень, стремглав преодолел оставшееся расстояние и припал к земле под самой стеной. Нависавшая галерея теперь стала для юноши защитой, ибо благодаря ей его не могли увидеть сверху. Двигаясь на ощупь вдоль стены, он добрался до угла и замер возле самой лозы. До полуночи оставался примерно час, и Ив позволил себе перевести дух, прислушиваясь к шагам караульного, затихавшим по мере его удаления. Ив заранее знал, что плащ придется сбросить — не лезть же в нем по лозе, — и потому оделся во все черное.
Он выждал, пока караульный дважды удалился и вернулся, чтобы верно рассчитать время, а когда шаги стихли в третий раз, ухватился за лозу и начал взбираться вверх.
Лоза оказалась толстой, суковатой и очень крепкой. Листьев на ней почти не осталось, и ни скрипа, ни шороха слышно не было. Несколько раз Иву приходилось замирать неподвижно — караульный останавливался на повороте прямо над ним. Оказавшись на уровне бойницы, юноша заглянул туда, увидел отблеск света и тут же отпрянул, испугавшись, что его могут заметить. Но все было тихо, и он осторожно заглянул снова. Коридор был пуст, а свет пробивался сквозь щель внутренней двери. Вот если бы дверь, ведущая со стены в башню, оказалась открытой, — размечтался Ив. — А почему бы и нет? Ведь коли они обнаружили угрозу, то должны готовиться к обороне. Устанавливать на стенах легкие баллисты и катапульты, поднимать наверх и складывать рядом с машинами камни и стрелы…»
Часовой отошел, и юноша полез дальше.
Башни Масардери лишь немного возвышались над зубчатыми стенами, а извилистая лоза одним из своих отростков цеплялась прямо за край галереи. Когда караульный в очередной раз удалился, Ив ухватился за деревянный навес, перекинулся через край и оказался наверху. Растянувшись на дощатом настиле, он выждал время, дал караульному снова пройти мимо и, проскользнув между зубцами, перебрался на каменную стену. Не теряя ни мгновения, юноша метнулся в сторону башни. Как он и ожидал, рядом с нею были сложены груды метательных снарядов, но дверь со стены в башню оказалась запертой. Защитникам замка не было надобности пользоваться ходом через башню, ибо неподалеку от нее была установлена лебедка с тросом, достаточно длинным, чтобы поднимать тяжести прямо со внутреннего двора, а всего в паре шагов на стену выходила еще и лестница. Она-то и была для Ива единственным спасением. Прежде чем часовой повернул обратно, юноша метнулся к лестнице, преодолел пару ступеней, а потом перекинулся через ее край и, рискуя упасть и расшибиться насмерть, принялся спускаться вниз, повиснув на руках.
К счастью для Ива, лестница заканчивалась в отдаленном и темном уголке внутреннего двора. Неподалеку в оружейной еще горели огни и звенела сталь, а неясные, темные фигуры пересекали двор во всех направлениях. Замок готовился к обороне, хотя защитники его еще не представляли себе, с какими силами им придется столкнуться. Спрыгнув и вжавшись в угол между основанием лестницы и стеной, Ив огляделся по сторонам.
До главной башни было не так уж далеко. Юношу так и подмывало одним броском преодолеть это расстояние, но он вовремя сдержался. Бегущий человек неизбежно привлек бы к себе внимание. Взяв себя в руки, Ив вышел из своего укрытия и направился к главной башне быстрым, деловитым шагом, под стать походке всех тех, кто находился на дворе в этот поздний час. Воины гарнизона прекрасно знали свой замок и даже в темноте ходили по двору без факелов, так что лица Ива никто не видел, и попадавшиеся навстречу воины, конечно же, принимали его за одного из своих. Было бы хуже, вздумай кто-нибудь окликнуть его или обратиться к нему с вопросом, но этого, к счастью, не случилось. Однако, когда Ив достиг открытой двери башни и скрылся за ней, он издал глубокий вздох облегчения. Покуда все шло как по маслу.
Юноша с опаской двинулся по узкому, вымощенному каменными плитами коридору, и тут неожиданно навстречу ему вышел капеллан. Старый священник, видимо, только что заправил лампаду и держал в руках плошку с маслом. Времени уклониться от встречи не было. Вздумай Ив бежать, даже этот пожилой, очень занятый и чрезвычайно усталый человек смекнул бы, что дело нечисто. Юноша отступил к стене, пропуская священника, и почтительно поклонился, когда тот проходил мимо. Тот скользнул по юноше добродушным, близоруким взглядом и благословил его голосом отрешенным, но исполненным доброты. Приняв Ива за одного из воинов гарнизона, возжелавшего открыть свою душу Всевышнему, священник даже указал ему, как пройти в часовню к алтарю. Ив немного устыдился, но, поразмыслив, счел случившееся добрым предзнаменованием. Отправившись куда было указано, он быстро нашел часовню и преклонил колени перед алтарем, от всей души благодаря Господа за оказанную милость, — ведь до сих пор замысел его осуществлялся без сучка и задоринки. Юноша даже позабыл об осторожности, не думал о том, что будет, если его обнаружат, и не искал путей к возможному отступлению. Он добрался до намеченного места и теперь не сомневался в том, что встретится с братом Кадфаэлем.
Находившаяся в толще башни, стиснутая со всех сторон каменными стенами часовня была высокой и узкой, словно устремленной ввысь. Ее суровый, аскетический облик несколько смягчали плотные шерстяные драпировки на стенах и занавес с внутренней стороны двери. В углу за дверью, где сходились вместе складки занавеса и стенной драпировки, вполне мог спрятаться человек. Пожалуй, заметить его вошедший мог бы, лишь полностью закрыв за собой дверь. Ив забился в угол, прижался, спрятавшись за складками занавеса, к стене и стал ждать.
С первого дня своего пребывания в Масардери брат Кадфаэль каждую полночь просыпался и отправлялся в часовню. Делал он это отчасти по многолетней привычке, отчасти же оттого, что душой и сердцем по-прежнему был привержен монашеским обетам и хотел чувствовать себя бенедиктинским братом. Пусть даже ему не суждено более увидеть обитель. Кроме того, по ночам Кадфаэль оставался в часовне наедине со своими мыслями и с Господом. Замковый капеллан добросовестно исполнял все требы, положенные приходскому священнику, но монахом он не был и бенедиктинского распорядка не придерживался. Только один раз, когда и Филипп возжелал обратиться ко Всевышнему, полуночное уединение Кадфаэля было нарушено.
На сей раз он отправился в часовню несколько раньше, чем обычно, благо просыпаться не пришлось — он и не ложился.
Большинству защитников Масардери предстояла и вовсе бессонная ночь. Кадфаэль прочел подобающие псалмы и молча стоял на коленях, погруженный в невеселые раздумья. Все молитвы о вызволении Оливье были уже произнесены несчетное количество раз и устами, и сердцем. А то, чего он мог пожелать и попросить для себя, казалось малозначительным в преддверии надвигавшихся грозных событий.
Поднявшись с колен и уже направляясь к двери, монах неожиданно увидел, как тяжелый занавес колыхнулся, из-за него появилась рука и отвела ткань в сторону. Кадфаэль опешил, но не издал ни звука и лишь замер на месте. Кого он никак не ожидал увидеть, так это Ива — перепачканного, оборванного и растрепанного. Юноша приложил палец к губам, призывая к осторожности и тишине. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Затем Кадфаэль ладонью мягко оттеснил Ива назад, в угол, а сам выглянул в коридор. Спальня Филиппа находилась неподалеку, однако представлялось сомнительным, чтобы в такую ночь Фицроберт находился в постели. Коридор был пуст, а каморка Кадфаэля располагалась ярдах в десяти от часовни. Схватив Ива за запястье, монах торопливо увлек его за собой, проскользнул вместе с ним в свое пристанище и плотно закрыл дверь. Они молча обнялись, напряженно вслушиваясь в тишину. Из коридора не доносилось ни звука.
