Агнесс осторожно стала пятиться к лестнице, стараясь не производить ни малейшего шума, но шок в сочетании с необходимостью спешить сделали ее неловкой. Агнесс поднялась всего на четыре или пять ступенек, как каблук ботинка зацепился за нижнюю юбку, и она беспомощно упала вперед. Агнесс машинально выставила руку, чтобы задержать падение, и, зацепившись за стену, удержалась, но ее лодыжка подвернулась в темноте, и она невольно вскрикнула от боли.
— Кто здесь? — крикнул мистер Мэттью, отпрянув от Джона, хватая фонарь и поворачиваясь к лестнице. — Кто здесь? — Он быстро подошел к ступенькам. — Отвечайте мне, черт побери! Что вам здесь нужно?
Не обращая внимания на боль в лодыжке, Агнесс стремительно поднималась вверх по лестнице и, только достигнув верхней ступеньки, повернулась и сделала вид, что собирается спускаться.
— Мистер Мэттью? — крикнула она. — Где вы, сэр? Я слышала, что пришло письмо от мистера Питта.
Мистер Мэттью остановился у лестницы и уставился на нее:
— Миссис Мидоус! Какого черта вы здесь делаете?
— Простите, сэр, но я не собиралась заходить на запретную территорию. Дело в том, что я только что видела Филиппа, и он сказал, что пришло письмо от мистера Питта, — сказала она, очень надеясь, что по ее голосу он не сможет определить, что ей есть что скрывать.
— Ну и что?
— Ничего, сэр. Я только объясняю, почему искала вас. Я заходила в буфетную и вашу гостиную, но вас там не было. Затем я увидела, что дверь в подвал приоткрыта, и решила посмотреть, не найду ли вас здесь. Я только хотела узнать, знаете ли вы что-нибудь про это письмо и не хочет ли мистер Бланшар, чтобы я снова навестила мистера Питта.
Мистер Мэттью начал медленно подниматься по лестнице к Агнесс. Вторжение в его владения было для него явно более важным, чем письмо от мистера Питта.
— Дверь была открыта? Любопытно, я четко помню, что закрыл ее.
— Возможно, все дело в сквозняке, — поспешно сказала Агнесс. — Если вам сейчас неудобно разговаривать, я не буду вас больше беспокоить. У меня самой очень мало времени, не хочу, чтобы мой пирог сгорел.
— Не так быстро, — заявил мистер Мэттью, хватая ее за руку. Его железная хватка вызвала острую боль в поцарапанной руке, и Агнесс поморщилась. — В чем дело? Какие нежности. Больно, не так ли? — Он немного ослабил хватку и поднес ее ладонь ближе к фонарю. — У вас тут глубокая царапина. Откуда она у вас?
— Ничего серьезного, сэр, — сказала Агнесс.
Она сделала шаг назад и выдернула руку из влажной руки дворецкого. Мистер Мэттью встал рядом с ней и завел свою руку за ее спину, чтобы она не смогла отойти дальше. Он приблизил к ней свое лицо, причем так близко, что она почувствовала запах бренди у него изо рта. Его бледные глаза смотрели на нее с угрозой. Если раньше он всегда был строгим, но сердечным, то сейчас напомнил Агнесс змею. Она с надеждой взглянула вниз на Джона, но его лицо было пустым и равнодушным — невозможно было догадаться, о чем он думает.
— Может быть, и ничего серьезного, но я желаю знать, как это случилось, — настойчиво прошептал дворецкий.
Агнесс попыталась собраться с мыслями. Она заговорила твердо, но мягко, голосом, которым она пользовалась много лет назад, чтобы скрыть свой внутренний страх перед мужем:
— Я только что споткнулась, когда стала спускаться в темноте, и тут появились вы с фонарем.
— Вы случайно не следили за мной и Джоном? — настаивал он, все еще говоря странным, торопливым голосом.
— Следила за вами? Зачем, мистер Мэттью? Уверяю вас, я вовсе не хотела никаких неприятностей. Мне только нужно было поговорить с вами. Если не верите, спросите Филиппа и Дорис. Они скажут, что всего две минуты назад я была с ними на кухне.
Мистер Мэттью еще некоторое время рассматривал ее, но, видимо, решил поверить и слегка отодвинулся.
— Хорошо, — сказал он, — на этот раз поверю вам на слово. Но я запрещаю вам спускаться сюда без моего разрешения. Каким бы срочным ни показалось вам ваше дело, для меня, скорее всего, это сущие пустяки. Я понятно объясняюсь?
— Яснее ясного, мистер Мэттью, — ответила Агнесс, несколько взбодрившись от близости выхода. Потом она кашлянула: — Но не отдадите ли вы мне письмо от мистера Питта, сэр?
— А там не было ничего срочного, иначе бы я сказал. Оно у мистера Теодора. Он хочет, чтобы вы пришли к нему сразу после обеда. Он не сказал зачем. Похоже, вы становитесь у него фавориткой, не так ли?
— Не думаю, сэр.
— Теперь, чтобы больше не было несчастных случаев, позвольте осветить вам путь. — Он протиснулся мимо Агнесс и, добравшись до верха, распахнул дверь. — Сюда, миссис Мидоус, осторожнее. Бог мой, что-то сегодня эта дверь плохо открывается. Что там застряло? — Прежде чем Агнесс успела вмешаться, дворецкий наклонился и поднял платок, который она сложила, чтобы сунуть в щель. — Что это? — спросил он, встряхивая платком. Посмотрев на платок, он перевел взгляд на нее: — Это имеет к вам какое-то отношение, миссис Мидоус? Не можете ли вы объяснить, как этот платок попал в такое странное место?
Агнесс взглянула на белый квадрат, не сослуживший ей службу, который дворецкий держал большим и указательным пальцами. К счастью, она никогда не любила шить и не вышивала на платках и других вещах своих инициалов.
— Полагаю, его обронила миссис Тули или кто-то еще из служанок. Но если там не вышито имя или инициалы, то трудно сказать, чей он. Он может принадлежать практически кому угодно.
В тот же день в шесть часов Агнесс отправилась наверх, чтобы узнать, что заключалось в послании мистера Питта. Пошел снег, и маленькие снежинки, покрывшие землю, скрыли все следы грязи и опасности, которые таил в себе город. Теодор отправился в библиотеку, чтобы приятно провести время наедине с графином портвейна. Когда Агнесс вошла в комнату, там царил полумрак, и книжные полки и бархатные шторы терялись в тени. В камине горел яркий огонь, загороженный двумя железными решетками с лапами львов. Свет от серебряного канделябра освещал круглый стол в центре комнаты, на котором были разбросаны рисунки гравировок и другие бумаги. Гравировки предназначались для античных урн и саркофагов. Теодор изучал их с помощью лупы с рукояткой, украшенной затейливой резьбой, делая заметки на листе бумаги, лежащем рядом. Услышав шаги, он поднял голову и с минуту смотрел, как показалось Агнесс, блуждающими пустыми глазами. Он почесал парик, неуверенно поднял стакан и отпил глоток портвейна, так, словно голова его была занята чем-то совсем другим.
— Я пришла, сэр, — сказала Агнесс, — потому что мистер Мэттью сообщил, что пришло письмо и вы хотели меня видеть по этому поводу.
— Письмо, — эхом откликнулся Теодор. Он поставил стакан, легонько рыгнул и начал рыться в бумагах, разбросанных по столу. — Да-да, действительно. Мистер Питт прислал письмо, его доставил один из его помощников.
— Надеюсь, новости хорошие? Он задумчиво кивнул:
— Довольно многообещающие. На большее я не мог и надеяться в подобных обстоятельствах. Мистер Питт сообщает, что он узнал, кто украл чашу для охлаждения вина. Она все еще в целости и сохранности и будет возвращена, если мы уплатим требуемую сумму.
— А сумма разумная?
Теодор пожевал губами с таким видом, будто ему на язык попало что-то горькое и опустил глаза на лежащую перед ним гравировку: подсвечник в форме коринфской колонны.
— Если я не заплачу, чашу расплавят, и тогда вся работа пропадет, а серебро нельзя будет найти, — сказал он. — Питту не свойственно угрожать, он точно знает, что делает. Помнится, я уже говорил вам, что дело наше далеко не такое прочное, как раньше. Такая потеря может окончиться для меня долговой ямой.
По тону Теодора Агнесс могла с уверенностью сказать, что он утонул в жалости к самому себе, чему явно способствовал выпитый портвейн. Разве она сама совсем недавно не выяснила, к чему может привести лишний стаканчик вина? Однако гравировка на подсвечнике напомнила Агнесс о подносе, который разглядывал Уильямс. Если Теодор прибегает к уходу от налогов, тогда потеря не так уж велика, как он хочет показать. В сумму, которую он возьмет с Грея за чашу для охлаждения вина, будет включен и налог, то есть дополнительные тридцать фунтов. Предположим, что чаша никогда не проверялась в Зале золотых дел мастеров, тогда эта сумма попадает прямиком в карман Теодора.
Агнесс подумала о необъяснимых путешествиях Роуз наверх и в мастерскую и о ее связи с Рили. Многое говорит о том, что она была участницей этого мошенничества. Возможно, Теодор использовал Pop как посредницу, а она стала жадничать и в преддверье своего побега к любовнику захотела больше, чем Теодор был согласен заплатить за ее помощь. В этом случае не жадность ли привела ее к смерти? Но если вспомнить, что кража была, скорее всего, организована тем же человеком, который убил Pop и Ноя, эта теория не выдерживала критики. Смешно предполагать, что Теодор организовал ограбление своей мастерской, убил своего подмастерья и потом собирался платить за возвращение своей собственности.
