– Позвольте… – Аполлон Григорьевич уже запутался. – Какой пристав? Какие самородки?
– Те самые, что пропали из сейфа. Для чего затирали пол рогожкой. Вы же сами на это указали… Все кристально ясно!
Такими же кристально ясными глазами Ванзаров смотрел на гениального криминалиста.
Лебедев понял одно: водят его на поводке и спускать не собираются. Как видно, не созрело еще блюдо психологики в талантливой голове его друга. Или не хочет при Ивлеве распространяться. Обижаться смешно и бесполезно.
– Ладно, раскройте только два слова… Больше ничего сегодня знать не хочу.
– Предлагаю сделку… – начал Ванзаров.
Но Лебедев и так был на все согласен. С него потребовали не так уж и много: вспомнить, что точно изображено на картине Каспара Фридриха про луну и ее созерцателей. Вопрос оказался тупиковым. Криминалист помнил составы десятка ядов, но в картинах разбирался не лучше извозчика.
– Там двое в лесу стоят, на луну смотрят, – подал голос Ивлев. – Картина странная: лиц персонажей не видно, одни затылки. Так не рисуют. Но вещь привлекательная, однако.
– Иван Андреевич, во что они одеты?
– Так ведь как полагается путникам: плащи черные до пят и треуголки. Дело-то, видать, в давние года происходит. И кто они такие, чтобы на луну таращиться? Вот загадка…
Лебедев незаметно подмигнул: вот она, старая школа, ухо востро держит. Ничего не пропустит, настоящий полицейский. Ванзаров молча согласился.
– Теперь уж точно не томите! – потребовали от него. – Что лишнее и что недостающее?
– Призрак и убийца… – просто ответил Ванзаров. Чем поверг Аполлона Григорьевича в глухие раздумья.
День выдался нелегким. Доктор Чечотт устал по-настоящему. Быть может, кровавая луна, вопреки законам науки, действует на тонкий человеческий мозг. Сегодня ему пришлось иметь дело сразу с несколькими острыми приступами. Спокойные больные устроили буйство, так что не обошлось без смирительных ремней и грубой силы. Зато среди мрака мелькнул светлый лучик. Он долго, часа два, беседовал с Янеком и сделал вывод, что состояние юноши заметно улучшилось. Кажется, он поверил, что ночной кошмар всего лишь привиделся. Под конец сеанса Янек соглашался со всеми доводами и только попросил не отсылать его на четвертый этаж. Там тесно и плохо. Ему хотелось вернуться в свою палату. Риск рецидива еще оставался, но Чечотт разрешил. Это была маленькая, но все-таки победа его метода.
На часах было около девяти. Пора перебираться в квартиру, выпить чаю, или посидеть в тишине, или закончить статью для научного журнала. Доктор по давней привычке запер в сейф главное сокровище – дневник наблюдений, который тщательно вел после бесед с больными. В нем по крупицам собирались знания, которые должны были лечь в основу стройной системы исцеления. Он еще привел в порядок бумаги по больничному хозяйству, когда на стол легла тень. Чечотт не заметил, как к нему вошли.
– Что вам угодно? – спросил он, строго глядя на нежеланного гостя.
– Обстоятельства заставили меня вернуться, – сказал Ванзаров.
– Разве вам недостаточно? Вы получили, что хотели.
Чечотт всем видом показывал, как ему неприятен полицейский чиновник. В конце концов, услуга, оказанная им, давно в прошлом и так незначительна, что не стоила того, чтобы терпеть его присутствие. Однако гость был другого мнения. Отодвинув стул, он сел без приглашения и вульгарно закинул ногу на ногу.
– Знаю, что вы испытываете к моей персоне чувство брезгливости, – сказал он. – Причина проста: подумали, что я покусился на редкий фрукт. Обворовал несчастного больного. Так ведь?
Чечотт старательно собирал бумаги в стопку.
– Это меня не касается. У вас есть разрешение делать что вздумается… Что это?
Перед ним на краю стола оказался чистый лист, в котором лежал новенький револьвер.
– Фрукт, что я позаимствовал в корзине, – ответил Ванзаров. – Обворожительный грузинский князь пытался передать Апсу оружие. Цель ясна: устроить вооруженный побег. Я не готов сказать, чем бы это кончилось. Апс боевой офицер и применять оружие умеет. Сначала заставил бы надзирателя открыть отделение, а потом прорывался бы к свободе. Если бы у него встали на пути, он бы начал стрелять. Вы как главный врач могли бы получить не только побег, но и несколько случайных жертв. К счастью, ничего этого не случилось. Заводить дело и доставлять вам лишние хлопоты я не стал…
Доктор подумал, что в тяжелый день такое должно было случиться. И, как видно, это еще не все. Он тяжело опустился в свое кресло, закрыл глаза и стал массировать переносицу.
– Выходит, я опять ваш должник, пан Ванзаров…
– По логике именно так выходит, пан доктор.
– И одной моей благодарности вам не будет достаточно?
– Всегда, но только не сегодня, – сказал Ванзаров. – Я не хочу махать перед вами приказом губернатора. Но мне требуются кое-какие сведения…
– Да, конечно, долг надо возвращать. – Чечотт откинулся в кресле. – Но только это…
– О нашем разговоре не будет знать никто. Даю вам слово.
Это было приемлемо. Все же пан полицейский уберег от такой беды, что и подумать страшно.
– Так что же вас теперь интересует?
– Кто человек, что лежит вместе с Апсом в палате?
– Некий Пилсудский Юзеф, перевели из Варшавы ко мне для изучения редкого случая меланхолии.
– У нас уговор: врачебная тайна сегодня приоткрывает свой полог.
Такого уговора Чечотт что-то не припомнил, но сил стоять на своем не осталось.
– Пан Пилсудский был взят политической полицией вместе с подпольной типографией. Он издавал какую-то революционную газетку, – сказал он. – В варшавской крепости у него развилось такое отвращение к форме жандармов, что он отказывался от пищи и таял на глазах. Доктор Савишников поставил диагноз, я согласился принять его на излечение, тюремное начальство не возражало против перевода в отделение для беспокойных. У нас там все равно тюрьма…
– Я заметил, – согласился Ванзаров. – Какая чудная психическая болезнь: отвращение к мундиру жандармов.
Доктор только развел руками:
– Человеческая психика до сих пор поле загадок.
– А что же Апс?
– Что вас интересует? – спросил Чечотт, не желая даже приближаться к этой теме.
– Я не врач, но мне кажется, что он вполне здоров. Мелкие странности не в счет, все-таки с войны вернулся…
– Мне нечего вам ответить, пан полицейский, – сказал доктор, глядя ему так прямо в глаза, будто пробовал гипноз. – Вы очень разумный человек и должны понять, что есть такие вещи, касаться которых не заставит даже уважение к вам. Прошу меня понять.
Ванзаров все понял. Было настолько очевидно, на что пошел доктор ради своих принципов, что пытать его дальше было совершенно бесполезно. Он и так сказал слишком много. Сделка между ними была заключена при полном молчании. Умным людям порой слова не нужны, чтобы договориться обо всем.
– Я могу еще чем-то помочь вам? – устало спросил Чечотт.
– В палате был еще один пациент, Янек.
Доктор стал уверять, что этот случай – чистая медицина, к интересу полиции не имеет никакого отношения.
– Мой интерес есть, – твердо сказал Ванзаров. – Его болезнь связана с картиной Каспара Фридриха?
Чечотт мог только кивнуть.
– Прошлой ночью ему показалось, что персонажи картины пришли за ним?
– Пан Ванзаров, если я расскажу вам, что порой видят мои пациенты…
– Перескажите, что именно видел он…
Нет мучениям конца, особенно когда их приносят милые люди. Чечотт собрал все остатки врачебного терпения и рассказал, что и как привиделось Янеку. Ванзаров слушал слишком внимательно.
– Позвольте уточнить: призраки были в саду, а Янек видел их из окна палаты?
– Пан Ванзаров, зачем вам в этом копаться?
– Дело в том, Оттон Антонович… – сказал Ванзаров с расстановкой, – что в моей работе бывают вещи, о которых лучше не знать. Но могу вас заверить, что к этим призракам у меня интерес особый. Значит, их было двое?
Чечотт выдавил мучительную улыбку.
– Это только кажется больному сознанию. Их могло оказаться даже трое…
– Нет, не могло, – твердо ответил Ванзаров, но в душу доктору закралось сомнение: или пан полицейский слишком себе на уме, или у него не все в порядке с головой. Второе было предпочтительней.
– Мне необходимо побеседовать с Янеком, немедленно.
Нет, все-таки хитрит. В другой день Чечотт, может быть, уперся бы, но сегодня запас прочности был исчерпан. Выглянув в коридор, он кликнул дежурную сестру Некрасову, попросил проводить гостя до палаты, помочь во всем, но уберечь больного. Он знал, что завтра ему придется начинать с Янеком все сначала: беседа с Ванзаровым и здорового доведет до сумасшествия. Но это будет завтра. А сейчас он сможет пойти, наконец, домой.
– Мой долг считается погашенным? – спросил Чечотт, все-таки улыбаясь.
– Целиком и полностью.
