«Хью наверняка выехал сразу же, как только получил послание, - размышлял монах, - уж кто-кто, а он мешкать не станет, ежели видит, что дело нешуточное. Должно быть, он поскакал кратчайшим путем: через западный мост и по юго-западной дороге, а коли так, то уже выехал на эту тропу примерно в двух милях отсюда. Значит, сейчас Хью осталось проехать немногим более мили, и скоро он будет здесь. Надо оставить ему знак».
Кадфаэль привязал свою лошадь на обочине тропы в расчете на то, что Хью сразу поймет - монах где-то здесь, и ежели полез в самую глухомань, то явно неспроста.
Сейчас из леса не доносилось ни звука. Кадфаэль сошел с тропы и, стараясь производить как можно меньше шума, стал пробираться через густой подлесок туда, где недавно раздавались крики, а теперь воцарилась подозрительная тишина. Чутье подсказывало ему направление. Вскоре он приметил впереди пробивавшийся между ветвями слабый закатный свет, и перед ним показалась прогалина. И тут, между монахом и поляной, заслонив на мгновение свет, бесшумно промелькнул силуэт высокого, худощавого человека. Кадфаэль выждал несколько мгновений, а затем осторожно прокрался вперед и, напряженно всматриваясь, затаился на самом краю поляны.
В центре прогалины высился огромный бук с пышной, раскидистой кроной. Два человека - два, а не один - стояли, прижавшись спинами к его могучему стволу. И один из них держал наготове холодно поблескивавший обнаженный кинжал.
Эти двое явно опасались за свою жизнь, и, конечно же, смертельная угроза для них не могла исходить от одного человека. Вглядевшись в полумрак, Кадфаэль, как и ожидал, заметил за кромкой окружавших поляну кустов тень, затем вторую, третью…
Итак, там, во мгле, затаились трое. Надо полагать, они задумали недоброе дело и скорее всего вооружены. Трое. А ведь как раз троим ловкачам удалось скрыться от облавы и удрать в сторону Долгого Леса. Неужто это они никак не уймутся? Мало им мошенничества, так уже и за разбой принялись.
Некоторое время Кадфаэль колебался, не зная, как поступить: то ли потихоньку вернуться на тропу и подождать Хью - авось тот скоро придет, - то ли попробовать предпринять тетушка Элис может тараторить за двоих, - простодушно заключил отвлечь разбойников, а там, глядишь, и подмога поспеет. Поразмыслив, монах решил было вернуться к тропе, сесть на коня и верхом с шумом и криками проломиться сквозь кусты на прогалину, чтобы разбойникам показалось, будто по лесу скачет целый отряд. Но неожиданный поворот событий не позволил ему осуществить задуманное.
Один из грабителей неожиданно выскочил из-за кустов и с устрашающим криком бросился к дереву. Снова сверкнула сталь: тот, кого этот негодяй наметил в жертвы, не собирался сдаваться без боя. Он слегка подался вперед, чтобы отразить нападение, и тут Кадфаэль узнал его. Это был Мэтью.
Разбойник, однако, не вступил в схватку, а стремительно отскочил в сторону. Скорее всего атака была ложной, рассчитанной на то, чтобы отвлечь внимание вооруженного, а потому более опасного противника. Стоило Мэтью рвануться навстречу врагу, как двое других грабителей, стремглав вылетев на поляну, накинулись на Сиарана. Тот истошно завопил. Мэтью бросился ему на выручку, вслепую полосуя клинком темноту. Схватив Сиарана за ворот, он отбросил его назад, к дереву, и прикрыл своим телом. Казалось, что от ужаса Сиаран лишился чувств. Обмякнув, он сполз к подножию могучего бука, тогда как Мэтью, размахивая кинжалом, бесстрашно преграждал дорогу врагам.
На какой-то миг Кадфаэль остолбенел: он никак не ожидал, что Мэтью будет так ожесточенно сражаться за жизнь Сиарана. Но времени удивляться и недоумевать не было, ибо дело принимало дурной оборот. Поняв, что их уловки ни к чему не приводят, разбойники бросились в открытую атаку.
Кадфаэль набрал побольше воздуха и закричал что было мочи:
– Эй, стража, вперед! Взять их! Вяжите всех троих, это те, кого мы ищем!
Кричал он так громко и яростно, что, хотя и услышал в лесу ответные возгласы, принял их за эхо, не обратив внимания на то, откуда они доносятся. Между тем громкие восклицания слышались как со стороны тропы, так и с противоположного направления - с севера. У монаха промелькнула потаенная мысль, что он услышан и скоро поспеет помощь, но в этот миг рядом с ним никого не было, и он очертя голову, на свой страх и риск ринулся в бой. Кадфаэль давным-давно отрекся от оружия - но что с того? Если поясница у него порой и поскрипывала, то кулаки оставались увесистыми и крепкими.
Подскочив к сцепившимся противникам, Кадфаэль схватил одного из разбойников за шиворот и рывком закрутил болтавшийся на спине капюшон. Грабитель, только что исторгавший площадную брань, захрипел и, задыхаясь, схватился за горло.
Разбойники были обескуражены не столько внезапным нападением Кадфаэля, сколько поднятым им шумом. Двое вскочили на ноги и принялись растерянно озираться по сторонам, пытаясь сообразить, откуда им угрожает опасность. Грабитель, схваченный Кадфаэлем за шиворот, извернулся, словно угорь, и, ударив вслепую кинжалом, располосовал рукав выцветшей черной рясы. Кадфаэль схватил противника за волосы и, навалившись всем весом, сбил его с ног и вдавил лицом в землю. В этот миг он ликовал. Пусть такое и не пристало смиренному бенедиктинскому брату, но сейчас в его жилах бурлила кровь крестоносца. Время для покаяния наступит потом.
В пылу схватки Кадфаэль едва расслышал глухой стук конских копыт, а когда над его головой зазвучал властный голос, решительно отдававший приказы, он не сразу понял, что происходит. Поляна, к тому времени почти полностью погрузившаяся во тьму, наполнилась движением. Это отвлекло монаха, и он ослабил хватку - всего лишь на миг, - но и того оказалось достаточно, чтобы Поер, извернувшись вьюном, оттолкнул монаха и откатился в сторону. Двое его приятелей уже пустились наутек - правда, уйти далеко никому из них не удалось. Покатившись по траве, Поер натолкнулся на чье-то съежившееся тело и случайно нащупал шнурок, на котором болталась какая-то побрякушка, возможно, ценная. Грабитель ухватился за свою находку и дернул изо всех сил: уж если уносить ноги, то хоть с какой-то добычей. Раздался дикий крик отчаяния и боли. Шнурок лопнул, а Поер, вскочив на ноги, бросился наутек, ловко увернулся от попытавшегося схватить его всадника и нырнул в кусты.
Кадфаэль приподнялся и огляделся по сторонам. На поляне толпились какие-то люди, но лиц их в темноте не было видно. Кто-то неспешно возился с кремнем и трутом, стараясь разжечь огонь. Наконец хорошо просмоленный факел зажегся и осветил прогалину - замкнутое пространство под крышей из ветвей могучего бука, окруженное зеленой стеной. Из темноты выступил Хью и с улыбкой протянул руку, чтобы помочь монаху встать. И тут с другой стороны поляны подскочил еще один человек. Факел высветил смуглое, худощавое лицо с тонкими, высокими скулами, яркие, золотистые глаза и черные как вороново крыло волосы.
– Оливье! - не веря своим глазам, воскликнул Кадфаэль. - А я-то думал, что ты поехал по дороге на Освестри. Как ты сюда попал?
– Милостью Божией, с помощью одного мальчонки-пастуха, ну и, конечно, благодаря твоему зычному реву, - отвечал теплый, веселый и такой знакомый голос. Оглянись-ка лучше по сторонам. Видишь - поле битвы осталось за тобой.
Симон Поер, Уолтер Бэгот и Джон Шур удрали в чащу, однако не было сомнений в том, что стражники Хью, благо он привел их с собой добрую дюжину, скоро переловят беглецов. Всей шайке придется держать ответ за куда более тяжкие прегрешения, нежели надувательство при игре в кости.
Кадфаэль поднялся на ноги и только сейчас заметил, что рукав его рясы распорот ударом кинжала.
Мэтью, по-прежнему прижимавшийся спиной к стволу, повел широкими плечами, будто сбрасывая оцепенение, и сделал шаг вперед. Обстановка переменилась столь внезапно, что он, похоже, не вполне осознал, что случилось. А у ног Мэтью, скорчившись и уткнув лицо в ладони, лежал Сиаран.
– Вставай, - бросил ему Мэтью. Сам он отошел от дерева, но все так же сжимал в руке обнаженный клинок. Рука, державшая кинжал, была окровавлена, костяшки пальцев ободраны, но и стальное острие обагряла кровь. - Давай поднимайся. Я знаю, что ты не ранен.
Сиаран медленно привстал на колени и поднял перепачканное, пепельно-серое лицо, на котором читалось потрясение и запредельный ужас. Глаза Сиарана и Мэтью встретились, и в этом столкновении взглядов было нечто такое, что Берингар вздрогнул и уже порывался вмешаться, что-то сделать или сказать, чтобы разрядить обстановку, но Кадфаэль удержал его за руку. Хью искоса взглянул на монаха, и, полагая, что коли тот предостерегает, у него есть на то веские основания, не двинулся с места.
На полотняной рубахе Сиарана расплывалось кровавое пятно. Он медленно поднял словно налитые свинцом руки и, рванув ворот, обнажил шею и грудь. С левой стороны шеи был отчетливо виден глубокий и очень тонкий, будто сделанный бритвой, кровоточащий порез. Ухватив первое, что подвернулось под руку, грабитель сорвал тот самый заветный крест, с которым Сиаран никогда не расставался. Теперь он лишился всякой надежды и, похоже, смирился с неизбежностью. Кровавый след на шее казался знамением, предвещавшим его ужасную участь.
