Она немного приврала, но была уверена, что Господь простит ей эту вынужденную ложь.
Барбара упрямо пожала плечами:
– И что он хочет сделать? Он даже не местный. За пытку отвечают только дядя и Георг.
– Ты ведь знаешь, на что способен отец. Он уже не раз спасал жизнь невиновному. Кроме того, Георг хочет поговорить с дядей Бартоломеем.
Барбара взглянула на нее с надеждой:
– Значит… значит, ты тоже считаешь, что Матео невиновен?
– Конечно! Мы все так считаем. Семья не оставит тебя в беде.
Магдалена снова обняла сестру. В этот момент дверь приоткрылась и за ней показалось изборожденное шрамами лицо Иеремии. Магдалена невольно вздрогнула при виде его ужасных ран. Под ногами у старика суетилась покалеченный песик. Он подковылял к Барбаре и лизнул ей руку.
– А, вижу, дамы уже встретились, – сказал Иеремия с улыбкой, отчего рот его скривился в ужасной гримасе, и добавил, обращаясь к Магдалене: – Я встретил вашу сестру во дворе, всю в слезах, и предложил посидеть пока у меня. Надеюсь, всё в порядке? – Он показал на полку, где стояло несколько пузырьков. – Я дал ей немного зверобоя и валерианы. Это успокаивает.
– Вы разбираетесь в лекарствах? – спросила Магдалена с любопытством.
Иеремия мотнул головой.
– Немного. Чему только не научишься за долгую жизнь… – Он изобразил огорчение. – Ваша сестра все мне рассказала. Скверная история, откуда ни глянь. Бедный парень!
Барбара снова заплакала, и Иеремия сочувственно погладил ее по голове:
– Ну, будет тебе. Ведь конец света пока не наступил? Время еще есть. В таком разбирательстве все идет по установленному порядку. Сначала предъявляют обвинение. Когда дело доходит до пытки, палач сначала покажет ему орудия. Может, даже несколько раз кряду. Это первая ступень. Потом…
– Спасибо, – перебила его Магдалена, опасаясь, что он сейчас опишет им пытку во всех подробностях. – Но мы и сами знаем, что представляет собой каждая ступень. Мы все-таки из семьи палача.
– О, простите, я забыл. – Казалось, Иеремия хочет еще что-то сказать, но он лишь устало улыбнулся. – Ну, значит, мне и впрямь нечего вам рассказывать. Я просто хотел сказать, что еще не все потеряно. Нельзя терять надежду, никогда! – Он вздохнул: – Хотя обвинение довольно серьезное. Весь город охвачен этим безумием. Оборотень! – Он покачал головой: – Как будто мало Бамбергу этих жутких преследований…
– Вы, конечно же, о тех судилищах, охвативших город сорок лет назад, – ответила Магдалена. – Вы уже были тогда в Бамберге?
Иеремия мрачно кивнул.
– Я был тогда совсем еще молодым и видел вещи, которые…
Он помолчал немного, словно хотел отогнать дурное воспоминание, и только потом продолжил:
– Все начинается с одного-единственного случая, а потом разрастается, как снежный ком. Их все больше, и под конец виновно уже полгорода. Потому и выстроили этот Ведьмин дом, будь он проклят, с застенками, камерами пыток, залом суда и часовней для последних исповедей. Над входом красовалась статуя Юстиции. Как будто речь шла о правосудии! Все дело во власти. – Он пожал плечами: – Когда желаешь избавиться от соперников, такая волна преследований как нельзя кстати.
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурилась Магдалена.
– Ну, тогда ведь не только бедняков и всяких изгоев хватали. Среди них были и порядочные патриции, даже канцлер и несколько бургомистров с женами и детьми. Изводили целые семейства советников! Впоследствии выяснилось, что главным образом все сводилось к новому переделу власти. – Иеремия подошел к клетке, висевшей посередине комнаты, и насыпал воробьям хлебных крошек. – Если один уходит, другой может занять его место, верно? И мертвый соперник уж не будет никому досаждать.
Он отряхнул от крошек искалеченные руки.
– Думаете, это и теперь может повториться? – прошептала Барбара. – Тогда мой Матео – всего лишь первая пешка, и за ним последуют другие, более могущественные?
Иеремия склонил гладкую, похожую на яйцо голову.
– Я этого не говорил. И тем не менее Васольд стал вторым после Шварцконца пропавшим советником. Как знать, может, скоро выяснится, что кто-нибудь из патрициев в волчьем обличье разорвал собственных товарищей… Кое-кому это могло бы сыграть на руку.
– Только учтите, что в этот раз действительно творится много странного, – напомнила ему Магдалена. – Ведь нашлось несколько оторванных конечностей, и многие уже видели этого монстра. Кто-то или что-то там все-таки есть. Так что виновного разыскивают вполне резонно. Может, в прошлый раз все было иначе…
– Вы правы, я несу чепуху. – Иеремия наклонился и погладил Биффа. – И вообще сейчас нам лучше подумать, как быть с вашей сестрой, а не ворошить темное прошлое.
– Я не вернусь, если вы об этом! – заявила Барбара и упрямо скрестила руки на груди. – И не подумаю, пока отец не попытается освободить Матео. – Она сверкнула глазами на Магдалену: – А если ты выдашь меня и скажешь ему, где я, то… то я уйду с сэром Малькольмом и его артистами и никогда не вернусь! Ведь у меня…
– …талант, я знаю, – закончила за нее Магдалена и вздохнула: – Вот только в чем?
Она поднялась и еще раз погладила сестру.
– Не бойся, я только скажу ему, что с тобою все хорошо. Насколько я его знаю, у него уже есть план, как тебе помочь. – Магдалена окинула Барбару строгим взглядом. – Только сделай одолжение, ладно? Не зачитывайся ты этими трагедиями! На пользу это тебе не пойдет. Ты – Барбара Куизль, а не какая-нибудь принцесса или придворная дама. Договорились?
* * *
Утренний туман над Хауптсмоорвальдом рассеивался, открывая взору одинокого человека, решительно шагающего по грязной дороге. Те немногие, что попадались ему навстречу, втягивали головы и воздерживались от приветствий. Не похоже было, что он ответит тем же, и исходило от него что-то грозное, надменное.
Якоб Куизль был зол, как никогда. И что усугубляло положение – он забыл табак в доме брата! Вообще-то старший Куизль собирался помочь ему у городского рва. Пользуясь случаем, он рассказал бы Бартоломею о том, что случилось с тем парнем, которого им с Георгом в скором времени предстояло допросить. Но события развивались так стремительно, что для начала следовало все хорошенько обдумать. А думать лучше всего у Якоба получалось в лесу – если придется, то и без табака.
Палач буквально разрывался. Вообще-то у него не было никакого желания выслеживать каких-то злодеев и распутывать преступления. Тем более в городе, до которого ему не было никакого дела. Кроме того, он и в самом деле стал слишком стар для таких приключений. Еще в драке с толпой горожан Якоб слышал, как у него хрустят суставы. Больше всего ему хотелось сегодня же забрать семью и уехать в Шонгау. Но Барбара, его любимица, сбежала, а Якоб знал, что девчонка упряма, как все семейство, и свои угрозы исполнит. Она вернется лишь после того, как он поможет этому беспутному Матео. Вот только как, черт бы его побрал, это сделать? Что же это за монстр такой бесчинствует в Бамберге и его окрестностях?
Куизль уже не сомневался, что за этим что-то стоит. Пропавшие люди, оторванные конечности, мохнатое существо, увиденное на улицах. Он сам наткнулся на труп проститутки, которую кто-то жестоко убил и, очевидно, пытался извлечь ее сердце. Странный запах звериной шерсти и мускуса говорил лишь об одном: на девушку действительно напало какое-то звероподобное существо.
Возможно ли такое?
Потом еще тот человек, которого Якоб видел вчера возле дома скорняка и который, судя по всему, купил там пять волчьих шкур… Возможно ли, что он действительно переодевался в эти шкуры оборотнем, чтобы посеять в городе панику? Или же тайна крылась здесь, в Хауптсмоорвальде, где Куизль своими глазами увидел крупного диковинного зверя? Но главное – мог ли тот хромой незнакомец оказаться его собственным братом? Магдалена потом тоже говорила, что он показался ей каким-то знакомым…
Чтобы ответить на этот последний вопрос, палач и отправился после завтрака в лес. Ему хотелось еще раз заглянуть на живодерню.
Тонкий столб дыма, поднимавшийся над верхушками деревьев, указывал путь, и спустя примерно час Якоб наконец вышел к огороженной поляне. Дул прохладный ветерок, и Куизль был рад, что еще вчера Катарина отдала ему старый плащ своего суженого, так как его собственный утонул в реке.
Как и в прошлый раз, перед большим срубом горел огонь. Рядом стоял Алоизий и, вероятно, варил кости от какой-нибудь туши. Ветер чуть переменился, и Якоб сморщил нос. Справа от дома располагалась псарня. Собаки давно учуяли гостя и теперь лаяли, бросаясь на ограду.
