– Что еще такое?
– Вчера была убита барышня Нольде.
– Какая жалость… Только мне и дела нет.
– Совсем наоборот. К ней у вас могло быть дело столь важное, чтобы убить…
– Что еще за дело? – Марков потянулся к бутылке, но Ванзаров перехватил и передвинул ее к себе.
– Золото Федорова, конечно…
В глазах Маркова мелькнуло что-то вроде испуга, мелкого, но заметного, если следить за мимикой.
– Вы не можете этого знать, – наконец сказал он.
Ванзаров от возмущения даже хлопнул себя по коленке.
– Да что у вас тут за странное убеждение, что я ничего не могу знать? Который человек меня в этом убеждает. Хорошо хоть, не отрицаете, что убили Нольде.
Стакан Марков смахнул и не заметил.
– Это что еще такое?!
– После нашей беседы в летнем кафе вы отправились к ней на квартиру и перерезали ей горло, – Ванзаров бесстрашно показал на себе. Чиновникам сыска суеверия неведомы.
– Никого я не убивал… – сказал Марков не так уверенно, как следовало.
– Вот как? Интересно. А вот мы с Николаем Семеновичем уверены в обратном. Убив один раз, второй раз куда проще…
– Какой еще второй раз? – спросил Марков, трезвея на глазах. – О чем это вы?
– Нольде была пробой пера. Настоящее убийство совершено сегодня ночью в доме господина Федорова. Зарезали старика, бывшего вашего учителя, и рука ведь не дрогнула…
Оправив сбившиеся волосы, Марков сел прямо и чрезвычайно строго.
– Это какая-то ерунда…
– Рассмотрим факты. В прихожей стоят ваши начищенные ботинки. Горничная постаралась. Но подошву не тронула. Кому придет в голову чистить подошву? Эта традиция очень полезна для розыска преступников. Потому что на вашей подошве обнаружена белая отметка. Точна такая же, что осталась на полу дома Федорова. В темноте нечаянно наступили в рассыпанный мел. Экспертиза докажет, что вы были в доме учителя в час его смерти. А дальше все просто. Сейчас мы позовем вашу супругу, и она подтвердит, что ночью вы вернулись поздно и спать легли на диване. Она это подтвердит потому, что очень сердита на вас. Семейные ссоры имеют порой самые тяжкие последствия. В вашем случае – лет на пять каторги.
– Нет… – только и ответил Марков, впрочем, не слишком твердо.
– А ведь это далеко не все, что можно про вас рассказать… – продолжил Ванзаров, обменявшись с чиновником участка понимающим взглядом. – Вы у нас как на ладони. Вот, например. Не так давно попали в ситуацию, когда вам потребовалось много денег. История банальная: страсть к юным, слишком юным барышням не осталась незамеченной. Шантажисты взяли вас в оборот. Но вам чудом удалось вывернуться. К сожалению, по весне страсти бушуют не на шутку. Судя по тому, что с вами произошло со вчерашнего дня, вас сжигает огонь. Но чтобы потушить его, требуется крупная сумма. Невинная любовь стоит недешево. Денег у вас нынче нет. И вы опять пошли на поклон к Федорову. Только в этот раз старик отказался помогать вам золотом. Вы разозлились и убили его… Постарайтесь меня опровергнуть.
Марков протрезвел совершенно. Он сидел на стуле чрезвычайно прямо, как приговоренный к пыткам инквизиции.
– Не отрицаю… – сказал он. – Вчера я заходил к Ивану Федоровичу по личному делу, но убивать его и не думал… И Нольде не убивал, даю слово… Мы поболтали, и я ушел.
– Жаден стал старик.
– Это… Нет… Ничего подобного, у меня был частный вопрос.
– Огласите нам этот вопрос, – потребовал Ванзаров.
– Он касается только меня и Федорова…
– Не думаю: деньги всех интересуют. А вас – особенно. Не хочется, чтобы секрет попал в чужие руки? Федоров собирался его раскрыть как раз сегодня вечером. Вот вы и поторопились…
– Совершенная глупость! – Голос Маркова дрожал. – Подозревать меня… Да я и мухи не обижу…
Ванзаров огляделся. Следы разгромленного завтрака производили впечатление.
– Да, это заметно… – сказал он.
– Прекратите ваши идиотские намеки! – взревел Марков, вскочив, чтобы проучить наглеца. Рука напомнила ему, что бывает, когда на силу находит другая сила, и он тихонько сел на место.
– Значит, намеки понимаете…
– Я не убивал Ивана Федоровича, клянусь вам…
Скабичевский презрительно хмыкнул.
– Вы правы, Николай Семенович, – согласился Ванзаров. – Если бы клятвы что-то значили, тюрьмы бы пустовали…
– Мне незачем было его убивать!
– Тогда зачем вы пришли к нему ночью?
– Мне надо было… Надо было выяснить один вопрос…
Вынув клочок, найденный под столом, Ванзаров развернул, но держал на расстоянии.
– Что это? – спросил он. – Что означают эти слова?
Марков потупился и принялся разглаживать полировку стола.
– Не имею ни малейшего понятия… Это не мое.
– Вот как? Интересно… – убрав записку, Ванзаров встал. – Обязан предостеречь: жизни вашей угрожает серьезная опасность. Куда большая, чем вы можете ожидать. По сравнению с ней угрозы местных аферистов – детский лепет. Я бы рекомендовал вам помириться с женой, взять срочный отпуск и уехать из Царского Села как можно дальше.
– Мне нечего бояться, – ответил Марков.
– На этот счет у кого-то может быть другое мнение. Золото притягивает неприятности. Не правда ли, Николай Семенович?
Скабичевский пробурчал нечто невнятное. Их мнения не совпали. Кажется, он не одобрял поступок Ванзарова. Вместо того чтобы забрать подозреваемого в участок, ему рекомендуют бежать. Где это видано? Ведь такие надежды обрисовал на быстрое задержание убийцы, пока сюда добирались. А что в результате? Совершенно ничего. Впрочем, чиновнику сыска виднее.
– Решительно вас не понимаю, – ответил Марков.
Чиновник почтово-телеграфной и телефонной конторы Локтев уставился в «Книгу регистрации телеграмм», чтобы со стороны казалось, будто занят он чрезвычайно важным делом. Между тем все внимание его было отдано странному посетителю.
Молодой человек казался прилично и модно одетым, лицо его было чисто и ухоженно. Вот только вел он себя до чрезвычайности странно. Прибежав впопыхах, потребовал дать экстренную телеграмму. Поначалу Локтев не удивился: на то и телеграф, чтобы отправлять срочные новости. Когда же молодой человек продиктовал текст, телеграфист решил, что это розыгрыш, позволительный светской молодежи. Как можно отправлять подобную белиберду на адрес управляющего Государственным банком?
Он мягко намекнул, что шутки на телеграфе недопустимы. Можно и в полицию загреметь. Молодой человек накричал на него, требуя отправить немедленно. Локтев перечитал текст: ничего подстрекательного к бунту или противоправного в телеграмме не было. Сбегать странный посетитель не собирался, а, напротив, ожидал быстрого ответа. Отстучав ключом текст и получив расчет по срочному тарифу, Локтев стал дожидаться, чем все это кончится. Будет о чем рассказать жене вечером за чаем.
В просторном помещении телеграфа Чердынцев чувствовал себя загнанным в клетку. Он не мог стоять на одном месте, не мог сидеть на затертых лавках и не мог скрывать от себя, что его охватила паника. Подобную слабость он гнал от себя, воспитывая не только умение мыслить и излагать четко, но и не позволял нервам брать над собой верх. Он не справился, когда на него напали в номере и скрутили. Теперь паника опять подступила. Была она куда гаже и сильнее первого приступа.
Чердынцев знал, что не должен потакать ей, но ничего не мог с собой поделать. Перед глазами так и стояла картина: жуткий Ванзаров смотрит на него так, будто это он убил Федорова. «А если это правда?» – спросил кто-то у него в голове. Чердынцев замахал на него, гоня прочь. И опомнился, что находится в публичном месте. Почтенная дама глядела на него открыв рот, а приказчик из лавки не скрывал усмешки.
Настенные часы отбили четверть.
– Да что же он медлит… – пробормотал Чердынцев. Как мог начальник в такой критический момент заниматься другими делами? Ему была обещана помощь по первому зову. А помощь Чердынцеву сейчас требовалась. Необходимо, чтобы Плеске связался с Департаментом полиции и добился отмены его домашнего ареста. Это же очевидно! Тогда он сможет вернуться в Петербург, успокоиться и уже с холодной головой разобраться, что произошло. Почему же управляющий молчит?.. Надо его поторопить еще раз.
Схватив телеграфный бланк, Чердынцев написал новое послание. Было оно более кратким и энергичным. На такие мольбы нельзя не откликнуться. Локтев прочитал его и на всякий случай спросил: действительно ли господин желает это отправить? Быть может, он еще раз подумает? Советы телеграфиста Чердынцева не занимали. Он даже кулаком пристукнул по конторке. Локтев пожал плечами, собрал рассыпанную мелочь и отправил депешу в Петербург.
– Как только для меня будет телеграмма, дайте знать, – сказал Чердынцев, отходя в сторону.
В конторе похолодало. Он поднял воротник сюртука и спрятал руки в рукава. Теплее не стало, кажется, его бил озноб. Не хватало еще привезти в столицу простуду. В Государственный банк нельзя с мокрым носом и кашлем.
