С кислым видом кивнув Масамото, разъяренный Камакура вышел из зала, и его самураи торопливо последовали за ним. Судья призвал к тишине; когда гомон затих, он передал слово Масамото.
— Ученики Нитэн ити рю! — начал Масамото, торжественно взмахнув Нефритовым мечом. — Сегодня мы увидели, что означает быть самураем нашей школы!
Раздался взрыв аплодисментов. Масамото поднял левую руку, призывая к тишине, спустился с возвышения и подошел к Джеку.
— В начале учебного года я сказал вам, что каждый юный самурай должен победить себя, вынести боль изнурительных тренировок и научиться сохранять присутствие духа в опасности. Этот мальчик, Джек-кун, — живой пример моих слов. Сегодня он сражался доблестно и храбро. Одержал победу над противником и не уронил честь школы!
Раздался новый взрыв аплодисментов.
— Однако бусидо — не только смелость и честь, а цель бусидо — не в сражениях и войне. Хотя вам необходимо овладеть искусством боя, не к этому вы должны стремиться. Истинная сущность бусидо — это честность, благородство и преданность.
Повернувшись к Ямато, он положил руку на плечо сына.
— Именно эти качество проявил Ямато. Признать такую правду в присутствии множества людей требует исключительной смелости. Возможно, даже большей смелости, чем потребовалось, чтобы добыть Нефритовый меч.
Масамото поднял сверкающее лезвие, и ученики снова захлопали.
— Ямато, ты ответил на мой вопрос, — продолжал он, глядя на сына с такой теплотой, которой Джек ни разу не замечал раньше. — Я спросил у тебя, что означает быть Масамото. Ты только что показал мне истинный дух Масамото. Ты с уважением отнесся к Джеку. Ты проявил кристальную честность и показал себя настоящим Масамото. Я принимаю твое извинение и прошу вернуться в Нитэн ити рю.
Масамото опустился на колено, чтобы не смотреть на сына сверху вниз.
Джек глазам своим не поверил. Судя по лицу Акико, и она пришла в полное изумление. Несмотря на все происшедшее, Масамото публично и официально признал Ямато. Остальные ученики тоже поняли всю необычность момента и почтительно склонились перед Масамото и Ямато — в зале наступила тишина.
Отец и сын поклонились друг другу.
— Бусидо — это не увеселительная прогулка, — провозгласил Масамото, вставая. — Я говорил вам, что Путь воина длится всю жизнь, а мастерство заключается именно в том, чтобы не свернуть. Ученики Нитэн ити рю, не сворачивайте с пути!
Буцу-дэн взорвался неистовыми аплодисментами.
41. Гион мацуриМаленький мальчик в белоснежной одежде и черной шапочке синтоистского жреца поднял над головой короткий вакидзаси и изо всех сил опустил его.
Одним ударом малыш перерезал веревку, возвещая начало Гион мацури.
— С ума сойти! В жизни ничего подобного не видел! — восторгался Джек.
Мимо проходила нескончаемая процессия: громадные деревянные паланкины и колесницы, украшенные красивыми тканями и белыми фонарями, которые напоминали наполненные ветром паруса. Паланкины несли на плечах, а повозки — некоторые размером с баржу, полные изысканно одетых гейш с набеленными лицами, — толкали.
Когда первая колесница достигла перекрестка, толкавшие ее мужчины громко закричали: «Ёй! Ёй! Ёй то сэй!», а музыканты на крыше принялись отбивать ритм на больших барабанах тайко. Огромное сооружение начало поворачивать и постепенно исчезло за углом, словно гигантский разукрашенный дракон.
— А что это за праздник? — спросил Джек, перекрикивая шум.
— Это очистительный ритуал, — ответила стоявшая рядом Акико. Она была одета в кимоно цвета морской волны, украшенное яркой хризантемой. — Семьсот лет назад в Киото началась чума, и мацури проводится, чтобы предотвратить ее возвращение.
— В Англии тоже была чума, — сказал Джек. — У нас ее называли Черной смертью.
Окружавшая их толпа ринулась вперед: каждому хотелось получше разглядеть проходившие мимо паланкины и колесницы. В неразберихе Эми с двумя друзьями подошла к Джеку, Акико и Ямато.
— Как поживает наш победоносный самурай? — спросила Эми, обмахиваясь красным бумажным веером, и втиснулась между Джеком и Акико. Акико бросила на нее неприязненный взгляд.
— Спасибо, хорошо! — ответил Джек. — Замечательный праздник…
— Пойдемте! — позвал Ямато, увидев недовольство Акико, и схватил Джека за руку. — Я знаю местечко получше.
— Извини, мне пора. Еще увидимся!
Джек помахал разочарованной Эми — Ямато и Акико потащили его сквозь толпу туда, где их ждали Сабуро, Ёри и Кику.
— На вот, попробуй! — сказал Сабуро и сунул Джеку пирожок в виде рыбки.
— Что это? — подозрительно спросил Джек.
— Тайяку… — выдавил Сабуро с набитым ртом.
— Позже. Днем наедимся! — вмешался Ямато. — Надо опередить процессию, чтобы увидеть ее всю целиком. Пошли!
Ямато повел друзей по какому-то переулку, и, попетляв по безлюдным улочкам, они вышли на главную улицу перед дворцом императора.
Там уже собрались сотни людей, повсюду стояли лотки с непривычного вида сладостями, жареной курицей, сэнча и разнообразными безделушками — от красочных бумажных вееров до жутких масок из папье-маше: все было готово к вечернему празднику.
— Ну вот! Что я вам говорил? Отсюда можно увидеть всю процессию! — Ямато стал нетерпеливо проталкиваться вперед.
После вчерашней победы в Тарю-дзиай и примирения с отцом Ямато сильно изменился: он больше не вел себя с Джеком холодно и отстраненно. Больше того, Ямато так серьезно воспринял дружбу с Джеком, что почти превратился в его телохранителя, набрасываясь на любого, кто посмел назвать Джека гайдзином.
Правда, мало кто его так называл. Вместе с Акико и Сабуро Джек и Ямато стали героями школы. Только Кадзуки с дружками по-прежнему терпеть не могли Джека, однако они сидели тише воды, ниже травы, пока вся школа праздновала победу над Ягю рю.
— Смотрите! — закричала Кику. — Масамото!
— Куда это он? — спросил Джек.
— На аудиенцию с императором, разумеется! — с почтительным восхищением ответила Кику. — Император — наше живое божество.
— Хотя Тарю-дзиай выиграл ты, честь личной встречи с императором предоставляется основателю школы, — объяснила Акико.
Масамото с Нефритовым мечом и в сопровождении парадно разодетых наставников — Ямада, Кюдзо, Хосокава и Ёса — вошел в громадные ворота дворца и исчез за высокими стенами.
«Интересно, каково встретиться с живым божеством?» — подумал Джек.
Остаток дня ребята провели, разглядывая процессию паланкинов и колесниц с гейшами и музыкантами, а заодно знакомя Джека с японской кухней. Сабуро определенно нравилось экспериментировать с желудком Джека, насильно скармливая ему все подряд — с большим или меньшим успехом. Такояки, шарики из теста с имбирем и жареным осьминогом, Джеку понравились, а вот обаняки, круглые булочки со сладкой начинкой, на его вкус были приторно-сладкими. Ребята бродили по улицам, и Сабуро постоянно угощал Джека разными жареными пирожками.
— Они называются окономияки, то есть готовь, что вздумается, когда захочется, — объяснила Акико с отвращением во взгляде, когда Джек жевал четвертый. — Но я бы не стала это есть: кто знает, что туда положили!
— Скорее, идите сюда! — закричал Ямато, размахивая руками и показывая на лоток в переулочке. — Здесь продают замечательные маски, я таких еще не видел!
— Смотри, Джек, как раз для тебя! — Сабуро вручил ему маску уродливого красного демона с четырьмя глазами и золотыми зубами. — Ты в ней просто красавчиком станешь!
— А вот эта тебе — учитывая, что ты именно так дерешься! — парировал Джек и протянул ему маску сморщенной старухи.
— Очень смешно! — ответил Сабуро, но маску все же взял. — Ямато, а как тебе эта?
— Почему бы нет? Выразительная штучка, — сказал мальчик, рассматривая золотую маску сумасшедшего с пучками черных волос.
— Акико, а ты какую возьмешь? — спросил Джек.
— Наверное, эту. — Акико показала на красную с золотом маску бабочки.
— Да, тебе она будет очень к лицу… — Джек запнулся, заметив, что его неожиданно нежный комплимент удивил Сабуро и Кику. — Ну… она подойдет тебе куда больше, чем вон та, — неуклюже поправился он, небрежно махнув рукой на маску демона.
— Спасибо, Джек, — мило улыбнулась Акико, поворачиваясь к торговцу.
Джек облегченно вздохнул: хорошо хоть она не видела, как он покраснел! Зато Ямато заметил и многозначительно приподнял брови.
Вскоре после заката зажгли все фонари на паланкинах и колесницах, и Киото превратился в сказочный город. Фонари плыли над улицами, словно облака, освещенные изнутри крохотными солнышками. Все надели маски, повсюду звучала музыка и царило веселье.
Многие паланкины и колесницы остановились: носильщики стали прикладываться к большим бутылкам сакэ, и скоро на каждом углу шумно веселились.
