– Кавальканти убили на моих глазах…
– Вот видите, – сказал Лоренс. – А виновник у вас есть? Вижу по вашему лицу, что этот злодей сумел бесследно раствориться во мраке… Видите, как все прекрасно устроилось?
Бестужев смотрел на него с яростью – которая, он прекрасно понимал, была бессильной. Ничего невозможно доказать. Ничего. Этот мерзавец был неуязвим.
– У меня сильное желание загнать вам пулю в лоб… – процедил он сквозь зубы.
– Не сомневаюсь, старина, ничуть, – сказал Лоренс. – Вполне понятное и простительное желание проигравшего… Но вы же не какой-нибудь неврастеник или глупый юнец. Вы, как я понимаю, офицер в немалых чинах, опытный разведчик. Следовательно, должны прекрасно понимать, что, во-первых, навлечете на себя крупные неприятности, а во-вторых, ничем не поможете делу и ничего не поправите…
Бестужев даже зарычал сквозь зубы – так хотелось легонечко потянуть указательным пальцем спусковой крючок. Но этот скот был прав – дело даже не в неприятностях, какие, к черту, неприятности? Пользуясь логикой Лоренса же, не будет ни свидетелей, ни улик, если Бестужев сейчас пристрелит этого лощеного мерзавца и выбросит тело в иллюминатор. Адвокат прав в другом: это было бы совершенно бессмысленно…
Он с величайшим трудом подавил в себе слепую жажду мести и распорядился:
– Отойдите еще дальше, встаньте к стене. Вот так. Если попробуете дернуться или выхватить оружие, клянусь богом, я вас изрешечу…
– Откуда у меня оружие? – усмехнулся Лоренс, отступил так, что касался спиной стены. – Я даже никогда и не умел с ним обращаться. Оружие адвоката, милейший – ум и слово… Что вы делаете, можно спросить?
Бестужев, переложив браунинг в левую руку, старательно принялся складывать правой бумаги обратно в гуттаперчевый пояс. Получалось довольно неуклюже, но он кое-как справлялся. Взял мешочек, помял его в ладони – твердые маленькие предметы, и немало, алмазы, конечно – отправил его туда же.
Покончив с этим, подошел вплотную к отшатнувшемуся адвокату и нанес ему два удара – так, чтобы на несколько минут сделать совершенно беспомощным. Вернулся к столу, быстренько скинул смокинг, жилет, рубашку. Ежась от наполнявшего каюту пронизывающего холода, тщательно застегнул кармашки пояса и надел его на голое тело. Поеживаясь, тихонько охая сквозь зубы, принялся одеваться.
Лоренс очухался раньше, чем Бестужев рассчитывал. Пошевелился, застонал, сел на полу, гримасничая от боли и потирая рукой горло.
– Подождите, болван, – сказал он слабым, то и дело пресекавшимся голосом. – Давайте поговорим. Никто ничего не видел, нет ни единого свидетеля. Можете ничего мне не отдавать, спалите эти чертовы бумаги сами, а бриллианты оставьте себе. Никто и ничего не узнает, уж я-то, будьте уверены, в жизни словечком не проболтаюсь кому бы то ни было. Вашему начальству доложите, что опоздали, что злодеи успели пристукнуть инженера и уничтожить бумаги. Ну? Что вы пялитесь? Я вам выпишу чек на любую сумму в разумных пределах – и, честью клянусь, не буду потом его опротестовывать, зачем: меня заботит исключительно сохранение тайны, а деньги все равно не мои, наниматели ничего не будут иметь против. Ну? Ваше офицерское жалованье лет за двести! И не говорите, что вы сын миллионера, такие не идут в полицию! Вы представляете, сколько я могу вам заплатить? И никто не узнает!
Цепляясь за стену, он поднялся на ноги, вытянув к Бестужеву руку, бормоча что-то о сотнях тысяч, о том, что никто никогда ничего не узнает… Не сдержавшись все же, Бестужев подошел и отвесил ему сокрушительную затрещину, от которой адвокат полетел на пол. Пробормотал:
– Все, что могу, сэр…
И решительно направился прочь из каюты. Он понятия не имел, что делать дальше и нужно ли хоть что-то делать вообще. Однако на всякий случай, достав из кармана ключ, тщательно запер каюту с Лоренсом. Посоветоваться с инспектором? Нужно будет подыскивать какие-то объяснения, смерть «члена императорской фамилии» будет обнаружена очень быстро, и Бестужеву, очень может статься, начнут задавать недоуменные вопросы… Следует срочно придумать нечто убедительное, чтобы не раскрылась его авантюра с выдуманной им романтической историей… Лоренс при любом раскладе будет хранить молчание, с ним-то как раз легко договориться: молчание за молчание… А вот Луиза… Самое уязвимое место – это Луиза, обнаружив смерть Штепанека, она, чего доброго, поднимет шум…
Стоп, стоп! Осади назад! Ну и пусть шумит. Пока что Бестужев остается и для капитана, и для инспектора вполне уважаемой персоной, как говорится, персоной грата, и любым его словам будет гораздо больше доверия, нежели тому, что скажет эта «брачная авантюристка». Да, вот именно, тревожиться нечего. Если грамотно продумать линию поведения…
– Сэр!
Бестужев обернулся. Перед ним стоял стюард с каким-то странным лицом. Через его плечо Бестужев видел, что в коридоре суетится еще парочка господ услужающих в белых кителях, стучится во все каюты подряд…
– Да? – с барственной небрежностью спросил Бестужев.
– Сэр… Пожалуйста, вернитесь в свою каюту…
– Это, собственно, не моя каюта, – продолжал Бестужев столь же вальяжно. – Это… каюта моего знакомого. Я пришел его навестить, но не застал, никто не отвечает на стук…
– В таком случае, сэр, отправляйтесь в свою каюту и незамедлительно наденьте спасательный жилет… а потом отправляйтесь на шлюпочную палубу. Я вас прошу, не медлите…
Губы у него тряслись, он был бледен.
– Что случилось? – спросил Бестужев серьезно.
– Корабль… С кораблем обстоит не вполне… Столкновение с айсбергом… – его лицо исказилось отчаянной решимостью, и он тихонько выдохнул: – Дело плохо, сэр… «Титаник» тонет…
Самый непотопляемый в мире корабль, безопасный исполин?! Бестужев не успел ничего более спросить: стюард, кинув на него отчаянный взгляд, побежал дальше, заколотил в двери каюты, соседней с той, где был заперт Лоренс. А повсюду в коридоре уже царило форменное столпотворение: пассажиры (нехотя, сразу видно), выходили из кают, все они были в спасательных жилетах – одни тепло одетые, в пальто и накинутых пледах, другие в обычном вечернем платье. Доносились недовольные возгласы, ни какой поспешности не наблюдалось.
По коридору, бесцеремоннейше расталкивая людей, прямо-таки пронесся помощник капитана – в расстегнутой тужурке, со сбившимся на сторону галстуком, без фуражки, с бледным искаженным лицом. Промчался и исчез за поворотом коридора.
Бестужев нахмурился. Ему пришло в голову, что к словам стюарда, пожалуй, следует все же отнестись крайне серьезно. Если переводить на привычные ему армейские мерки, появление офицера в немалом чине в столь предосудительном виде обычно означает, что дела плохи…
– Сэр! – вскрикнул у него за спиной вернувшийся стюард. – Говорю вам, мы тонем!
Стряхнув некое оцепенение, Бестужев направился в каюту Луизы, ворвался туда, как бомба, принялся распутывать узлы, напоследок вынул кляп изо рта. Луиза – ее лицо было покрыто полосками от засохших злых слез – немедленно спрыгнула с постели и, уставясь на него ненавидяще, выпалила:
– Что тут, черт возьми, происходит? Где Штепанек?
– Поздно, – сказал Бестужев. – Они нас опередили, и меня, и вас. Штепанек мертв, как и его телохранитель. Бумаги пропали. А главное, корабль тонет…
– Что вы несете? «Титаник» непотопляем!
– Боюсь, все обстоит очень серьезно. Судя по тому, что я наблюдал…
– Да бросьте вы ваши бредни! С дороги!
Она попыталась проскочить мимо Бестужева, но он бесцеремонно сгреб девушку в охапку и потащил прочь из каюты.
Все те же невыносимо яркие и крупные звезды сияли на небосклоне, но любоваться ими уже не было ни малейшего желания.
Бестужев стоял у перил – все в том же смокинге, но, вот чудо, совершенно не чувствовал холода, пребывая в каком-то странном состоянии, когда обычные житейские неудобства вроде холода или жары человеку решительно безразличны. Поблизости от него на шлюпочной палубе стояла, изредка перекидываясь пустыми фразами, кучка пассажиров первого класса – все наперечет уже известные ему как миллионеры, денежные мешки. Только мистер Астор, недавно расставшийся с юной женой, стоял на особицу, как и Бестужев, глядя в темную гладь океана.
Капитан Смит, расхаживавший здесь же, время от времени, перегнувшись через перила, кричал в мегафон:
– Шлюпкам держаться неподалеку от судна! Неподалеку от судна! Придется подобрать еще…
Он замолчал, с чертыханием швырнул мегафон себе под ноги и сказал, обращаясь то ли к Бестужеву, то ли просто в никуда:
– Бесполезно, черт возьми, они отходят, все до одной…
Веселая мелодия новомодного регтайма в диком несоответствии с моментом разносилась над палубой – совсем неподалеку, у входа на парадную лестницу, стояли музыканты, восемь человек в спасательных жилетах, они играли не менее двух часов. Корабль по-прежнему был залит ярким светом. И он уже ощутимо быстрее, чем прежде, погружался в черную воду…
