Немало перенес на своем веку этот воинский собор… Я вчитывался в биографии священников, служивших в нем и удивлялся яркости их судеб. Иногда даже суеверная мысль возникала: они выбирали собор, или собор призывал их? Революция мало кого из них пощадила. Они выжили под пулями и осколками на фронтах и были расстреляны в своей стране… Они были живым укором как оставшимся в тылу трусам и дезертирам, так и эмигрантам-космополитам, без Родины, веры и чести…
В соборе есть икона причисленного к лику святых настоятеля Троицкого собора- протоиерея Чельцова. Большевики несколько раз арестовывали его. Невзирая ни на что, священник продолжал служить, проповедовать, уже догадываясь, какой финал готовят большевики для русской церкви. Ему довелось даже сидеть в камере смертников, ежечасно ожидая расстрела. На допросах держался достойно. Оставил удивительные воспоминания. В 1930 году вновь арестован по делу графини Зарнекау (белогвардейцам удалось выкрасть из большевистского Петрограда дочь принца Ольденбургского — сюжет достойный приключенческого романа… Если б только спасенная графиня не дала зарубежной прессе «благодарственное» интервью, в котором поименно поблагодарила всех, кто помог ей спастись. Большевики были, конечно, сволочи, но не дураки, и читать умели). Протоиерея арестовали и расстреляли вместе с еще одним священнослужителем Троицкого собора — отцом Михаилом (Николаевским), в Рождество 1931 года. По воспоминаниям красноармейцев, идя на расстрел, Чельцов пел тропари Рождеству…
(Настоятель, протоиерей Геннадий Бартов, рассказывает о подвиге отца Михаила, а священники собора держат икону, приготовленную для освящения.)
Судьбу одного из героев повести «диакона Сергия — младшего» я перенял с биографии диакона Троицкого собора Федора Ивановича Юдина. Во время Второй мировой войны он оказался на оккупированной немцами территории (служил протодиаконом при архиепископе Нарвском Павле (Ивановском). Арестован в 1944 по обвинению в измене Родине. Освобожден в 1955. В 1958 вернулся в Петербург, служил в церкви на Смоленском кладбище. С 1963 — в Троице— Сергиевой Лавре. Скончался в 1974 году, в возрасте 74 лет. Братия монастыря оставила о нем очень хорошие воспоминания. С ранней юности до самой смерти он служил Церкви и Богу… Признан «неподлежащим реабилитации» …
Увы, мне не удалось найти сведений о послереволюционной судьбе колоритнейшего протодиакона Крестовского, послужившего прообразом «отца Сергия-старшего». Да-да, это вполне реальная личность именно с таким характером, как я и описывал.(Вот он, на фото, во время службы в соборе Семеновского полка, рядом с настоятелем.)
Офицер Семеновского полка Юрий Макаров в воспоминаниях «Моя служба в старой гвардии», пишет: «Бесспорно, самой красочной фигурой нашего причта был протодиакон Николай Васильевич Крестовский. Гвардейского роста, с черной бородкой и гривой вьющихся волос, всегда веселый, с громоподобным голосом, он был любимцем полка и всего Введенского прихода. Выпить мог — море, каковое обстоятельство не могло не способствовать его широкой популярности. Он был не только добродушен, но и очень сострадателен и активно добр. Ночлежный дом, столовая и оказание всяческой помощи — находились в непосредственном его ведении, и не бывало церковной службы, чтобы, при выходе, его не ожидало несколько скудно одетых личностей. Приходская голытьба стояла за него горой. Когда его произвели в протодиаконы, он был этим очень горд и на обращение «отец диакон» отзываться перестал. Рассказывали, что какая-то старуха раз после службы долго плелась за ним по церкви, взывая:
— Отец диакон! Отец диакон!
Тот никакого внимания. Наконец, на пятый раз, Николай Васильевич наклонил голову и бархатной октавой в нижнем «до» пустил:
— Прото! — Отец диакон!
— Прото…
Наконец, старуху осенило:
— Отец протодиакон!
— То-то! — отозвался он на два тона ниже и остановился…»
В Троицком соборе он служил два года и дальнейшая его судьба мне неизвестна. Хочется верить, что большевики пощадили хотя бы его седины, но… Уж больно горячим был характер этого замечательного хулигана…
А вот образ штабс-капитана Касаткина я «составил» из судеб двух людей. Первый — председатель «двадцатки» — Григорий Александрович Толоконцев. После закрытия большевиками собора, он призывал прихожан «сплотиться вокруг церквей и не давать их закрывать». Своими ключами открыл собор, впуская верующих. Был задержан и предупрежден о «возможных последствиях» … И уже тем же вечером вновь открыл собор для людей. Два дня он открывал двери храма, прекрасно понимая на что идет. На третий день был арестован и вскоре расстрелян.
Ну а второй, чье имя и фамилию я менять не стал, был комендантом Троицкого собора уже в наши дни. Работал в храме практически с первых дней его возвращения Церкви. Работал много, не жалея себя. Последние годы болел раком. За то время, что мы были знакомы, я не слышал от него ни одного слова жалобы, хотя было заметно, что боли мучали его сильно. Помню, когда незадолго до своей смерти он повел меня по бесконечной лестнице на купола, он то и дело останавливался, собираясь с силами и перебарывая боль. Когда я не выдержал и стал требовать вернуться, он сказал: «Нет. Ты должен все осмотреть, увидеть, понять. Составить общую картину. Рассказать… Что б люди знали… Помнили… Что б больше не допустили… Это ведь больше чем история… Это та борьба, которая еще не закончилась… А если будут помнить — какой ценой заплачено за их право входить в этот храм…Тогда больше не допустят…Так что — вперед!»
Всем этим людям: священникам и служителям соборов, строителям и солдатам, защищавшим Веру и Отечество, отстраивающим и восстанавливающим святыни, я и посвящаю свой скромный труд… Что б помнили…
Стихи Д. Леонтьева
