Пауэрскорт окинул взглядом гостиную. И зря. Стены ее покрывали старые карты — карты Дорсета, карты Бандфорда, карты Солсбери. Некоторые, судя по их виду, стоили немалых денег.
— Простите, что перебиваю! — застрекотала миссис Симмонс. — Я невольно заметила, лорд Пауэрскорт, что вы любуетесь нашей коллекцией карт. Это одно из хобби Уильяма. За интересной старой картой он готов отправиться хоть на край света, не правда ли, дорогой?
— Всему свое время, Мюриэль. Всему свое время и свое место, так я всегда говорю. Лорд Пауэрскорт, вам слово.
— Я уже разговаривал с несколькими офицерами, имевшими касательство к злосчастным событиям на «Британии».
— Это было так ужасно, так ужасно, лорд Пауэрскорт! — сдержать миссис Симмонс невозможно было ничем. — Простите, что снова вас перебиваю. Всегда буду помнить миг, когда я об этом услышала. Уильям подстригал лужайку перед нашим домом, боюсь, мы жили тогда в меньшем, чем этот. А я готовила ему на кухне бифштекс и пирог с почками на ленч. Уильям работал в то время у «Кука» и у него был выходной. Он очень их любит, бифштекс и пирог с почками. И тут мы услышали новость! Почки так и разлетелись у меня по всему полу! Ой, простите, — муж гневно сверлил ее пламенным взором, — я больше не буду вас перебивать. Даю слово. Простите, лорд Пауэрскорт.
Пауэрскорт улыбнулся ей одной из тех улыбок, которые перенял в Дорчестере у его преподобия Адамса.
— Как я уже сказал, мне довелось побеседовать с некоторыми из офицеров «Британии». Я разговаривал и с офицерами «Вакханки», судна, на котором двое принцев обогнули земной шар. Но что мне действительно хочется знать, так это то, как восприняли эти печальные, несчастливые события семьи других юношей. Не думаю, мистер Симмонс, что нам стоит вдаваться в подробности медицинского толка.
Пауэрскорт обращался к сидевшему слева от него, перед горящим камином, Симмонсу. Справа сидела миссис Симмонс, поджидавшая, точно хищная птица добычу, первой же возможности встрять в разговор.
— Получив ваше письмо, лорд Пауэрскорт, я провел немало времени, размышляя об этих событиях, — Симмонс словно бы выступал теперь перед акционерами своего банка, — и потому постараюсь быть кратким. Вскоре после того как связанная с «Британией» история завершилась, родители пяти молодых людей встретились в Лондоне. Мы пытались решить, как нам теперь быть, как позаботиться о будущем наших детей. Родители попросили меня принять роль выразителя их интересов. С того времени я им и остаюсь.
— Им нужен был деловой человек, лорд Пауэрскорт! Кто-то сведущий в делах этого мира. Ведь так, Уильям?
Симмонс продолжил, словно никакого вмешательства в разговор и не произошло.
— Я написал письмо, конфиденциальное, разумеется, личному секретарю принца Уэльского Уильяму Сутеру. Я указал ему, что вследствие деяний сына его хозяина будущее наших сыновей стало весьма неопределенным, требующим значительных расходов. Нас ожидали счета от докторов, поездки в Европу, возможно, даже в Америку, в поисках новых методов лечения. На том этапе я никаких денег не запрашивал. Я хотел посмотреть, каким будет ответ.
— А как мы все тревожились! Какие тревоги, какая неопределенность! Надо же было хоть как-то возместить страдания, выпавшие на долю пяти матерей! Страдания, способные надорвать материнское сердце!
Симмонс неукоснительно продвигался дальше.
— Ответ я получил незамедлительно. Он содержал просьбу о встрече в Лондоне. Мистер Сутер — он тогда еще не был сэром Уильямом Сутером, не так ли, лорд Пауэрскорт? — сказал, что принцу Уэльскому требуется время, чтобы тщательно все обдумать.
Ну еще бы, подумал Пауэрскорт. Готов поспорить, что тот и с единым пенни не расстался бы, если бы мог этого избежать. Он просто ждал, когда к виску его поднесут заряженный пистолет.
— Так или иначе, Сутер дал мне понять, что мы можем назвать нашу цену. Это мы и сделали. Однако нам было поставлено одно условие. Уверен, вы способны догадаться, какое, лорд Пауэрскорт.
— Молчание, — обронил Пауэрскорт.
— Полное и абсолютное молчание. Нам всем пришлось подписать документ, составленный его поверенными. Даже Мюриэль подписала его, не так ли, Мюриэль?
— Уильям, дорогой, в нем вовсе не говорилось, что мы не вправе обсуждать это в уединении наших домов. И сказать по правде, мы справились со случившимся очень хорошо. Уже через несколько лет мы смогли позволить себе переехать сюда, верно?
Пауэрскорт вспомнил разговор о шантаже, случившийся у него несколько лет назад с одним очень проницательным суперинтендантом столичной полиции. Они в тот раз сидели вдвоем в задней комнате паба у реки.
«Все выглядит так, мой лорд, — говорил суперинтендант, неспешно прихлебывая из пинтовой кружки пиво. — Первое, что проделывает шантажист, это поглубже запускает когти в свою жертву. — Он с силой сдавил кулак левой руки пальцами правой. Скоро от кулака отхлынула кровь, кожа на нем побелела. — Потом он начинает требовать большего. Первый год, мой лорд, может оказаться лишь пробой сил. На второй шантажист уже понимает, что может попросить немного больше. Потом намного больше. А спустя какое-то время он начинает считать, что жертва в долгу перед ним, что он, шантажист, деньги свои заслужил. Такое случается».
— Не могли бы вы рассказать мне о вашей договоренности, мистер Симмонс? О том, каким образом выплачивались деньги, ну и так далее.
— О, тут все было устроено очень порядочно и честно, лорд Пауэрскорт.
— Да Уильям ни на что иное и не согласился бы, не правда ли, дорогой? Что сказали бы в банке, если бы в этом присутствовало нечто необычное?
Действительно, что? — подумал Пауэрскорт.
— Деньги поступали каждый месяц. Мы все условились говорить, если кто-нибудь спросит, что это флотская пенсия нашим мальчикам. Впрочем, никто никогда не спрашивал. Выплаты производились как по часам. Через лондонское отделение «Финчс».
— А вы не обнаружили, что с ходом времени все обходится вам дороже? Доктора, лечение и прочее? — Пауэрскорт постарался, чтобы вопрос его прозвучал сколь возможно невиннее. Впрочем, никакой нужды в этом, как оказалось, не было.
— Конечно обнаружили, лорд Пауэрскорт! — миссис Симмонс даже прогневалась. — Все становилось дороже с каждым годом! Нам приходилось ездить в Швейцарию, в Лондон, в Америку, чтобы повидать тамошних докторов. Приходилось покупать для этих поездок новую одежду и шляпки. И если мы потом оставались там ненадолго отдохнуть, так что же в этом дурного, правда? Подумайте, через что всем нам пришлось пройти! Подумайте о позоре, который ожидал бы нас, если бы все вышло наружу! Я никогда бы уже не смогла пройти по деревне с высоко поднятой головой! Нам пришлось бы уехать отсюда! Я считаю, что молчание стоит любых денег, ты согласен со мной, Уильям, дорогой?
— И все всегда шло гладко? Никаких неприятных сбоев? — Пауэрскорт снова вспомнил о своем суперинтенданте. Кое-что из сказанного им вертелось, дразнясь и подтрунивая, в глубине его сознания.
«Если хоть какое-то из соглашений о выплате денег вдруг да не срабатывает, мой лорд, начинается паника. Жуткая паника. А выпустив джина из бутылки, загнать его обратно очень трудно».
— Все и всегда шло очень хорошо, — ответил Симмонс. Жена его на время удалилась из гостиной. — Была одна задержка, только одна, да и та совсем недавно. Но мы сумели во всем разобраться.
— А сами юноши — молодые люди, следовало мне сказать. Я знаю, что один из них в прошлом году умер. Остальные благополучны?
— Благополучны настолько, насколько того можно ожидать, так говорят нам доктора. Иногда несколько лет проходит без всяких хлопот, потом болезнь вдруг вспыхивает с новой силой.
— А ваш Альфред? Он живет здесь, с вами?
— Лорд Пауэрскорт! Отведайте моего особого кекса! Мои скромные усилия неизменно приносят мне приз деревни. Однажды я даже завоевала третье место на выставке графства Дорсет!
Миссис Симмонс возвратилась торжествующая, принеся огромный кекс с цукатами и маленькую, переплетенную в кожу книжицу.
— Вот! Вам, лорд Пауэрскорт, самый большой кусочек! Уильям всегда говорит, что есть мой кекс малыми порциями не имеет никакого смысла!
— С нашим сыном все обстоит благополучно, — продолжал Симмонс. — Он единственный наш ребенок и большую часть времени живет с нами.
— Уильям даже смог подыскать для него скромное место в банке, лорд Пауэрскорт! Как это мило с его стороны! И, в отличие от большинства мальчиков его возраста, Альфреду действительно нравится жить с его мамой! Ведь так, дорогой?
— Он и сейчас здесь?
— Нет, сейчас его нет, — Симмонсу, уже набившему рот кексом, слова давались не без труда. — Он с самого начала года в отъезде. Отправился в Норфолк, погостить у друга, живущего где-то под Факенхемом. Альфред туда часто ездит. Он всегда был очень метким стрелком. Думаю, они там целыми днями охотятся.
