— Ну чем не кардинал! — громче всех хохотал Петр Алексеевич. — Да он любого французишку за пояс заткнет!
Подскочившая карлица схватила стелющейся край мантии и, усердно отвешивая поклон развеселившимся боярам, устремилась за воображаемым кардиналом.
Карлик, остановившись перед Головиным, протянул ему руку для целования.
— Целуй! — прокричал Петр, вытирая из глаз проступившие слезы. — А то кувшин вина за шиворот выльем!
Рука у карлика оказалась необыкновенно широкой. Пальцы поросли рыжеватыми волосами. В основании фаланг — две черные бородавки. Преодолевая отвращение, Головин ткнулся губами в запястье, чем вызвал новый приступ хохота.
— Благословляю тебя, сын мой, — громко и с пафосом произнес карлик и, приподняв ладонь, устремился вдоль столов.
Петр Алексеевич долго не мог отсмеяться. Длинные кудрявые волосы растрепались от буйного веселья, неровной волной стелились на плечи.
— Вот рассмешил, Карлуша. Я этого карлика с собой в посольство возьму. — Кивнув на бояр, сидящих за длинным столом, добавил: — А то от этих постных физиономий скулы сводит. Если они согласятся пойти на союз против Турции, тогда что? — прищурился Петр Алексеевич, посмотрев на любимца.
Петр мгновенно переключался от буйного веселья к серьезной беседе, не давая сотрапезникам расслабляться.
Отрицательно покачав головой, Франц Лефорт отвечал:
— Не так все просто, Питер. После смерти польского короля Яна Собесского Польше сейчас не до России с Турцией, ей бы свои дела уладить. Франция — союзник Турции. Англии и Голландии тоже невыгодна война с Оттоманской Портой, потому что они с ней торгуют. Так что война с султаном никому не нужна, в том числе и России. А вот союзников против шведского короля поискать можно.
Франц Лефорт прекрасно разбирался в европейской политике, что служило дополнительным аргументом для назначения его руководителем дипломатической миссии. Его гибкий ум мгновенно вникал в перипетии дворцовых интриг, высчитывая предполагаемые союзы.
— Кто же будет на месте Яна Собесского?
Уже три года польский сейм не мог выбрать короля, что отодвигало Польшу на задворки европейской политики.
Франц Лефорт отреагировал мгновенно:
— Здесь две реальные кандидатуры: курфюрст Саксонский и принц де Конте.
— И кто же для нас предпочтительнее?
— Лучше, конечно, поддерживать Августа, ему нужны союзники.
— Почему не де Конте?
— У Франции доверительные отношения со Швецией. А потом, он союзник Оттоманской Порты.
Петр Алексеевич внимательно слушал Лефорта, продолжая поглощать водку стакан за стаканом. Такое впечатление, что зелье его не брало. О хмеле, уже порядком затуманившем сознание, свидетельствовали только блестевшие глаза.
— Значит, будем поддерживать Августа.
Задумавшись, Франц Лефорт произнес:
— Впрочем, все может пойти и по-иному. Мне известно, что очень болен испанский король Карл ХII, последний Габсбург на испанском престоле. Он бездетен, и за его наследство могут спорить Франция и император Священной Римской империи Леопольд I. Так что, Питер, легкой прогулке по Европе у тебя не будет.
Веселье наскучило. Поднявшись, Петр распорядился:
— Веди в опочивальню. Устал я, спать хочу.
Глава 23 ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО
Великое посольство отбывало из столицы в мартовскую оттепель. Длинный санный поезд, спустившись с бугра, устремился по накатанной дороге в сторону Москвы-реки.
Ошалев от невиданного зрелища, посадские с восторгом посматривали на обоз, окруженный со всех сторон солдатами Преображенского полка. Замоскворецкие собаки, задрав кверху носы, провожали поезд дружным лаем.
Подоспевшие стрельцы едва успевали оттеснять неугомонных псов бердышами:
— А ну пошли прочь, неуемные!
Только одна сучечка, рыженькая, с поднятым хвостом, не взирая на угрозы, продолжала преследовать поезд, расторопно кружа между людьми и под ногами лошадей. Высокий бомбардир, ехавший на пегой лошади, стеганул кнутом беспокойную собаку поперек спины, и та, обиженно завизжав, сбежала по снежному настилу с крутого накатанного косогора.
— Ловко ты ее, Петр Алексеевич, — услужливо заглянув в глаза, произнес офицер в костюме Преображенского полка.
— Сказано же тебе, Алексашка, дурья ты башка, я не Петр Алексеевич, а бомбардир Преображенского полка Петр Михайлов!
— Ловко ты ее, Петруха, — весело поправился Меншиков, — под самый хвост угодил. Теперь она того… Долго еще с кобелями не захочет.
Бабы, застывшие у полыньи с коромыслами, с интересом провожали обоз. Оживленно, под барабаны и вой гарнизонной трубы, санный поезд отходил от Кремля, привлекая к себе внимание всякого. Русобородые, молодые, со статной выправкой солдаты весело глядели на собравшейся народ и, крепко придерживая мушкеты, торопились следом.
С Благовещенского собора, желая уходящим доброго пути, зазвучал колокол, легко перекрывая своим низким густым звучанием удалой потешный барабан. Из ворот вышел патриарх. Прищурив подслеповатые глаза на выглянувшее светило, всмотрелся в почерневший весенний снег и, осенив крестным знамением хвост обоза, удалился в Кремль, подхваченный под руки заботливыми служками.
Глава Великого посольства Франц Лефорт в парадном татарском кафтане с соболиной накидкой на плечах ехал впереди обоза. По обе стороны от него — французы из Преображенского полка.
— Расступись! — срывая голос, орал сотник на собравшихся горожан.
Толпа, раздвигаясь неохотно, впустила в себя длинный обоз, как если бы хотела проглотить его зараз.
— Куда же это они нынче-то? — спросил дьяк в темно-коричневом кафтане, отступая перед санями.
— В шведскую землю, до Риги, а там к немчинам. Науки постигать.
Накатывая полозьями дорогу, санный поезд покатил по берегу Москвы-реки в сторону шведской границы.
— А вон тот дылда на вороном жеребце уж больно на государя похож, — прищурился дьяк, разглядывая тощую фигуру Петра. — Да и ухватки те же. Так же рожу кривит, как будто бы пчела покусала.
Его собеседник, дядька с черными пронзительными глазами, в меховой шапке набекрень, недоверчиво произнес:
— Неужто царь? Он ведь сейчас в Преображенском селе сидит, со своей лебедушкой, как ее… Не то Монс, не то еще как. Да всех его баб и не упомнишь! — И, всмотревшись попристальнее во всадника, продолжил: — А вообще похож. Только наш государь поладнее будет, а сей уж больно скособочился.
— Я так думаю: все-таки царь. Вот только что ему делать в иноземщине?
— А что еще делать этой детине стоеросовой? То же, что и в Москве. Баловством будет заниматься, маскарады устраивать да фейерверки пускать.
Санный поезд, растянувшись на добрые три версты, петлял по улицам, вызывая неистовую ярость окрестных собак.
— Иноземцы хорошему не научат. У нас своя голова на плечах имеется. На Азов пошли с чужестранными командирами, и что получилось? Только позора набрались. Пришлось на наших полковников менять. А летом царь в Преображенском фейерверк запускал. И что было-то?
— Чуть все село не спалил.
— Вот то-то и оно! Поучится, вернется, так обязательно всю Москву предаст огню. Тогда нас шведы голыми руками брать станут.
Дьяк глубоко вздохнул:
— Поживем, увидим…
* * *
Федор Головин ехал в самой середине обоза. Развалившись в санях, он кутался в бобровую шубу. Подскочивший белобрысый офицер сорвал с головы шапку и, поймав строгий взгляд боярина, молвил:
— Князь, позволь отлучиться, с жинкой не попрощался. Я догоню за посадами.
Холод пробирал. Князь Головин с сожалением подумал о том, что не подложил на сани меховую подстилку. Два часа пути, и можно закоченеть совсем. А дурни денщики даже не позаботились. Вот ужо будет им!
— Валяй! — в раздражении отмахнулся Федор Головин. — Но смотри, чтобы не опоздал. Запорю!
— Спасибо, князь, — весело отозвался офицер.
Натянув шапку, офицер побежал к поджидавшей кобыле. Оседлав, он поддал шпорами лошадь и уже через минуту затерялся в московских улочках. Подъехав к бревенчатому дому в Троицком переулке, офицер осмотрелся. Вроде никого. И только после этого спешился.
Не обращая внимание на лай собаки, удерживаемой толстой веревкой, он прошел в избу.
— Вы опаздываете, — вышел из темноты навстречу офицеру человек в немецком камзоле.
— Сумел освободиться только сейчас, — оправдывался вошедший. Вытащив из кармана грамоту, протянул ее немцу: — Возьмите. Хотелось бы, чтобы это письмо как можно быстрее попало в руке графа Йонссона.
Хозяин взял эпистолу и тотчас заверил:
— Письмо будет у него гораздо раньше, чем вы прибудете в Ригу. Нам важно знать о каждом шаге русского царя. Вас в Риге будут ждать и передадут дальнейшие указания.
