— Нечто вроде секты?
— Тайный кружок единомышленников. Богородовцы говорят о новых путях в искусстве, философствуют, пишут безумные стихи, рисуют картины, которые и дворник не повесит в каморке. И тому подобное…
— Богема в собственном соку.
— Фантазии у них рождаются под воздействием опия. Вот вам и вся богема. Я бы назвал их самоубийцами.
— Почему «Черная Башня»?
— Сейчас узнаете…
Отодвинулась гардина черного бархата, выглянула — Герцак:
— Отец тебя примет… Аполлону велено ждать.
Ванзаров переступил порог. Лера задернула занавес, словно оберегая тайну от чужого любопытства. Они оказались в особой комнате: стены, потолок и пол были выкрашены в черный цвет. Черные шторы наглухо закупорили окна. На полу черной комнаты, посреди черных подушек, возлежал юноша лет двадцати трех, тощий и вялый, с редкими клочками мерзкой бородки. Отец, или в миру Иван Богородов, хозяин «Черной Башни», покуривая трубочку, разглядывал вошедшего рыбьими глазками.
— Чего тебе, старик? — Мутные зрачки заволоклись дымком.
Ванзаров проявил дружелюбие:
— Господин Богородов…
— Для тебя Почтенный Отец! — прошипела Лера.
— Почтенный Отец. Я ищу двух женщин. Одна из них могла приходить к вам за…
— Божественным нектаром, — подсказали ему.
— …За божественным нектаром.
Божество закатило глазки:
— Многие приходят и уходят, но лишь избранные остаются, старик.
— Позвольте показать фотографии… — Ванзаров вынул карточки. — Прошу вас…
— Уходи, старик, ты мне неинтересен. — Он сомкнул веки, плывя в сладком тумане.
Поднялся край черного занавеса, указывая выход.
Ванзаров убрал снимок, шагнул к Отцу и схватил за грудки:
— Я тебе устрою притон!
Духовного лидера встряхнули пустым мешком.
— Познакомлю с приставом Щипачевым — он тебе покажет «Черную Башню» в арестантской. Посидишь денек с ворами — сразу поумнеешь…
Лера стояла с поднятым занавесом, не в силах шевельнуться. В проем высунулся веселый Лебедев.
— Отвечать сыскной полиции!
Богородов испуганно хлопал длинными детскими ресницами.
— Я не… Это…
— Ты узнал одну из них. Когда познакомился?
— Месяц назад… Наша привела, сказала, родственница из провинции…
— Дальше!
— Так это… Принял ее благосклонно. Понравилась мне очень… Хотел ее того, как у нас полагается, так она отказала… Раз такая гордая, заставлять не стал… Не выгнал, больно хороша… Так она потом не появлялась, а нынче прибежала как бешеная, стала требовать опий.
— Опий ей дал?
— Нет… У меня кончился… Только себе осталось…
— Как она назвалась?
— Раса… Имя такое чудное.
— А твоя подруга, что ее привела?
— Леночка Медоварова… Конечно…
— Где живет?
— Да не знаю я… Зачем мне… Сами приходят…
— Когда была у тебя?!
— Се… Се… Сегодня…
— Время!!!
— Минут пять до вас… Пустите…
— Куда пошла? Отвечать!
— В аптеку Пеля. Слабая была, больная. Сказал, чтобы купила себе морфий.
Швырнув Отца на подушки, Ванзаров бросился вон из «Черной Башни».
Воспоминания сотрудника петербургской сыскной полиции ротмистра Джуранского Мечислава Николаевича
Правильный выбор позиции — это половина успеха. Убедитесь в этом сами, Николай. Наглядный пример: стою у ворот, ожидаю, что сейчас кто-то из барышень выскочит. И точно, выскакивает. Только не барышня, а мой командир. Слова не говоря, рысью вперед. Даже не махнул мне, словно я пустое место. Что поделать? Бегу за ним, стараюсь не обогнать. А он такую скорость взял, что на самом деле не обойти.
Бежим по 7-й линии в сторону пятиэтажного дома с башенкой. Там знаменитая аптека Пеля размещается.
Еле поспеваю за начальником, как бы не отстать. Уже арочные двери виднеются. Ванзаров на себя дверную ручку рванул, в три прыжка мраморную лесенку одолел, влетает в аптечный зал, хочет крикнуть, а дыхания нет.
Я ему помог:
— Всем стоять!
Провизор охнул и скляночку выронил. А девица, по виду гувернантка, прижалась к прилавку.
— Барышня… Вуали… Морфий… — Ванзаров кое-как выдавил. — Отвечать! — и на всякий случай наган вынул.
Гувернантка как заверещит. И чего ей не понравилось?
— Ссс-к… полиция… — командир мой говорит.
Провизор за сердце схватился:
— Господа, ну разве так можно? Да, была барышня… Такая странная…
— Когда?..
— А вы не встретились? Только-только ушла…
— Куда?!
Провизор заглядывает в проем, что ведет в служебные помещения аптеки:
— Егор, куда барышня направилась?
— На Большой проспект, на остановку конки! — кричит оттуда мальчишка.
— Ротмистр, она рядом, не упустите… — Ванзаров мне. — И никакой стрельбы больше.
Фармацевт тараторит:
— Такая странная. Пришла, шатается и просит морфий, понимаете? Я говорю: «У вас рецепт есть?» Она протягивает сторублевку: «Возьмите за морфий!» Представьте! Ну, я, конечно, не взял, а она чуть не упала, уцепилась за прилавок. Усадил ее, предложил капли сердечные, она отказалась. Морфий ей подавай! Такая странная! И вуали не подняла! Посидела, отдышалась и пошла. Я мальчика послал проводить… Так, представьте, отказалась. Сама, говорит, доберусь…
Дальше слушать не стал, выскочил из аптеки, господина Лебедева чуть не сбил с ног. На извинения времени нет, потом извинимся. Выскочил на Большой проспект, вижу: от остановки 8-й линии тронулась конка, колокольчик звякнул.
Голубой вагончик оклеен рекламой универсального средства от запоров. Пара лошадок еле тащила. Догнать транспорт, ползущий черепашьим ходом, для меня так же легко, как марш по пересеченной местности. Не зря в кавалерии служил, в сыске пригодилось. К тому же заметил парочку постовых. Дунул в свисток в нейзильберовый [24], дал тревожный сигнал. Городовые встрепенулись.
Показываю им знаками задержать вагон. Они со всех ног припустили. Один, что порезвее, на подножку прыгнул, другой следом. Конка и встала.
Подбегаю к вагончику, влетаю в салон.
На лавке сидит одинокая дама в вуали. Уронила головку и к стеклу прижалась, из-за которого выглядывает вожатый, сильно удивленный.
Наган наготове, подхожу к ней и вуаль поднимаю. Она не шелохнулась.
Тут и Ванзаров с Лебедевым подоспели.
Папка № 29
Запыхавшаяся Софья Петровна подбежала к Холодовой, мерзнувшей у «Польской кофейни». Морозный воздух освежил лицо. Однако Вера Павловна, взяв новую знакомую за руки, сразу заметила:
— Дорогая, вы плакали?
— Нет, нет… Дети рано разбудили, не выспалась…
Софья Петровна совсем не умела врать.
— Вот что. Сейчас пойдем и выпьем шоколаду, а потом погуляем, и вы расскажете все, что случилось.
Софья Петровна пыталась объяснить, что вынуждена откланяться и немедленно возвращаться домой. И так еле удалось вырваться от Глафиры, которая не отпускала. Пришлось плакать и дать клятву, что добежит до кафе, извинится и сразу обратно. Но вместо заготовленных объяснений Софья Петровна пробормотала что-то невнятное.
Холодова опустила вуалетку, подхватила подругу и, не слушая возражений, повела в кафе. Вера Павловна вновь выбрала столик у стены, заявила, что в этот раз ее черед угощать, и заказала к горячему шоколаду дюжину воздушных безе.
— Чем я могу помочь? Все, что в моих силах, сделаю!
Она говорила с таким искренним жаром и дружелюбием, что Софья Петровна испытала непреодолимое желание излить душу.
Принесли шоколад и пирожные. От волнения Софья Петровна не заметила, как съела три штучки и большими глотками осушила чашку. При этом успела рассказать о страшной угрозе, которая прозвучала из телефонного аппарата.
Вера Павловна была сильно озадачена.
— Вы уверены, что угрозы предназначались именно вам, а не вашему мужу? — спросила она.
— При чем тут муж!.. В том-то и дело! Это неслыханная дерзость! Как думаете, что мне делать? Может, это глупая шутка?
Холодова задумалась.
— Ваш муж не ведет случайно какое-нибудь опасное дело?
— Муж?.. А, нет… Что вы! Родион никогда не говорит дома о своих делах. Я бы не стала задавать такие вопросы. — Софья Петровна взяла еще одно безе и только теперь заметила, что на правой руке знакомой нет обручального кольца. — А почему не носите…
Подруга улыбнулась:
— В Ревеле другие обычаи. У них принято носить кольцо на левой руке, а мне это не нравится. Вас сильно напугал этот звонок?
— Очень! Кухарка с трудом отпустила меня из дому. Думаете, угроза настоящая?
— А что на это сказал ваш муж?
— Муж… То есть Родион сказал, чтобы мы не выходили дня два или три, пока не найдет того, кто телефонировал.
— И как же он позволил, чтобы семье полицейского угрожали?
