Однако вскоре, как назло, полиция произвела обыск в замке графа и нашла не только два документа, посланных Кристиной Пуарье, – телеграмму и письмо с угрозой разоблачения и требованием денег, – но и тайничок со шкатулкой, а в шкатулке этой дешевый медальончик, который носила Изабель Морван, колечко, снятое с пальца убитой Бланш Дре, и прочие мелочи, пропавшие с тел жертв «бретонского демона». И если до этого момента большие деньги семьи Кастель еще могли сделать чудо и как-то выгородить графа, то после того, как шкатулка была найдена, всем стало ясно, что песенка преступника спета, и допоет он ее, скорее всего, на гильотине.
– Но я ничего не понимаю! – жаловалась Кристина Антуану. – Я не посылала письма… и телеграмму тоже не отправляла… Клянусь вам, господин инспектор!
Антуан сочувственно кивал. Письмо вообще-то написал Фредерик Варен под диктовку Амалии, почерк Кристины был взят с ее счета, а телеграмму тоже отправила загримированная баронесса Корф, чтобы, как она выразилась, «расшевелить осиное гнездо».
– Конечно, мадемуазель Пуарье придется пережить несколько крайне неприятных минут, и если вы, инспектор, упустите ее из виду, граф ее убьет. Но, учитывая, что эта милая особа построила свое процветание фактически на убийстве Фредерика, я считаю, мы имеем право рискнуть. Нам, конечно, она нужна живая – от страха и ненависти она выложит все, что знает, а как раз этого мы и добиваемся.
Однако с юридической точки зрения процесс, который состоялся над Фредериком Вареном и признал его виновным в убийствах, которые он не совершал, все еще имел законную силу, равно как и приговор. Об этом, в частности, напомнил Лоран Бреваль, который дал журналистам большое интервью. Художник заявил, что никогда не верил в виновность Фредерика, что он пытался защищать своего ученика, но напоролся на недвусмысленные угрозы со стороны инспектора Кервелла, который вел следствие. Тут газеты слегка покусали президента (мог помиловать осужденного, но не сделал этого), Фемида потопталась на месте, почесала в затылке и стала искать в законах нужную закорючку, которая позволила бы аннулировать результаты процесса. Потому что система есть система, и просто так, из-за одного сбоя, никто не станет ее пересматривать. То, что человек едва не погиб из-за махинаций высокородной дамы, конечно, скверно, но это еще не значит, что ради него станут переписывать законы Третьей республики.
– По моим сведениям, – доложил Амалии Ломов, – наверху не получается пересмотреть результаты процесса, так что готовится бумажка о том, что будто бы апелляция о помиловании была подана не по форме.
– То есть апелляцию подадут вторично, и президент помилует Фредерика? Но тогда ему придется отправиться в тюрьму…
– На этот случай, наверное, заготовят еще одну бумажку – о досрочном освобождении в связи с исключительными обстоятельствами. Но вы сами понимаете, госпожа баронесса, что второпях такие дела не делаются, и это займет долгое время.
Амалия нахмурилась.
– Такое положение вещей меня не устраивает, – заявила она без всяких околичностей. – В тюрьму Фредерик не сядет, и я его не отдам.
– Потому что он нужен вам как свидетель? – спросил Ломов, кротко глядя на Амалию. Только очень внимательный человек мог заметить в его фразе иронический подтекст.
– Дорогой Сергей Васильевич, вы же сами все отлично понимаете, – усмехнулась Амалия. – Я не позволила бы посадить его в тюрьму, даже если бы он не слышал голос Мэтра и ничем не мог быть нам полезен. Считайте, это дело принципа.
По ее тону Сергей Васильевич понял, что обсуждать далее данный вопрос бесполезно.
Однажды вечером инспектор Молине явился к Амалии в гости. Вид у Антуана был мрачный.
– Боюсь, я не сумел выполнить условие нашего соглашения, – сказал он. – Вы помогли мне схватить графа, но я не могу сказать вам, как звали человека, который переправлялся поздно вечером в субботу на остров Дьявола. Поверьте, я был на побережье и опросил там всех, кого только мог, но мне в один голос твердили одно и то же: ни один человек не отплывал туда, тем более что надвигался шторм.
– Но тогда как он оказался на острове? – вырвалось у Амалии. – Он все равно должен был плыть… – Она подскочила на месте. – Боже мой, как я сразу не догадалась! У него есть своя яхта…
– Или лодка, – вставил Антуан.
– Яхта! Потому меня и отвезли на остров Дьявола, что Мэтр плыл на яхте и должен был проезжать мимо… Что сказал ему Щеголь в конце разговора? «Счастливого пути» – так не говорят, когда надо всего лишь плыть несколько минут до берега, так говорят, когда предстоит еще большой путь! И вовсе не случайность, что я оказалась на острове… То-то я ломала голову, к чему такие сложности, зачем уезжать так далеко от Парижа, и подручные Щеголя тоже были удивлены… Теперь понятно, кто открыл окно – возможно, произошла какая-то поломка, из-за шторма Мэтр вернулся на остров, отправился проведать Щеголя, понял, что его план сорвался, и открыл окно, чтобы уничтожить следы.
Инспектор нахмурился.
– Должен вам заметить, сударыня, – проворчал он, – я разговаривал с префектом полиции, и он дал мне понять, что считает все разговоры о каком-то короле европейского преступного синдиката глупостью. По его словам, никакого Мэтра не существует.
– Что ж, тем лучше для всех, – задорно парировала Амалия. – Раз я гоняюсь за тенью, то в конечном итоге поймаю только тень, а французская полиция останется при своем убеждении, что она умнее меня. – Антуан хотел возразить, но Амалия не дала ему вставить и слова. – Раз вы не выполнили мое условие, инспектор, то по справедливости должны мне помочь еще раз. Коротко говоря, мне нужен список всех владельцев яхт, которые в это время курсировали вдоль бретонского побережья. Не знаю, где и как вы его достанете, но у вас большие возможности, тем более что вас наверняка произведут в комиссары, и…
– Не факт, – усмехнулся Антуан. – Наверху считают, что я зря затеял эту историю и поссорил их с представителями одной из старейших аристократических фамилий. Один господин так вообще сказал мне, что я ищу дешевой популярности.
– А вы бы ему сказали, что популярность не бывает дешевой, и вообще это дурной тон – судить о людях по себе, – заметила его собеседница. – Да, да, большинство людей сразу же торопится расписаться во всех своих недостатках. Но у вас мрачный вид, инспектор, и я начинаю думать, уж не жалеете ли вы о том, что я побудила вас довести расследование до конца. – Последние слова баронесса Корф произнесла вполголоса и как бы про себя, но Антуан все равно обиделся.
– Когда я выполнял ваше поручение, мне пришлось заодно заехать в Кемпер, – сказал он. – К вдове Жерара. Я обещал ей сказать, если он окажется замешан в чем-то… в чем-то скверном, и не сдержал своего слова, потому что находился в Париже.
– Разговор вышел нелегким?
– Да, мадам Кервелла сказала, что я опорочил честное имя ее мужа… и еще много всякого в том же духе.
– Это было как раз то, чего она хотела, – пожала плечами Амалия. – Вам не стоит воспринимать ее упреки всерьез.
– Простите? – изумился Антуан.
– Вы все время говорили мне, что Луиза произвела на вас впечатление умной и волевой женщины. Скажите-ка мне, инспектор, как она тогда не догадалась, что ее муж занимается чем-то противозаконным? А если так, почему она просто не уничтожила записную книжку?
– Может быть, она все же надеялась, что я рассею ее сомнения…
– Дочь ростовщика? О нет, инспектор. Среди сентенций, которые она усвоила от своего папаши, должна быть еще одна: о том, что заработать большие деньги честным путем крайне затруднительно. – Амалия вздохнула. – Но довольно о ней. Она, как и многие богачи, полагала, что достаточно купить человека, чтобы он стал твоим, – так вот это большая ошибка. Теперь она утешается тем, что Жерар оказался негодяем, а ей все же достанутся деньги, которые при другом раскладе он бы потратил на любовницу. Однако меня интересует не мадам Кервелла, а то, удалось ли определить причину, по которой высокородный граф де Кастель жестоко убивал женщин. Судя по газетным намекам, там вскрылась довольно неприглядная история.
– Да, – кивнул Антуан. – У графа в молодости была любовница, цветочница. Очень красивая девушка, блондинка. Как выяснилось потом, она заразила его неизлечимой венерической болезнью, которую он потом передал своей жене. Из-за этого отношения между графом и его женой ухудшились, и из-за этого же у них нет детей.
– Первая жертва была цветочницей, – напомнила Амалия.
– Нет, это не она, просто, к несчастью, первая жертва оказалась похожа на ту, другую. Любовница графа сейчас находится в лечебнице для умалишенных.
