Годфри Капра и Бриан де Фалэз переглянулись так, словно впервые об этом услышали, но мудро предпочли промолчать.
Архидьякон снова присоединился к дискуссии — во всей этой истории его, как и коронера, больше всего беспокоила кровавая кончина Жильбера де Ридфора.
— Аббат Козимо, мне не совсем ясна цель вашего пребывания в Девоне. Не находитесь ли вы здесь именно из-за этих двух тамплиеров?
Причудливый профиль итальянца медленно повернулся к аббату.
— К сожалению, я не могу обсуждать такие вопросы, архидьякон. Как вы уже знаете, я являюсь папским нунцием и в качестве такового имею все полномочия предпринимать любые действия, которые послужат на пользу святейшему престолу. Однако я могу вам сказать, что на меня возложена миссия искоренения ереси всюду, где она возникает.
После того как аббат фактически посоветовал ему не лезть в чужие дела, Джон де Алансон неподвижно уставился на де Ревелля.
— Так как же следует поступить, шериф? Хотя я уже указывал вам на то, что эта территория находится вне вашей юрисдикции, тем не менее я согласен с вами в том, что нам совершенно не нужны беспорядки. Несколько моих священников и монахов уже пожаловались мне по поводу слухов о завтрашнем событии.
Ричард драматическим жестом перекинул через плечо плащ.
— Я арестую этого человека, как только он покажет здесь свою физиономию. А подходящее обвинение я скоро придумаю.
Несмотря на предупреждающий блеск ледяных глаз Роланда де Вера, Бриан де Фалэз крикнул, обращаясь к де Ревеллю:
— Позвольте нам его схватить! Нам не нужны всякие юридические предлоги — он отступил от устава нашего ордена и заслуживает наказания по нашим законам. Как уже сказал наш предводитель, нам нужно препроводить отступника в Новый Храм, чтобы там его наставили на путь истинный.
Де Вулфу оставалось только гадать, не предполагает ли процесс «наставления» подвешивания на дыбу и выламывания рук из плечевых суставов. Впрочем, у него не было времени раздумывать о методах воинов-монахов, поскольку к словесной перепалке присоединился священник из Модены.
— Самое главное — не позволить этому смутьяну открыть рот в присутствии толпы, — прошипел он. — Ему не понадобится проповедовать и пяти минут перед туповатыми, но впечатлительными простолюдинами, чтобы совершить то, что может нанести непоправимый вред святой церкви. Для меня не важно, повесит ли его шериф, или тамплиеры отволокут его назад в Лондон. Значение имеет лишь то, чтобы ему не позволили оставаться на свободе, где он может в любой момент начать распространять свою ересь. — Скорчив гримасу, которая сразу сделала его похожим на змею, он бросил ядовитый взгляд на коронера. — Я возлагаю на вас частичную ответственность за все эти отвратительные события. Похоже, что вы тесно связаны с этими двумя еретиками. Надеюсь, что вы не склонны разделять их извращенные идеи.
Козимо оглянулся и посмотрел на своих телохранителей, застывших у двери в угрожающих позах.
— Завтра я намереваюсь присутствовать в стенах соборного замка — на тот случай, если вы не справитесь со своими обязанностями. — С этими словами аббат надвинул на голову остроконечный капюшон своей черной сутаны, легким скользящим шагом приблизился к двери и исчез со своими людьми в ночной темноте.
Все оставшиеся — тамплиеры, шериф и архидьякон — повернулись к коронеру.
— Итак, Джон, где он сейчас находится? — резко спросил де Ревелль. — Судя по всему, вам известно о нем больше, чем кому-либо. Собственно говоря, о его существовании мы знаем только от вас!
— Де Бланшфор действительно существует, так же, как существовал и Ридфор, — ворчливо подтвердил Бриан де Фалэз. — Я видал их обоих в Святой Земле — они и тогда были весьма странными. У Ридфора эта странность в крови, и его проклятый дядя это доказал!
Джон де Алансон поднял руки, сложенные будто в молитве.
— Джон, вам известно, где он сейчас?
— Я понятия об этом не имею, — ответил коронер, почти не погрешив против истины. — Я предполагаю, что он все еще в городе, поскольку ворота уже заперты, хотя он мог покинуть его и днем, сразу после разговора со мной.
Де Вулф не погрешил против своей совести, поскольку, узнав о неизбежном допросе в доме собраний, действительно, поймал Гвина в помещении стражи и послал его в «Сарацин» с наказом увести тамплиера с постоялого двора и спрятать его где-нибудь до утра.
Один из облаченных в коричневые плащи сержантов подошел к Роланду де Веру и что-то прошептал ему на ухо. Рыцарь кивнул и задумчиво потянул себя за правое ухо.
— Искать этого Бланшфора сегодня бессмысленно. Я его никогда не встречал, но мои братья, присутствующие здесь, возможно, смогут узнать его, если им доведется с ним столкнуться, поэтому завтра утром будут патрулировать улицы вокруг собора и попытаются перехватить еретика.
Явно намереваясь заканчивать беседу, де Вер поплотнее завернулся в белый плащ с широким красным крестом.
— Что бы ни случилось, нельзя позволить этому человеку подняться на ступени собора, не говоря уже о том, чтобы разрешить ему раскрыть рот, пусть даже он захочет лишь пожелать доброго утра, — объявил он, после чего развернулся и вышел из сумрачного помещения. За ним потянулись шериф, рыцари Христа и их сержанты.
Оба Джона остались одни, если не считать объятого благоговейным страхом Томаса, который словно тень маячил у алтаря.
— У вас необыкновенный талант попадать в самые отчаянные ситуации, Джон, — сказал архидьякон, в глазах которого, несмотря навею серьезность момента, играл веселый огонек. — Несколько месяцев назад это было убийство серебряных дел мастера, потом история с принцем Джоном. Теперь вы привели в наш город и в наш собор еретиков, которых разыскивают по всей Европе! Что же будет дальше?
Лицо де Вулфа озарила одна из его редких усмешек.
— Не бойтесь, Джон, я что-нибудь придумаю!
Глава тринадцатая,
в которой коронер Джон устраивает розыгрыш
Третий, шестой и девятый час службы, а также торжественная месса проводились в клиросе собора, начиная примерно с девяти утра. Первые три представляли собой короткие богослужения, состоявшие в основном из пения псалмов. Когда заканчивалась главная месса, духовенство успевало уже изрядно проголодаться. С семи утра священники уже должны были присутствовать на заутрене, а затем в доме собраний, где, как обычно, зачитывалась глава из Евангелия. Так что одиннадцать часов считалось традиционным временем для обеда.
Однако в это воскресное утро даже пустые желудки не смогли отвратить многих из каноников, викариев, причетников и певчих от того, чтобы собраться у западного портала и самим убедиться в истинности слухов, будоражащих городок со вчерашнего дня. Возможность отдохнуть от рутины бесконечных служб, необходимости видеть одни и те же лица и постылые стены города, привлекли к упомянутому месту множество людей, и представители духовенства почти затерялись в толпе обычных горожан.
Настроение, царившее среди присутствующих, скорее определялось обычным любопытством, нежели стремлением к просвещению. Хотя некоторые из людей постарше, причем не только священников, но и простых горожан, не скрывали своего возмущения или даже гнева по поводу того, что кто-то мог набраться достаточно наглости, чтобы проповедовать ересь со ступеней кафедрального собора.
Дождь уже кончился, когда поток одетых в черное священников вылился из дверей нефа на освещенные слабым солнцем ступени и растворился в человеческом море, окружавшем западный портал огромного здания. Некоторые из духовных лиц, чей голод оказался сильнее жажды драматических зрелищ, медленно направились к своим обиталищам, твердо решив, что если ничего не случится до тех пор, пока они не доберутся до стен, окружавших территорию собора, они ждать не станут. Однако множество других остались у подножья лестницы, перешептываясь и оглядываясь вокруг, надеясь увидеть отступника, обещавшего раскрыть некую ужасную тайну.
В этом людском море встречались и скалы — часовые, полные решимости не допустить попытки нанести ущерб истинной вере. Трое тамплиеров и их сержанты расположились вдоль всего фасада здания, в непосредственной близости от ступеней. В центре находился аббат Козимо, окруженный своими телохранителями, которые подозрительно вглядывались в толпу цепкими холодными глазами. Дальше всех, на краю открытого пространства перед западным порталом стояли шериф, Ральф Морин, констебль замка и с полдюжины стражников под командованием сержанта Габриэля.
Коронер и архидьякон Джон де Алансон стояли возле небольшого задвижного оконца в центральной двери, ведущей в неф. Помощников де Вулфа рядом с ними не было.
Буквально каждую секунду толпа начинала волноваться. Это происходило, когда кому-нибудь казалось, что он заметил незнакомого человека. Несколько раз гул человеческих голосов нарастал, заставляя хранителей истинной веры напрягать мышцы и переступать с ноги на ногу, затем снова воцарялась тишина.
