– Откуда в нем столько жестокости? – тихо спросил он.
– Несправедливость, Григорий Григорьевич. Теллер считал, что судьба несправедлива к нему. Он, потомок дворянского рода, пошел в услужение к коммерсанту. Теллер видел, как сам превращается в ничто в тот момент, когда вы хотите занять его место.
– Его место? – удивился Елисеев.
– Дворянское звание, – напомнил я миллионеру о его вожделенной мечте. Это ему не понравилось.
– А ваша версия с Красильниковым? – спросил он.
– Я думал об этом. Понимаете, если бы существовал третий подземный ход, то версия с Красильниковым могла оказаться верной. Но я совсем недавно понял, что Красильников не обманывал меня. Никакого третьего хода не было – он выдумал его для своих старых товарищей по революционной ячейке. На самом деле ларчик просто открывался. Красильников, зная время сбора, приходил раньше и прятался в тайник. А потом появлялся внезапно перед своими товарищами уже после того, как они пришли. Вот и все. Теллер, допрашивая пятнадцать лет назад Красильникова, узнал об этом тайнике. И в нужный момент использовал его. Если не было хода, значит, Красильников никак не мог попасть на территорию магазина – все-таки там были и другие охранники. А днем – продавцы и рабочие.
– А бедный учитель немецкого? Он при чем?
– Увы, – ответил я, – скорее всего, он был убит просто для того, чтобы повысить градус тревоги, создать впечатление, что Красный Призрак не остановится ни перед чем.
Я повернулся к Борису:
– Еще вопрос. Чем он тебя кормил?
– Хлебом и каким-то мясом. Он видел, что я едва держусь, и заставлял меня есть мясо, чтобы я прожил как можно дольше.
– Значит, это был его мешок с ветчиной. Он забыл его на теле Пахомова и импровизировал.
– Кажется, все детали получили свое объяснение, – кивнул Елисеев. – Владимир Алексеевич, мы можем с вами поговорить тет-а-тет?
Ребята вышли из гостиной, и мы остались с миллионером вдвоем.
– Ну что, Григорий Григорьевич, – спросил я. – Как вы ведрами шумели-то? Не страшно было, что схватят собственные же люди?
– Нет, – улыбнулся Елисеев. – План с самого начала был хорош. Но как я понимаю, вы действовали скорее по интуиции?
Я кивнул.
– Скажите, Гиляровский, – с серьезным видом произнес миллионер. – Вы сильно пострадали? Я могу компенсировать вам издержки?
– Можете, – кивнул я.
Елисеев вынул из жилетного кармана крохотный блокнот в кожаном переплете с золотым тиснением. Он написал на листке блокнота несколько цифр и показал мне через стол.
– Эта сумма будет достаточной?
– Да, – сказал я.
– Могу я вам выписать также гонорар за составление текста обо всем случившемся. Скажем, для журнала, который я, может быть, начну издавать. Со временем.
– Покупаете? – спросил я.
– Нет, – ответил Елисеев. – Я заказываю вам книгу. Вы сделаете свою обычную работу, а я куплю ее результаты.
Он написал еще одно число в блокноте и снова показал мне.
– Такой гонорар будет достаточен?
– Да, – сказал я, – вы ведь все равно не дадите опубликовать материал в газете?
– Либо сделаю пожертвование для редакции, в которую вы принесете такой материал, либо просто скуплю весь тираж и уничтожу, – кивнул Елисеев.
– Хорошо, – пожал я плечами, – мы с вами договорились.
– Кстати, – произнес Елисеев. – У меня новый начальник охраны. Человек он своеобразный, но свое дело, кажется, знает.
– Кто? – спросил я.
– Посмотрите в окно, – сказал Елисеев. – Он сидит в пролетке и ждет меня.
Я выглянул на улицу. Действительно, в пролетке сидел однорукий мужчина.
– Григорий Григорьевич! – простонал я. – Опять здрасьте-пожалуйста! Знаете, кто это?
– Кто? – встревожился миллионер.
– Бабай из банды Красильникова!
Елисеев встал рядом со мной и посмотрел вниз.
– Знаете, Владимир Алексеевич, – сказал он тихо. – Я, пожалуй, воспользуюсь вашим недавним предложением и взорву все предприятие к чертям! А иначе эти крысы так и будут лезть ко мне из всех щелей. И терьеров на всех не хватит. Тем более что иные собаки и сами почему-то превращаются в крыс.
Он не взорвал магазин. Он сделал по-другому. Весь персонал, занимавшийся обучением, он вместе с семьями вывез в Петербург и поселил там – чтобы не болтали по Москве. Здание магазина в столице еще предстояло перестроить, так что у персонала было время, чтобы забыть историю с Красным Призраком. А в Москве люди Елисеева набрали новых сотрудников и начали их обучение. Правда, из-за этого открытие магазина пришлось отложить на полгода – оно состоялось только в январе. В нише, откуда Теллер вытолкнул несчастную Веру Мураховскую, пел цыганский хор. Через несколько дней после торжеств Елисеев приказал замуровать эту нишу.
Судьба самого Григория Григорьевича Елисеева сложилась печально. Его дети не захотели заниматься коммерцией, а выбрали совсем другие профессии. Жена Елисеева покончила жизнь самоубийством, узнав, что ее муж влюбился в молодую женщину. После смерти матери и новой женитьбы отца сыновья Елисеева отреклись от него и даже выкрали дочку Елисеева – Машу, которая и сама с охотой покинула дом отца. Так Григорий Григорьевич остался последним в своем роду владельцем огромной торговой империи, рухнувшей в одночасье – после Октябрьской революции. Елисеев уехал в Париж и умер в эмиграции. Но магазин остался. Его несколько раз переименовывали, однако москвичи всегда придерживались старого названия – Елисеевский магазин.
Водоотводным раньше назывался Обводной канал в Москве.
Прохожий (жарг.).
Любовник.
Ботинки.
Шляпа.
Стукалки – часы (жарг.).
Жармасс – двадцать рублей.
Шкары – брючные карманы.
Боковня – бумажник.
Скала – пиджачный карман.
Вер – Тихо!
Безглазый – беспаспортный.
Железный нос – политическое преступление.
Бугры – Сибирь.
Притюхал – бежал.
Жаба – сыщик.
Хиль – иди.
Хаза – дом.
Марафет – кокаин.
